Крах черных гномов - Самбук Ростислав Феодосьевич - Страница 31

Ветров свернул на лесную дорогу, проехал немного и остановился на поляне между густыми елочками. Вышел из машины, потянулся.

— А тебе силы не занимать! — с восхищением произнес Карл.

— Не жалуюсь…

Ветров сразу понравился Кремеру. Открытое лицо, светлые волосы, серые чистые глаза — все в нем импонировало Карлу.

Кремер спросил:

— У тебя есть связь с Центром?

— Есть. Не прямая, но есть.

— Срочно нужна взрывчатка.

— Зачем тебе Центр? — удивился Ветров. — Взрывчатку мне переправят из Словакии партизаны. И верные люди найдутся…

Карл почувствовал, как по лицу расползается счастливая улыбка.

— Не может быть! — выкрикнул радостно. — Ты золотой человек!

— Почему это золотой? — пожал плечами Ветров. — Просто деловой. Работа у нас такая, взрывчатка в любое время может понадобиться. Неужели ты разведал подступы к заводу?

Карл начал рассказывать. Юрий слушал внимательно, изредка переспрашивая. Подытожил несколько самоуверенно:

— Мы подожжем эту вонючую керосинку так, что она несколько дней будет отравлять фрицам воздух.

Кремеру не понравился тон Ветрова.

— Не хвались, идучи на рати, — произнес рассудительно. — Все может случиться…

— Да разве я хвалюсь? — искренне удивился Юрий. — Обычная операция и требует лишь осторожности. Основное сделано, а мы только завершим дело.

Кремер смотрел на него недоверчиво. Что это — хвастовство или действительно глубокая уверенность в своих силах? Но хвастуна вряд ли послали бы сюда…

Позднее Карл понял: это ветровское хвастовство — напускное. Юрий каждую операцию продумывал скрупулезно, прикидывал множество вариантов, ибо знал, с кем имеет дело. Малейший просчет мог обернуться большими потерями.

В группе Ветрова было еще три человека. Двое из них — поляки, третий — украинец. Восточные рабочие у «настоящего» немецкого хозяина…

Группа Ветрова провела уже несколько смелых диверсий…

Карл предложил возвращаться. Сел, чтобы не бросалось в глаза, на заднее сиденье. Сидел, закрыв глаза, и говорил, будто диктовал:

— Передай в Центр: будет ли согласие на привлечение к работе фельдфебеля Штеккера? Возможны сведения о передислокации воинских частей, загруженности железнодорожных узлов и информация военного характера.

— Ясно, — кивнул Ветров.

— Группенфюрер Вайганг предложил мне совместные коммерческие дела. Что скрывается за этим, пока не знаю. Согласился, это — лучший способ завоевать его доверие. Со временам надеюсь узнать, чем занимается на самом деле Шрикель с помощниками. — Немного подумал и закончил: — У меня все…

Чистые пивные кружки сверкали на стойке, за которой клевал носом толстый, с обрюзгшими щеками, человек. Его белоснежная куртка подчеркивала чистоту пивной. Столики накрыты блестящей клеенкой, окна прозрачные, большие разноцветные бутылки над стойкой переливаются всеми цветами радуги. Пахнет свежевымытым полом и пивом.

Эта маленькая пивная на окраине поселка славилась своей чистотой. Именно поэтому она и выдерживала конкуренцию с большой пивной на центральной площади — имела своих постоянных клиентов. Здесь даже дышалось по-особенному, и пиво имело какой-то свой, неповторимый привкус.

Многие посмеивались над этой выдумкой — какой, мол, может быть оригинальный привкус у стандартного эрзац-пива? Но другие — люди солидные — упорно утверждали это, и вечерами у Франца всегда собиралось многолюдное общество.

В пивной сейчас пусто. Вечереет, заканчивается рабочий день. Лишь через час начнут хлопать дверями завсегдатаи, прямо с порога заказывая кружку пива, а пока старому Францу можно и подремать.

В зале всего три посетителя. Один — постоянный клиент, машинист Георг Панкау. Он всегда, каждый свободный день, в это время приходит сюда, занимает место в уголке возле печки и читает газеты. По Георгу Франц может сверять часы: ровно в четыре Панкау встает, кладет своп пфенниги на стойку и идет домой. Ровно в четыре, что бы ни случилось — ливень или метель — и кто бы ни предлагал ему кружку пива либо стопку шнапса.

Два других определенно попали сюда случайно. Молодежь обычно предпочитала пивную в центре — там играла музыка и собиралось большое общество, а что касается частоты, то кому она нужна в военное время?

Старый Франц удивился, когда следом за Панкау в пивной появились эти юнцы. Не вытерли ноги (боже мой, для чего же коврик постелен у дверей!), развалились на стульях.

Одного Франц узнал — сын его постоянного клиента Фридриха Ульмана, второго видел впервые — ходит на протезе, тяжело опираясь на палку; взгляд задиристый, острый.

Сначала старый Франц прислушивался к их разговору, а потом стало скучно. Какие сейчас разговоры у молодежи? Вместо того чтобы говорить о работе или о девчатах, все про войну да про войну. И не надоест же!.. Война, правда, приближается к границам рейха, но Франц уверен: она обойдет их поселок, их мирный поселок, где мало кто интересуется политикой, где люди работящие и любят лишь свой дом и пиво — вон как Георг Панкау, который углубился в газету, забыв даже заказать вторую кружку пива.

Франц покачал головой и поднялся. Георг Панкау всегда выпивает две кружки пива, а его первая кружка давно уж пуста. Нацедил полную так, что пена поднялась шапкой, шаркая ревматическими ногами, доплелся до столика машиниста.

— Что-нибудь интересное в газетах? — спросил, меняя кружки.

— Одно и то же…

Панкау поднял очки на лоб, приготовился поговорить с Францем. Но беседа не состоялась. Хлопнула дверь, и порог переступил Фридрих Ульман. Аккуратно вытер ноги, издали поклонился хозяину, мельком взглянул на Панкау и недовольно поморщился, увидев сына в компании Вернера Зайберта. Нет. старый Ульман не был настроен против Вернера — парень по нынешним временам неплохой. Только очень уж любит болтаться по пивным. И Горста таскает за собой — того и гляди, его сын тоже начнет заглядывать в стопку…

Крякнув недовольно, Фридрих прямо у стойки промочил горло. Пил с жадностью, большими глотками, так, что Горст не выдержал, предостерег:

— Простудишься, а потом бегай за лекарствами.

Отец лишь глаза скосил презрительно: ишь ты, щенок, начинает тявкать…

Стоял, делая вид, что полностью занят пивом, а сам думал: подсесть ли к столику Панкау, вызвать ли незаметно? Собственно, он завернул сюда, чтобы повидаться с Панкау — знал его привычку и был уверен, что найдет Георга у Франца.

Никто не помешал бы им — в пивной только Горст с приятелем, — но выработанная годами осторожность взяла верх. Проходя мимо столика Панкау, незаметно подморгнул и свернул к туалету. Не торопясь мыл руки. У старого Франца мыть руки — одно удовольствие; чисто, полотенце мягкое и пахнет свежестью.

Через минуту вошел Панкау. Стряхивая капли с рук, Ульман оглянулся.

— Вот что, Георг, — сказал как можно тише, — пражскую явку забудь. Гестапо разгромило типографию, почти все чешские товарищи арестованы.

— Не может быть! — вырвалось у Георга, но тут же он понял, что брякнул глупость: еще как может быть, сам по лезвию ходит ежедневно.

— К нам нитка не потянулась? — спросил Ульман встревоженно.

— Думаю, нет, — кивнул Панкау, — все хорошо продумано. А тебя кто предупредил?

— На свободе остался Индржих…

Скрипнула дверь, и в туалет ввалился Вернер Зайберт. Простукал палкой по полу, качнулся и пьяно пробормотал:

— Секретничаете? Нашли место…

Ульман сплюнул в умывальник.

— Меньше пить надо, юноша! — сказал, с отвращением глядя на Вернера, Фридрих. — Еще и Горста таскаешь за собой.

— Все равно жизнь пошла кувырком, пей, пока пьется! — погрозил палкой Зайберт.

— Мелкий ныне народ пошел, — сказал неопределенно Панкау и направился к выходу. Ульман осторожно обошел Вернера.

— Еще кружку! — сказал Францу и занял столик возле окна, откуда видна была вся улица. Горст взял свою кружку, чтобы пересесть к отцу, но старый остановил его решительным жестом.