Воспитанница любви - Тартынская Ольга - Страница 26

Возможно ли избежать всего этого? Как? Последовать за Евгением… Нет-нет, даже думать о таком – страшный грех! Вера испугалась своих темных мыслей. Она вообразила Андрея, теплый взгляд синих глаз, его крепкие объятия, когда они вместе плакали… Захлебываясь слезами, девушка осыпала поцелуями злосчастный портрет, с которым ей предстояло проститься. Что придется ей пережить? Стать жертвой похоти Алексеева и после томиться в неволе, пока ее не приберет чахотка или родовая горячка… «Как бы славно было родить сыночка, похожего на Андрея! От него… – продолжала терзать свою душу несчастная невеста. – Как бы я любила его, моего ангельчика, целовала бы его в золотые кудри и синие глазки!»

Потом ее мысли перенеслись опять к Вольскому. Почему он покинул ее? За что? Как мог он оставить Веру в такой тяжелый момент? В глубине души девушка понимала несправедливость последних обвинений. Вольский трудно переживал потерю друга. Девять дней он не отходил от обезумевшей матери Евгения, принял на себя все заботы о погребении и прочем. Что он теперь?

– Прощай, любовь моя! – шептала Вера в забытьи, прижимая к груди дорогой портрет. – Прощай, моя радость, мой единственный…

Сон спас ее от безумия, накрыв глухим покрывалом исстрадавшуюся душу.

– Барышня, проснитесь! Ну проснитесь же! – Кто-то тряс Веру за плечо.

Едва разлепив глаза, она увидела над собой Малашу. Ничего не понимая, Вера уставилась на прислугу. Та затрясла ее с новой силой.

– Поднимайтесь, вас ждут! Да скорее же, скорее, будьте неладны!

– Кто ждет? Зачем? – вялая со сна, бормотала Вера.

Однако она начала одеваться, подгоняемая Малашей. Та бегала по комнате и собирала что-то в большой узел. Сонная барышня наспех оделась и спустилась вниз, куда гнала ее Малаша, в темноте таща следом тяжеленный узел. Вся сцена происходила во мраке. Отчего-то нигде не горело ни огонька, лишь свет месяца да отблески снега проникали в окна. В передней и вовсе было темно, чей-то силуэт маячил у дверей. Вера испугалась и отпрянула было, но тут на нее накинули что-то тяжелое, мохнатое. Затрепыхавшись, как птичка в силках, Вера почувствовала, как ее подняли на руки и быстро понесли. Зловещая тишина сопровождала похищение, и бедная жертва не могла понять, кто несет ее. Потом ее усадили в возок и погнали лошадей. Попытки высвободиться ничего не дали. Девушке было нестерпимо жарко, она задыхалась под шубой, однако тиски чьих-то сильных рук не ослабевали. Вера смирилась и затихла, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи, однако там по-прежнему царила та же зловещая тишина, оглашаемая лишь грохотом копыт по снежному насту. От духоты и нервного напряжения Вера впала в подобие сна.

Когда она очнулась, то увидела себя в незнакомом доме. Освободившись от несносной шубы, девушка огляделась вокруг. Уже светало. Она лежала на небольшом диванчике в крохотной уютной гостиной, освещенной одной свечой. Топилась изразцовая печь, трещали дрова. Гостиная, как видно, находилась в центре маленького домика. Отсюда выходило несколько дверей в другие комнаты. Три окошка были завешаны ситцевыми занавесями, вся обстановка дома носила мещанский характер. Бумажные обои, образа в фольге с засохшей вербой за ними, дощатый крашеный пол, цветок герани на окне, старенькая мебель, обтянутая дешевой тканью. Все это напомнило Вере домик Свечиных в далеком уездном городке.

Где же она? Чья воля, злая или добрая, перенесла ее сюда? Взгляд Веры упал на узел, который лежал на полу рядом с диваном. С большим трудом развязав его, девушка обнаружила свои вещи: платья, капот, белье, шкатулка с молитвенником и образком, портрет Вольского, коробочка с бриллиантовыми сережками – подарок Прошкина, альбом со стихами Евгения, другие мелочи. Многое из подаренного княгиней и вещи, принадлежавшие исключительно Вере. Выходит, случилось нечто, меняющее ее жизнь в самом корне. Очевидно, похищение значило, что в дом княгини Вера более не вернется. Так вот чего добивалась Малаша! Она может торжествовать: цель ее достигнута, и воспитанница больше не переступит порога дома Браницкой.

Но куда же прибило ее течением жизни? Кто похититель Веры и с какой целью привез ее сюда? «А вдруг это Алексеев, чтобы не жениться на мне, похитил и решил сделать меня содержанкой?» – подумала Вера и чуть было вновь не лишилась чувств от подобного предположения. «Надо бежать!» – мелькнуло в голове. Но куда? К Браницкой? Да ведь воспитанница только помеха теперь для княгини.

Вера подошла к одной из дверей, ведущей, очевидно, в сени, и толкнула ее. Дверь оказалась заперта. Вере показалось вдруг, что кто-то пристально следит за ней. Еще одна дверь была слегка приоткрыта, и девушка могла поклясться, что увидела в темноте блеск чьих-то глаз. Под ее взглядом дверь тихо закрылась.

– Кто там? – позвала Вера. – Кто вы? Зачем привезли меня сюда?

Никто не отозвался. Вера толкнулась в следующую дверь, и та наконец подалась. Девушка вошла в небольшую комнату с каким-то смутно знакомым запахом. Раздвинув занавески, Вера стала рассматривать помещение. Видимо, это был кабинет, причем щегольски обставленный, с модными безделушками и литографиями Греведона на стенах. На письменном столе бронзовая чернильница, статуэтка Тальони и бюст Наполеона, трубка, мундштуки, карты. По стенам – седла, нагайки, рапиры. Готическая этажерка с книгами в углу, вдоль стены – кожаный диван с высокой спинкой. Роскошь кабинета контрастировала с бедностью гостиной. Пахло кожей и табаком со знакомым тонким ароматом.

В сенях послышался шум, попутно скрипнула дверь, за которой прятались, и Вера увидела на пороге черноглазую молодую женщину в ярко-красной юбке и узорном платке на плечах. Девушку поразила дикая, хищная красота женщины, гибкость и грация ее движений, сухой блеск глаз. Они не успели что-либо сказать, как загремела щеколда, дверь из сеней отворилась и в гостиную вошел, отряхивая снег со шляпы, Андрей Вольский. Вера застыла на пороге его кабинета.

– Ты приготовила комнату? – не глядя в ее сторону, спросил Вольский у цыганки – а это была она, цыганка, о которой Вера так много слышала.

Дикарка дернула плечом и скрылась, изрядно хлопнув дверью. Сбросив шубу, Андрей засветил канделябр, и в гостиной стало еще уютнее. Рассвет почти не проникал сквозь сомкнутые занавеси, по стенам бродили красные отблески пламени из приоткрытой дверцы голландки. Вера вдруг ощутила давно забытое чувство покоя, дома…

Однако она понимала, что оказалась в весьма рискованном, неприличном положении. Андрей открыл дверцу голландки и молча прикуривал трубку от уголька, прихваченного щипцами. «Подойти к нему, обнять за плечи, зарыться лицом в его кудрях, а там – хоть смерть!» – вдруг подумала Вера, но, конечно, не сделала это. Следовало прежде выяснить, каковы намерения Андрея, ради чего он решился на столь крайний шаг.

– Отчего вы молчите? – не оборачиваясь, спросил Вольский.

– Выше коварство лишило меня языка, – ответила Вера.

Вольский резко повернулся, подошел к ней и внимательно посмотрел в глаза:

– Мое коварство?

– Вы, конечно, понимаете, о чем я говорю. Человек с благородными намерениями не действует в ночи, подобно вору.

Лицо Вольского дрогнуло, он стиснул зубы, но сдержался и тихо произнес:

– Вера, ты дала согласие Алексееву. Я не мог допустить это безумие. Я не хочу тебя терять, как… Евгения. У меня никого не осталось более.

Девушка воскликнула:

– Но ведь вы сами оставили меня! Я долго ждала. Вы бросили меня совсем одну. Что мне было делать? Княгиня собралась в Италию, а я ей мешала. Мне все равно было, за кого идти…

– Я же писал тебе, ангел мой, – прошептал Вольский, обнимая ее за плечи.

– Но я не получила вашего письма, его перехватили, – с горечью ответила Вера, тихо приникая к его груди.

Вольский продолжил:

– В письме я просил тебя подождать. Мне необходимо получить благословение матери и свою часть наследства, иначе нам нечем будет жить. Верно, мы как-нибудь и перебились бы на жалованье, но я поклялся помочь брату и отдать его семье часть наследства. Вообрази, мой ангел, как это важно. Они так стеснены.