Метафизик 1 (СИ) - Дичковский Андрей - Страница 38

— Лупи его! — слышу я пробивающийся сквозь шум толпы крик.

Одновременно с этим на мою спину как будто обрушивается молот Тора.

Я понимал, что будет больно, но даже предположить не мог, что удар бичом — это настолько больно. Тысячи, если не десятки тысяч очагов огненной боли вспыхивают разом по всей спине. В открывшиеся раны как будто втирается соль и вливается лимонный сок, многократно усиливая жжение. Мне удается сдержать крик, но лишь ценой невероятнейших усилий. Тело дергается от удара, ноги пытаются согнуться. Сомкнувшиеся зубы, уподобившиеся мельничным жерновам, лишь чудом проходят мимо языка. Глаза закрываются сами собой так плотно, что, кажется, еще немного — и веки раздавят глазные яблоки.

— Давай, херачь его как следует! — вновь доносится моих ушей чей-то крик.

Как ни странно, именно этот издевательский комментарий заставляет меня открыть глаза и найти впереди, в толпе, его обладателя. Это мне удается без труда — трое щеголей лет семнадцати-восемнадцати в богатых одеждах стоят чуть в сторонке от остальных и лыбятся в мою сторону. Ждут от меня слез и криков о пощаде? Ага, десять раз. Стараясь не обращать внимание на острейшую боль в спине, я сжимаю в кулак правую ладонь, а затем, насколько это позволяют веревки, высвобождаю из них средний палец и, подмигнув этим троим, разворачиваю его в их сторону. Ухмылки на лицах парней стремительно сменяются гримасами недовольства. Я даже чувствую, как мне становится легче...

И тогда в спину прилетает второй удар.

Напрасно я думал, что дальше будет проще — ничего подобного. На мгновение мне кажется, что этим ударом палач перерубил мне позвоночник. Боль, разбегающаяся от спины по всему телу, предательски туманит мне разум и заставляет конечности дергаться.

«Держись. Держись!»

Я пытаюсь абстрагироваться от происходящего, решая в уме примеры. Точнее, пытаясь их решить... Цифры и тем более числа упорно не желают ни складываться, ни перемножаться. Толпа продолжает неистовствовать. Все почти как в том дурацком сне, что я видел в камере незадолго до прихода Илиас — не хватает лишь барабана и черного ящика.

Бич в руке палача продолжает с небольшими паузами подниматься и опускаться. Моя спина постепенно превращается в кровавое месиво — я чувствую, как струйки крови разбегаются по коже и заливают штаны. Кажется, в какой-то момент я невольно начинаю постанывать; надеюсь, что не сильно громко. Боль переходит все разумные и неразумные границы. В районе десятого удара я уже не могу складывать даже двухзначные числа — просто не могу на этом сосредоточиться. И все же я заставляю себя пытаться, раз за разом, лишь бы поменьше думать о том, на что сейчас похожа моя спина и переживу ли я вообще эту экзекуцию.

Где-то в районе двадцатого удара, когда мне наконец-таки удается сложить тридцать восемь и девяносто шесть, я заставляю себя приоткрыть глаза и выцепить взглядом свою группу поддержки. Я вижу, как Кьяльми прижимает к своей груди всхлипывающих Лиару и Элейн, в то время как Конфуций, Фан Лин и Кайядан неподвижно стоят с высоко поднятыми кулаками. Фан Лин коротко кивает мне, когда я пересекаюсь с ним взглядом, и это придает мне сил.

«Еще немного... Еще... Сто девятнадцать... умножим на восемь...»

Порой мне начинает казаться, что тело постепенно привыкает к боли — но затем на спину прилетает очередной удар, и мне хочется вывернуться наизнанку и заорать так громко, как я никогда не орал ни в этой жизни, ни в предыдущей. Что-то течет по моему лицу — может, пот, а может и слезы, черт его знает. Теперь я понимаю, почему мои руки и ноги зафиксировали перед началом экзекуции — конечности теперь живут как будто сами по себе.

«Не отвлекайся. Два. Семь переносим. Восемь и семь... Пять... Один переносим... Девятьсот пятьдесят два?..»

У меня возникает стойкое ощущение, что наказание длится уже больше часа, а количество ударов по спине давно превысило положенные тридцать штук. Разум постепенно теряет связь с происходящим и погружается в какой-то свой мир, тихий и спокойный. Мир, чем-то похожий на ту вязкую темноту, из которой я однажды сумел, вопреки всему, выбраться наружу... Меня как будто затягивает в такую тьму. И, в принципе, я не имею ничего против. Тут хорошо. Тут нет места тревоге и боли. Хочется отбросить все чувства, связывающие меня с мирской реальностью, и закутаться в эту темноту, как в теплое одеяло. Хочется остаться здесь, где ничего тебя не беспокоит, где никакие проблемы не имеют значения...

— Не смей! — внезапно режет мое ухо женский голос извне. — Не смей умирать, Грэй, слышишь!

Кто это кричит? И зачем? Ну что за люди, не могут дать человеку насладиться заслуженным спокойствием. Мне хочется попросить эту вопящую дамочку говорить потише, но язык уже не подчиняется мне. Ну и ладно...

— Ты же обещал мне, Грэй! Ты обещал мне, помнишь?!

Обещал? Кому и что я обещал? Что за глупости. Просто оставьте меня в покое... Хотя бы ненадолго...

— Ты говорил, что сделаешь все, чтобы изменить порядки этого мира! Что искоренишь несправедливости по отношению к таким, как я! Ты ведь дал обещание, Грэй! Так не смей же его нарушать!

Какая надоедливая дамочка... Стоп, я же помню эти слова... И, кажется, знаю этот голос. Это Элейн. Точно. Мы обсуждали с ней что-то подобное... Да-да, в лесу у крепости, перед сеансом одновременной игры... Я действительно что-то обещал ей... Черт, неужели это сейчас так важно, что она не может оставить меня в покое?..

Это начинает злить меня. Мои чувства, практически погасшие, вновь обостряются. Возвращается боль, а вместе с ней и понимание того, что происходит... Я будто бы попадаю на распутье. Я знаю, что все еще могу вернуть свое сознание туда, в мир вязкой тьмы, где тихо и уютно. Мне очень, очень хочется именно так и поступить, сбежать от всего, что творится здесь, в реальности... Но что там говорила Элейн? Я дал ей обещание... Значит, я не могу сейчас сбежать от проблем. Я должен вернуться, как бы мне не хотелось поступить иначе... Должен встретить очередную волну боли лицом к лицу.

Да.

Я рвусь обратно, пробуждая сознание чередой чисел и арифметических действий. Я стискиваю зубы, мотаю головой и концентрируюсь на том, чтобы вновь не уйти легкой дорогой в мир без боли. Судя по всему, мне это удается — по крайней мере, я чувствую, как по спине с хлестким звуком прилетает очередной удар, и веревки с металлическими наконечниками вонзаются в мою разодранную спину. А затем позади меня раздается голос:

— Наказание завершено. С этого момента лорд Грэй чист перед законами Альянса.

Я бы обрадовался, вот только сил на это уже не остается. Сил вообще ни на что не остается. Я вишу на столбе искореженной тряпичной куклой, слыша, как вокруг меня происходит какое-то движение, как гудит начинающая расходиться толпа, как чей-то мужской голос что-то спрашивает насчет меня...

Потом мне на спину брызжут какой-то жидкостью — на секунду боль обостряется, но затем понемногу начинает уменьшаться. Парой мгновений спустя к спине прикладывают что-то мягкое и холодное.

— Ты как, Грэй? — слышу я в непосредственной близости голос Фан Лина.

— Не приставай к нему, Фан, — раздается в ответ хрипловатый голос Конфуция. — У него осталось слишком мало сил, чтобы тратить их, отвечая на твой идиотский вопрос. Разберись-ка лучше с веревками. А ты, Грэй, даже не смей думать о том, чтобы еще раз попытаться отключиться. Назад дороги уже не будет.

Назад дороги не будет... Я повторяю эту фразу про себя несколько раз, и наконец до меня доходит ее смысл. Получается, несколько минут назад я... был на грани того, чтобы смириться со смертью? Эта мысль пробирает меня до костей леденящими иглами, и я принуждаю себя оставаться в сознании. Даже когда мои конечности освобождают, даже когда меня бережно кладут на носилки и куда-то несут, я забиваю свою голову очередными примерами и заставляю себя возиться с цифрами и арифметическими действиями.

В конце концов, я ведь действительно дал Элейн обещание. И я не из тех, кто так легко может отказаться от собственных слов.