Ты – всё (СИ) - Тодорова Елена - Страница 80

– Конечно. Так и было.

Оставляю тесто, чтобы повернуться к родителям лицом.

– И какое это заявление, мам? Такое же, как склепала ты? Его потом забрали! Если бы Ян реально кого-то обидел, отец бы с него шкуру содрал! Их так воспитывают… Но ты ведь не знаешь Романа Константиновича. Ты и о нем плохо думаешь. А он человек с большой буквы! Послушайте Агусю. Она ведь точно мыслит трезво.

– А откуда, прости, Агнии твоих Нечаевых знать? – бухтит папа возмущенно.

– Я знаю Нечаевых, – вступается неожиданно появившийся в кухне дедушка. – Все верно Юния говорит. И за Яна Нечаева я лично поручиться могу. Заявление – клевета. Я беседовал с так называемой жертвой. Ничего у них не было. Все от обиды натворила. Потом сама же плакала и просила вместе с родителями у Нечаевых прощения.

– Пап, насчет твоего мнения мы в курсе. Но оно не клеится с тем, что случилось позже.

– Вы такие смешные… – все, что могу вытолкнуть в приступе слепой злости. – Меня ведь Нечаев тоже не насиловал! Что случилось-то???

– Мы смешные? Разобьет тебе снова сердце, придешь же к нам! Будешь плакать и…

– Да если и буду, мам… – на эмоциях задыхаюсь. – Если и разобьет мне кто-то сердце, твоя задача – пожалеть! Это все, что мне от тебя было нужно, мам! Все, понимаешь?! Если бы вы меня поддержали тогда, все бы было по-другому! Я не виню, просто говорю, как чувствую. И сейчас…

– Дочка…

Слезы подступают, а я не хочу их проливать. Обещала Яну.

Разворачиваюсь и молча иду в свою опустевшую комнату.

Руки в муке. Стараюсь это игнорировать. Ложусь на кровать и просто прячу их под мышки.

– Дочка, – проскальзывает в спальню мама. Вместе с папой замирает на пороге. – Прости нас… Мы тебя любим…

– Очень сильно любим… – вторит отец.

– Я вас тоже, – шепчу и устало прикрываю глаза. – Сегодня подала заявление на загранпаспорт. Скоро по работе в Японию полечу.

– В Японию? – протягивает мама недоверчиво.

– Да.

– Пойдем скорее на кухню. Расскажешь.

Соглашаюсь, потому что сама всеми силами пытаюсь затушить возникший конфликт. Делюсь деталями со всеми подробностями. Родители, проявляя участие, расспрашивают до мелочей. И, что не может не радовать, хвалят меня и говорят, что никогда во мне не сомневались.

– Ты такая молодец, дочка! – повторяет мама едва ли не в десятый раз. Отправляя в духовку последние вертуты, мечтает о том, как расскажет про мои успехи родственникам и коллегам. – Ой, Юнь, ты только побольше фотографий сделай. Там такая культура! Твоя утонченная красота на фоне всей этой восточной эстетики потрясет всех!

– Потрясет всех настоящая девочка Сукэбан, – посмеивается Ага.

– Хоть сегодня с этими Сукэбан придержите коней, – ворчит папа.

– Они не на конях ездят, папуль. На байках, – дразнится сестра. – Ты же видел, наша Юния круто гоняет.

– Господь Вседержитель…

– Ну, хватит вам…

Шум голосов стихает, когда звонят в дверь.

– Открою, – отмирает первым дедушка.

У меня сердце принимается с утроенной скоростью работать.

И не зря.

Потому что мгновение спустя на кухне появляется Ян Нечаев. Но не один. С ним вся его семья.

44

Я люблю тебя так сильно…

© Юния Филатова

Мужчины семейства Нечаевых в костюмах. Все, кроме отца и самого младшего, с букетами. Роман Константинович обеими руками держит завернутую в коричневую бумагу и перехваченную красным бантом большую прямоугольную коробку. Кроме того, буквально на двух его пальцах висит бутылка шампанского. Скривленному в недовольстве Боде доверили торт. Беспокоюсь, что он швырнет его кому-то в лицо, пока не замечаю лежащий на белоснежном рушнике на вытянутых руках Миланы Андреевны каравай.

Всполошившись, устремляю взгляд к Яну. Щеки тотчас вспыхивают.

Боже… Боже… Господи…

Прежде я видела своего Нечаева с цветами только на школьных линейках начальных классов. Никогда не думала, что годы спустя, когда он станет мужчиной, букет в его руках вызовет во мне столь бурное волнение. Я тоже повзрослела, стала сильнее, но прямо сейчас чувствую себя еще более смущенной, чем на нашем самом первом звонке. А волновалась я тогда знатно. Думала, что сознания лишусь. Сейчас опасаюсь того же.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Мы Нечаевы. У нас в семье четыре сына. И мы пришли за первой дочкой, – толкает Роман Константинович на правах главного.

Со своей привычной скрытой улыбкой, которая светится в его глазах и лишь слегка приподнимает уголки губ. Вежливо, спокойно и уверенно, хоть, несомненно, в курсе того, какого мнения о них моя родня.

Чего только стоит заявление…

Не докручиваю эту мысль, потому как именно в тот миг осознаю: это происходит!

Меня сватают.

Судорожно втягивая воздух, смотрю снова на Яна. Сердце в ту же секунду сходит с ума от счастья. Тарабанит, выбивая дух.

Немало важных слов было сказано, но мы не договаривались, что свадьба будет в ближайшее время. Он просто заявил, что я стану его женой.

«…– Не помню, чтобы переходила в клан Нечаевых. Я ведь просто Зая. