Воспитанница любви - Тартынская Ольга - Страница 27

– Потому-то вы нацелились на девицу Изотову? – не удержалась Вера.

Вольский усмехнулся:

– О, эти светские сплетники! Шагу нельзя ступить, чтобы тебя не женили или на худой конец не объявили женихом. Поверь, душа моя, ни о ком, кроме тебя, я и думать не мог.

Вера подняла глаза, полные слез:

– Но ваше равнодушие! О, как это было невыносимо: вы холодны как лед, меня не замечаете.

Вольский обнял ее крепче.

– Дитя мое, я столько грешил в моей жизни! Ты не можешь вообразить сколько! Я дал себе слово не касаться тебя, покуда не уверюсь, что нам ничто не мешает обвенчаться. Сколько их, бедных жертв моих прихотей! Вносить тебя в сей список я не желал, потому держался подальше. Твоя репутация должна быть чище снега.

Вера обреченно приникла к нему вновь.

– Вы хотите, чтобы я вечно оставалась в девицах? Ведь ваша матушка никогда не даст согласие на наш брак.

Вольский отстранился и мрачно заходил по комнате, кусая губы.

– Да, сейчас она твердо стоит на своей позиции: никаких воспитанниц! – наконец выговорил он.

Вера устало опустилась на кушетку.

– Что же теперь будет, Андрей Аркадьевич?

Вольский молчал.

– Мне уже нельзя вернуться к княгине, я навсегда потеряла то положение, в котором состояла, – продолжила Вера. – Вы привезли меня сюда без всякой надежды на будущее, держите под замком… Какую же роль вы отвели мне?

Андрей подошел к ней, стиснул ладонями ее лицо:

– Я люблю тебя, Вера, и не собираюсь отдавать этому негодяю Алексееву!

Вера спокойно и устало ответила:

– Чем же вы лучше, Андрей Аркадьевич? Алексеев-то жениться хотел, а вы делаете меня содержанкой. Так у вас уже есть одна. Или гарема, как у турецкого паши, вам не хватает?

Вольский ударил кулаком по столу:

– Ты будешь только моей! Я женюсь на тебе, Вера, пусть даже без матушкиного благословения.

Девушка решительно качнула головой:

– Нет. Я не пойду на это.

– Ты будешь моей! – с незнакомыми нотками в голосе произнес Вольский, и девушке на миг стало страшно.

Вера гордо поднялась и холодно произнесла:

– Андрей Аркадьевич, я ваша пленница, и вы вольны насильно принудить меня отдаться вам. Однако это вовсе не делает вам чести.

Вольский стукнул кулаком по лбу и, захватив шубу и шляпу, выскочил из дома. Кто-то запер сени на замок.

Часть II

Глава 1

Луша

К Вере постепенно приходило осознание всего ужаса ее положения. Покуда Вольский был с ней, девушка не чувствовала одиночества и отверженности, когда же он уходил из дома, а это случалось все чаще, Вера тосковала, не знала, куда себя деть, и очень боялась цыганки.

В доме жила еще кухарка Авдотья, которая стряпала немудреные кушанья, убирала комнаты, стирала, топила печи. Она же ходила в ряды и в лавочку за провизией. Иногда появлялся мужик, который во дворике колол дрова и складывал их в поленницу под навесом, а потом долго пил чай у Авдотьи. Вере не позволялось выходить из дома, за ней неусыпно следили и Луша (так звали цыганку) и Авдотья. Если они обе отлучались, то непременно запирали пленницу. Впрочем, куда ей было бежать? Поначалу она ждала, что княгиня бросится ее искать, однако Вольский однажды сообщил, что та отбыла в Италию в расстроенном состоянии души и тела. Более у Веры никого не было. Какой-то мифический опекун, которого она никогда не видела и, вероятно, не увидит… А княгиня даже не искала свою незадачливую воспитанницу…

Вера жила в комнатке, соседствующей с кабинетом Вольского. Все в ней было просто, но модный туалетный столик с трюмо, роскошный ковер на полу, бронзовый подсвечник свидетельствовали о заботе Вольского, чтобы Вере было уютно. Окна комнатки выходили в глухой дворик, где в палисаднике росла сирень. Чуть поодаль, засыпанные снегом, ветлы и липы шумели на ветру.

