Ты – всё (СИ) - Тодорова Елена - Страница 79

Нечаев хмурится. Медлит с ответом. Но по итогу все-таки кивает.

– На лоджию выйду, Ю. Покурю.

На том и расходимся.

Стоя под теплыми струями душа, я, что ни странно, жалею о сделанном выборе. Мне не хватает Яна. То и дело поглядываю на дверь. Жду его и очень радуюсь, когда он возвращается.

Встречаемся взглядами, будто для проверки.

Порядок?

Да.

Лишь после этого Ян берет свой ноутбук и садится с ним на диван. Под ненавязчивым наблюдением я спокойно заканчиваю все утренние процедуры, втираю в кожу уходовые средства и без спешки занимаюсь волосами.

Нечаев вроде и погружен в рабочие проекты, но взгляды его ловлю очень часто. Смотрит каждый раз так, словно ему в самом деле интересно, чем я занимаюсь. То хмурится, то выгибает в недоумении бровь, а порой и усмехается.

– Ты что будешь? Кофе или чай? – спрашивает, когда я покидаю стеклянную клетку ванной.

– Кофе.

Пока он готовит напитки, стягиваю полотенце и, порыскав по коробкам, надеваю трусы и майку. Поразмыслив, прикрываю низ тела короткими трикотажными шортами.

К тому моменту, как Нечаев приносит две чашки кофе и, оставив их на журнальном столике, возвращается к работе, я уже разбираю первую коробку.

– Я не буду передвигать твои вещи, просто повешу свои блузки рядом с твоими рубашками, а юбки рядом с брюками. Можно? Мне удобно, когда основная одежда, которую я ношу, слева от зеркала.

Еще вчера мне бы было стыдно делиться этими заморочками, но сегодня… После того, как он убедил, что улетел в Германию под давлением обстоятельств… После того, как с искренним сопереживанием и потрясающей чуткостью принял мою больную одержимость порезами… После того, как с покоряющей меня силой и восхищающей мудростью остановил мою истерику… После всех душераздирающих признаний… Я чувствую потребность раскрываться.

Даже сейчас, когда он по моей же просьбе притормозил с расспросами, хочу с ним говорить. Хочу, чтобы он слушал. Хочу, чтобы находил в ответ слова, которые так и не сумели отыскать мои родные.

– А платья? Ты же их тоже носишь часто. Убери что-то мое, чтобы все твои офисные наряды в один ряд вместились.

И снова моим щекам горячо. От заботы и внимания, которые дороже всего на свете.

Отзывается этот поступок и глубоко в сердце. Там заживают ранки, которые даже не Ян наносил.

Громко вздыхаю и улыбаюсь.

– Тогда я перевешу твои брюки направо, – говорю так же шумно, как и дышу. Хватаюсь за напиток, чтобы хоть как-нибудь перебить волнение. Отпиваю и снова млею. Ведь этот кофе сварил для меня Ян. – Спасибо, – салютую чашкой. – Очень вкусно.

– Обращайся.

Я не знаю, настолько нормально, учитывая все, что у нас было, смущаться от подобной фразы. Но факт в том, что смущаюсь.

Боже мой… Ян столько эмоций у меня сегодня вызывает! Мою эндокринную систему качает немыслимо.

– Я то плакать хочу, то секса, то смеяться.

Лишь услышав голос Нечаева, осознаю, что выплеснула мысли вслух:

– Ну, существует же поговорка: счастье любит ржать и трахаться, а не эту вашу тишину.

– Ян! – выдыхаю с непонятными самой себе интонациями. Вроде и возмущаюсь, но как-то чересчур весело. Отставив чашку на стол, прикладываю к пылающему лицу одну из блузок. – Я это случайно сказала.

– А я неслучайно подхватил.

В его голосе тоже слышится смех.

Не могу не высунуться из «укрытия», прежде чем юркнуть в гардеробную.

С трудом дыхание перевожу. Нагляделась же до тахикардии.

Хорошо, что большая часть коробок здесь. Какое-то время работаю спиной к Нечаеву.

– Нам в паспортный к половине девятого, – напоминает чуть позже.

– Да, Ян… Успеем, – обещаю, не отвлекаясь от дел. – Знаешь, есть такая форма отношений, которую называют зависимостью… – нахожу в себе силы, чтобы делиться тем, что остро.

– Как правило, зависимостью чувства других называют те, кто в своей собственной жизни ничего ярче симпатии не испытывал.

– То есть ты не поддерживаешь ту теорию, по которой человек должен быть изначально счастлив один? – спрашиваю, старательно подбирая слова.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Поправляя платье на вешалке, не самым осторожным способом стреляю взглядом в невозмутимого и, как всегда, уверенного Нечаева.

– Проверял я, Ю, эту теорию. Не работает, – признает серьезно, провоцируя на моей коже новый слет мурашек. – Да, закрывая базовые потребности и реализуясь в выбранной сфере, испытываешь удовлетворение. Но если не с кем его разделить, это состояние весьма и весьма непродолжительно. У каждого есть человек, который так или иначе постоянно в мыслях. Который словно тень твоя. Без которого сердце будто вполсилы бьется. Увидев или попробовав что-то новое, невольно задаешься вопросами… – выдерживает небольшую паузу. – А что бы сказала Ю? Как бы она посмотрела? Что отразилось бы в ее глазах? Гордилась бы она мной? Радовалась бы вместе со мной? Плакала бы? Или смеялась?

Смотрю на него и дышать не могу.

– Это тяжело. Временами – пиздец как больно. Но без этого еще хуже. Невкусно, Ю.

Затрагивая тему зависимости, я собиралась рассказать о том, что происходило в моей жизни, когда он исчез. Но после этой исповеди ничего выдавить неспособна.

Отворачиваясь, молча заканчиваю распаковку вещей. В голове рой мыслей гудит, но высказать хоть что-то так и не получается.

Коробку со своими воспоминаниями, так и не решившись ее открыть, прячу на верхнюю полку гардеробной Нечаева. Рядом сажаю зайца, которого мне когда-то по его просьбе принесла в больницу Милана Андреевна.

Быстро переодеваюсь в один из офисных луков, поправляю волосы и подкрашиваю губы.

– Зачем ты сделала эту татуировку, если постоянно заклеиваешь ее пластырем?

То ли я себе надумываю, то ли в голосе Яна, и правда, слышатся подозрительность и настороженность… Суть в том, что я вздрагиваю и смотрю на него, выдавая страх.

– Мне она не совсем нравится… Хочу кое-что переделать, – приходится соврать.

– Могу я взглянуть ближе?

– Нет! – выпаливаю слишком резко. И спешно исправляюсь: – Не сейчас, Ян. Дай мне время.

– Хорошо.

И часы спустя на повторе крутятся слова Нечаева. Концентрироваться на своих профессиональных задачах сложно. Хорошо, что в субботу рабочий день сокращенный.

– Точно сама пойдешь? – спрашивает Ян, когда прошу его подбросить к родителям. – Знаешь же, что у меня есть веские причины, чтобы беспокоиться. Последний раз, когда ты без меня к ним поднималась, назад выбежала зареванная.

– Ах, Ян… Не вспоминай ты… – толкаю взволнованно. – Я теперь другая. Да и мама с папой изменились. Плакать меня они больше не заставят.

– Если что не так, сразу меня набирай. Я тут недалеко буду. В одно место заскочить нужно. Ты сколько у своих пробудешь?

– Дай мне час.

– Хорошо. Ровно через час я за тобой приеду.

Слившись несколько раз в поцелуе, прощаемся.

Обстановка дома, конечно, царит напряженная.

И это еще до того, как я, раскатывая тесто на вертуты, между делом объявляю:

– Мы с Яном Нечаевым будем жить вместе.

Ага, переставая жевать виноград, замирает с открытым ртом.

– О... Господи… Боже мой… – выдыхает мама, оседая на ближайший стул. Сидящий на диванчике отец и вовсе в статую превращается. – Ты же несерьезно?

– Серьезно. Решение принято осознанно, – отвечаю спокойно, продолжая заниматься тестом.

– Нет, это не может быть обдуманным, – кряхтит папа.

– Юния, дочка…

– Не надо меня переубеждать. И вспоминать плохое не стоит. Ни к чему эта мелодрама. Вы Яна совсем не знаете.

– Думаешь, ты знаешь? – выдает мама дребезжащим голосом.

– Я его чувствую, мам. Я с ним, как за каменной стеной.

– Ты ошибаешься…

– Ошиблась я, когда поверила тому, что о нем говорили другие! Все было ложью!

– Что все?

– Все, мам! Даже это гребаное заявление об изнасиловании – очередная фикция!

– Это он тебе сказал, что фикция? Заявление было! Нам в школу сигнал приходил! Алексей, подтверди.