Русская дива - Тополь Эдуард Владимирович - Страница 32

11

Анна сидела в глубине полупустого ресторанного зала и удивленно посматривала на часы. Если этому Барскому так нужны навигационные системы Аркадия, то какого черта он опаздывает? Конечно, можно встать и уйти, уже 3.06, и, не будь этот Барский полковником КГБ, она ушла бы еще пять минут назад. Но, как заметил ее отец, с КГБ не играют в такие игры. Раз уж они взялись за тебя, от них не отвяжешься, так лучше дождаться его и провести первый раунд. К тому же что-то в этом Барском было не то, какая-то, помимо гэбэшной наглости, странность, которая заинтересовала Анну. И даже не странность, а многоликость. Тогда, во время их встречи в кабинете хорька, он был сама импозантность касты кремлевских вершителей судеб страны. А при их телефонном разговоре его голос явно дрогнул и просел, словно он не добивался деловой встречи, а склонял ее к любовному свиданию. И эта трещинка тут же вселила в Анну уверенность, что она легко найдет компромат на товарища Барского: кто в руководстве сегодняшней России не берет взяток и не имеет тайных грехов — любовниц, внебрачных детей, незаконных дач или левых доходов от теневой экономики?

Однако, к изумлению Анны, Барский оказался идеально чист. Во всяком случае, согласно информации, которую получил ее отец у шоферов КГБ, кроме десятилетней давности развода, в биографии полковника Барского не было ни сучка, ни задоринки. Отличник сначала нахимовского мореходного училища, а потом Высшей школы КГБ, член КПСС, фанатик работы — словом, «трудокоголик», он, по свидетельству шоферов из гаража КГБ, не был ни бабником, ни алкашом, ни тайным гомосексуалистом и не брал взяток с евреев за разрешения на эмиграцию. У него не было дачи, собственной машины, дорогой мебели и даже приличной квартиры. Скорее всего, именно поэтому его жена еще десять лет назад ушла от него к какому-то дипломату и уехала с этим дипломатом на Кубу, оставив Барского в однокомнатной квартире с восьмилетней дочкой и его старухой матерью. Только два года назад вмеcте с полковничьими погонами Барский получил трехкомнатную квартиру, освобожденную уехавшими евреями, которую его мать и дочка тут же разменяли на две однокомнатные — они полагали, что, оставшись один, Барский заживет жизнью свободного мужчины и в конце концов женится. И какие-то признаки движения Барского в этом направлении шоферы КГБ стали замечать. Например, с год назад Барский вдруг стал одеваться в дорогие и модные импортные костюмы, которые даже в спецраспределителе КГБ стоят кучу денег. Однако мать его отошла в иной мир, так и не увидев сына ни с одной женщиной, а дочка, поступив в университет, стала пропадать на занятиях, и Барский, даже освободившись от домашних забот, весь свой досуг проводил не с женщинами, а все в том же Комитете госбезопасности на Лубянке, задерживаясь на работе чуть не за полночь.

Короче, информация, которую отец Анны с таким риском выуживал из своих бывших подчиненных, могла привести в отчаяние любого охотника за компроматом. Но Анна не зря училась у профессора Шнитке, второй закон которого гласил с непреложной прямотой: «Святых не бывает! Святыми бывают только ангелы, но ангелов мы не судим и не защищаем в судах! И если вам нужно скомпрометировать свидетеля, то пусть он будет хоть апостол Павел, не отступайте! Копайте! Копайте на его самого, на его детей, родителей, предков до седьмого колена — копайте, и вы обрящете в его роду лжецов, развратников, взяточников, врагов народа, власовцев или, на худой конец, алкоголиков. Помните, что даже непорочное зачатие Христа еще никем научно не доказано!»

Анна на практике не раз убеждалась в неукоснительной верности и этого закона профессора Шнитке. Беда, однако, заключалась в том, что любые глубокие «раскопки» требовали времени, а в распоряжении Анны была всего лишь неделя. И потому вчера, бросив все дела, она посадила в машину своего терьера Чарли и поехала в Черноголовку, в закрытый и трижды секретный институт мужа. Она никогда не была в самом институте — даже вход на его территорию требовал допуска к секретности высшей категории. Но каждый раз, оказываясь возле проходной Института новых технологий, Анна поражалась масштабам работы и ответственности Аркадия — этот маленький еврей в потертых вельветовых брюках был руководителем гигантского предприятия с какими-то многоэтажными ангарами-цехами, мощными сооружениями, непонятными высотными конструкциями и даже внутренней железной дорогой! В этих цехах и находились, наверно, те сверхсекретные ракеты, которыми он так гордился. И видимо, из-за них вся территория института была окружена глухим бетонным забором с козырьком из колючей проволоки и охранялась не простой милицией, а спецчастями по охране особо важных объектов. Немудрено, что КГБ и Министерство обороны хотели быть на двести процентов уверены в полной лояльности директора этого заведения…

— Здравствуйте, Анна Евгеньевна, извините за опоздание.

Анна подняла глаза.

Олег Барский, явно усталый, в хорошем французском костюме, но в помятой рубашке и со сбитым набок галстуком, тяжело опустился на стул напротив нее. И тут же потянулся за меню, словно пытаясь спрятать в него свои усталые глаза.

— Вы, я вижу, ничего не заказали. Официант! Нам, пожалуйста, две бутылки «Нарзана» и… — Он впервые посмотрел Анне в лицо. — Что будем пить? Коньяк?

— Я не пью коньяк до обеда, — сказала Анна.

— О да, конечно! — тут же поправился он и, надев очки, снова уткнулся в меню. — А что будем есть? Тут я вижу шашлыки «Арарат», цыплята-табака, осетрина на вертеле…

Анна смотрела на него со всевозрастающим интересом. Занимаясь его биографией всю прошедшую неделю, думая о нем постоянно со страхом и ненавистью, она не могла не отметить, что вмеcте с этим в ней растет неподконтрольный женский интерес к нему, как к мужчине, олицетворяющем Власть и Силу. Но теперь этот «несгибаемый чекист» вдруг открылся перед ней нормальным, усталым мужчиной. Или это игра? Анна усмехнулась:

— У вас был тяжелый день, Олег Дмитриевич?

Он встрепенулся и, снимая очки, быстро спросил:

— Что? Почему вы так решили?

— Вы забыли, что мы уже обсудили меню. По телефону. И остановились на форели…

— Ах да! Черт возьми! — Он отложил меню, сунул очки в карман, откинулся в кресле и шумно выдохнул воздух. — Вы правы, сегодня у меня тяжелый день. Но ничего, ничего!

Анна видела, как усилием воли он берет себя в руки, и обратила внимание на то, как он быстро спрятал очки. «Комплексы у нас, — тут же с усмешкой подумала Анна, — очков стесняемся. Значит, все-таки есть слабое место у товарища полковника».

— Голубчик, — вальяжно говорил между тем Барский официанту, — ну, салаты и закуску ты сам сообразишь, а на второе нам форель и бутылку «Твиши». Похолодней, конечно. — И, повернувшись к Анне, стал вновь тем светским львом, каким выглядел при первой встрече, сказал с улыбкой: — Жизнь чертовски великолепна, Аня, и полна сюрпризов! Вы не находите? — и предложил ей «Данхилл».

«Нахожу, — подумала Анна, отказавшись от сигарет, — у меня для тебя тоже есть сюрприз». Но вслух сказала осторожно:

— Смотря что вы имеете в виду…

— Ну, мало ли! — тут же ответил он, словно именно этой реплики и ждал от нее. — Вот мы сидим с вами вдвоем в этом ресторане… Кто бы мог подумать, всего год назад…

И вдруг Анна поняла, почему он выбрал «Армению». Конечно! Ведь именно здесь она бывала с Раппопортом чаще всего! Господи, какой мерзавец! Эти звонки домой, чтобы показать, что и дома, в своей квартире, она не может от них спрятаться! Эта «Армения» — чтобы даже этим расписным потолком давить на ее психику!

Весь ее женский невольный интерес к Барскому как к мужчине разом улетучился, исчез, превратился в отвращение. Она сказала:

— Олег Дмитриевич, я не буду обедать. У нас с вами деловая встреча, а не свидание. Вы хотели знать, не собирается ли мой муж эмигрировать в Израиль. Вот, пожалуйста! — И она вытащила из сумки и положила на стол черный маленький, величиной с книгу, магнитофон «Грюндик» — новинку радиотехники, которая в комиссионных стоила ее месячную зарплату.