В первые дни пленница почти не выходила из комнаты. Пристроив свои пожитки и забрав у Вольского с этажерки несколько томиков Вальтера Скотта, она читала и спала. Обед и ужин просила подавать к себе. Однако жизненные потребности вынудили Веру обратиться к Луше. Цыганка свела Веру в полуподвал, где постоянно грелся котел с водой и стояла огромная лохань для мытья и стирки. Там же располагалась кухня и клетушка Авдотьи.

Цыганка вовсе не стремилась подружиться с пленницей. Она целыми днями бренчала на гитаре, раскладывала пасьянс или гадала себе и Авдотье. Иной раз надолго замирала у окна гостиной, глядя на улицу и поджидая Вольского. Завидев его экипаж в переулке, Луша радостно вскрикивала и бежала в сени встречать. Вера старалась не присутствовать при этих бурных встречах и не прислушиваться к громким восклицаниям. Однако в ней будто открывалось какое-то иное видение. Ревнивый внутренний взор отмечал объятия, в которые бросалась красавица цыганка, и то, как висла она на шее Вольского всякий раз и покрывала поцелуями его лицо. Было бы вовсе невыносимо, кабы Вольский оставался ночевать, но, по счастью, он стал уезжать вечерами в Английский клуб и после уже не возвращался. Луша злилась не шутя и мрачно смотрела в сторону Веры. Это по ее вине Андрей избегал оставаться в домике на ночь.

Тому были причины. Оказавшись в положении содержанки, Вера сразу же заняла оборону, но Вольский попытался взять эту крепость. Однажды он явился под вечер, когда Луша, изведясь у окна от ожидания, тихо пела какой-то слезный романс и Вера нечаянно заслушалась, приоткрыв дверь. Андрей привез шампанское, конфеты, фрукты и какую-то картонку. Впервые ему улыбнулась удача, и он выиграл в карты немалый куш. Вольский в этот вечер был особенно хорош, наряден и улыбчив, и Вера с тоской наблюдала за ним. Луша не отходила от Андрея, пытаясь всячески ему угождать. Вера хотела было скрыться в своей комнатке, однако Вольский попросил:

– Не уходи, будем пить шампанское.

Он сам откупорил бутылку и разлил по бокалам шипучее вино. Потом, припомнив вдруг, кинулся к картонке, достал оттуда изящную модную шляпку, украшенную перьями и цветами, с улыбкой протянул ее Вере:

– Это тебе.

Девушка равнодушно посмотрела на подарок и тихо произнесла:

– Мне ничего не нужно.

Вольский пожал плечами и швырнул шляпку на диван. Луша тотчас ее подхватила и стала примерять перед зеркалом. Вера отметила, что обновка цыганке к лицу. Та радовалась, как ребенок. Однако скоро ей надоело вертеться, и она устроилась на коленях Вольского с бокалом шампанского. Вера напряженно ждала, что последует дальше, но Вольский и бровью не повел, будто так и должно быть. Девушка отхлебнула шампанского и хотела все же уйти, но Андрей поймал ее за руку:

– Побудь еще немного. Луша нам споет. – И он спихнул цыганку с колен, понукнув ее: – Ну же!

Взяв в руки гитару, дикарка мгновенно преобразилась. Куда делись вульгарность и жеманство? Взгляд ее черных глаз сделался вдохновенным, голос зазвучал воркующе, низко. Что это был за голос! Вопреки всему Вера подчинилась его магии. Луша начала тихо, но уже сейчас в этих грудных звуках слышалось скрытое страдание. Нарастая, чувство прорывалось наружу в цыганском надрыве и русской широте. Уже стеная, Луша все же не теряла меры, останавливаясь на шаткой грани искусства и фарса. Она пела «Друг милый, друг милый, сдалека поспеши», и «Не бушуйте вы, ветры буйные», и «Ах, матушка, голова болит!». Вера могла поклясться, что видела слезы на глазах цыганки. Да и сама она едва удержалась, чтобы не расплакаться.

Взглянув на Вольского, девушка убедилась, что он не менее тронут пением Луши. Андрей смотрел на свою наложницу с неприкрытым восхищением и даже с некоторой томностью. «Я лишняя здесь, лишняя!» – горько подумала Вера. Прищуренные глаза Вольского, обращенные к цыганке, красноречиво подтверждали сей печальный факт. Меж ним и дикаркой давняя страсть, Андрей упивается звуками чарующего голоса Луши, это так очевидно… Ревнуя, Вера углядела и другое во взгляде молодого мужчины: желание. Силясь держаться независимо, она осторожно поставила бокал на стол и прошествовала к себе в комнату. Андрей более не стал ее удерживать…