Метафизик 1 (СИ) - Дичковский Андрей - Страница 39

Меня тащат на носилках сквозь гул столичных улиц, куда-то вниз по склону холма. Время от времени меня теребят за плечо, приговаривая, чтобы я не засыпал, а еще лучше, чтобы открыл глаза. С трудом приоткрывая глаза и разлепляя губы, я каждый раз шепчу, что все в порядке, что я даже не думал о том, чтобы заснуть... Наверное, мне не особо верят, ну и ладно.

— Когда инквизитор тебя забрал, — в какой-то момент принимается вещать Фан Лин — видимо, полагая, что его монолог поможет мне не терять сознание, — мы сразу же стали обсуждать, как тебя вытащить. Проблема была в том, что, применив силу, мы бы настроили против нашего клана не только инквизицию, но и Высший Совет. Так что нам ничего не осталось, кроме как собрать небольшой отряд и отправиться следом — тем более, что мне в любом случае пора было собираться в дорогу. Потом мы добрались до Гусиной Гавани и, обнаружив следы погрома, испугались, что опоздали... Однако быстро поняли, что болотники потерпели поражение. Ну, а по прибытию сюда с нами связалась эта твоя Илиас, так что мы сделали все возможное, чтобы... Так, нам же сюда, да?

Я чувствую, что мои носилки начинают поднимать вверх по лестнице, а затем и вовсе просовывают их сквозь дверной проем. Сквозь полуоткрытые глаза я вижу, что мы зашли в какой-то дом, неплохо обставленный, с несколькими комнатами. Мы проходим в одну из спален, и меня наконец-то снимают с носилок и перекладывают на кровать, животом вниз. Я кряхчу и постанываю — боль все еще пульсирует в спине, пусть уже и не так ярко, как прежде. Лиара, с мокрыми глазами, кладет мне под подбородок подушку и робко улыбается. Кьяльми и Элейн носятся с какими-то чайниками, мазями, тряпками и иглами. Кайядан, Конфуций и Фан Лин о чем-то перешептываются у ближайшего окна.

— Спасибо, — выдавливаю я из себя дрожащим голосом. — Вам всем... Огромное...

— Так, давай-ка бросай эту чепуху, — строго заявляет мне Конфуций, постукивая посохом по ковру. — Тем более, что это из-за моего недосмотра ты угодил в поле зрения инквизиции. Гребаный Ливе Манроуз! — Лицо Конфуция искажается гневом. — Ничего, я еще поквитаюсь с ним...

— Отец, перестань. — Леди Кьяльми проталкивается боком в дверной проем и ставит на тумбочку рядом с кроватью чашку с каким-то горячим травяным напитком. — Лорду Грэю сейчас нужен покой, и только покой. Так что давайте оставим все эти ваши беседы на потом.

— Я... в порядке, — вру я, и, кажется, дрожащий голос меня слегка выдает. — Немного отдохну и смогу возобновить... подготовку к вступительным экзаменам в Университет...

На этих словах все присутствующие как-то странно переглядываются. Мне это не нравится, так что я решаюсь спросить:

— Что-то не так с моим поступлением?

— Видишь ли, Грэй, — Конфуций становится у изголовья кровати, — боюсь, тебе придется подождать еще год с поступлением...

— Что-о? — Я пытаюсь приподняться, но Кайядан, отойдя от окна, проворно укладывает меня обратно в перину. — Но почему?

— Потому что сегодня последний день работы приемной комиссии. Но не переживай, — непривычно мягко продолжает Конфуций, — за этот год ты как раз поднатаскаешься в...

— Я не могу ждать целый год! — В спине что-то обжигающе стреляет, так что мне приходится на несколько секунд стиснуть зубы и сжать кулаки. — Я ведь обещал...

Я осторожно поворачиваю голову влево и вижу глядящую на меня Элейн. Ее руки сложены на груди, поверх ярко-синего сарафана, а глаза поблескивают в уголках.

— Не знаю, кому и что ты там обещал, — я замечаю, как Конфуций бросает раздраженный взгляд в сторону Элейн, — но, боюсь, выбора у тебя нет...

— Вы сказали, что сегодня комиссия еще работает. Значит, пойду сегодня.

— В таком состоянии? С ума сошел? Тебе срочно нужно наложить швы!

— Хорошо. Накладывайте.

— Что «хорошо»? Ты не дойдешь даже до ближайшего перекрестка!

— Значит, доползу! — Я решительно мотаю головой, хотя здравый смысл подсказывает мне, что правда на стороне лорда Минэтоко. — Я должен... обязан... хотя бы попытаться.

Кто-то из присутствующих с шумом выдыхает — должно быть, Кайядан.

— А ведь я предупреждал вас, — басисто произносит Кайядан, — что он будет настаивать. Ну, и что теперь будем делать?

В сгустившейся тишине наконец звучит уставший голос Конфуция:

— Видимо, все возможное, чтобы наш пылкий лорд не помер по дороге в приемное отделение Небесного Университета Метафизических Наук.

Глава 22

Боль не утихает.

Совсем.

Несмотря на десятки заживляющих бальзамов, щедро пролитых на мою спину поверх швов. Несмотря на метры марлевых бинтов, превративших мое тело в подобие мумии. Несмотря на тучу обезболивающих экстрактов, которыми меня напичкали.

Боль засела внутри меня, словно самый устойчивый паразит, неподвластный никаким глистогонным средствам. Она то притихает, подобно кошке, играющей с удочкой, то издевательски выстреливает пламенными когтями, отчего меня невольно выворачивает наизнанку. Порой эти пламенные когти каким-то непонятным мне образом распространяются до конечностей, так, что ноги подкашиваются, а пальцы правой руки так и норовят разжаться и выпустить выданную мне для ходьбы трость. Конфуций упомянул между делом, что некоторые метафизики способны лечить подобные раны, но для этого нужно специализироваться в метаанатомии — а до этой науки лорд Минэтоко в годы своей учебы так и не успел добраться. В общем, рассчитывать мне приходится исключительно на свою стойкость.

И, вероятно, на удачу.

Так, самую малость.

Конфуций, Кайядан и Фан Лин оставили меня перед входом в здание приемной комиссии и, отсалютовав носилками, остались ожидать меня снаружи — согласно дурацким правилам, сопровождать меня внутри они не имели права. Мне настолько хреново, что я даже не успел толком разглядеть, куда попал — я лишь успел отметить, что Небесный Университет Метафизических Наук, расположенный на вершине городского холма, представляет собой что-то вроде гигантского замка, чьи башни почти что подпирают собой облака. К счастью, комиссия заседает не на вершине небоскреба, а всего-навсего на втором этаже отдельного корпуса — хотя даже это расстояние кажется мне сейчас тропой длиною в жизнь. Жизнь, полную адской боли в спине и конечностях.

Я продолжаю свой крестовый поход по коридору с выбеленными стенами и портретами каких-то щеголей — их улыбки издевательски оценивают мои муки при ходьбе. Я стараюсь не сбиваться с ритма. Клацает трость по плитам, подтягиваются поочередно ноги, потом следует долгий вдох, чтобы погасить пронизывающую насквозь боль в нижней части позвоночника и бедрах. В принципе, все не так уж и сложно. И плевать, что у меня осталось минут двадцать до окончания работы приемной комиссии.

Не успеваю я как следует похвалить себя за то, что сумел приспособиться к ходьбе по коридору, когда на моем пути возникает ведущая на второй этаж лестница. Сколько тут ступеней? Штук тридцать, не меньше. На всякий случай я верчу головой в поисках лифта — ни за что не поверю, что в городе гигантских башен их еще не изобрели. Однако мой взгляд натыкается лишь на портреты высокопарно взирающих индюков в золоченых рамах — некоторые из них глядят друг на друга, словно предлагая сделать ставку, хватит ли у этого калеки сил, чтобы подняться до вершины лестницы, ни разу не навернувшись. Пожалуй, сам бы я поставил на себя — но только лишь потому, что коэффициент на это явно должен зашкаливать... а я, судя по всему, очень уж люблю играть по высоким ставкам.

Уже на первой ступеньке я понимаю, что ходьба по коридору была райской прогулкой. Спина высказывает свое недовольство отупляюще-мощной болью, от которой мир перед глазами начинает плыть, а ноги подгибаются, как пружина в детской игрушке. Левой рукой я придерживаюсь за перила, и только их наличие уберегает меня от падения. Где-то на середине подъема я решаюсь взглянуть, сколько я прошел, и с ужасом понимаю, что преодолел лишь пять ступенек. М-да, здесь моя ментальная арифметика меня немного подвела.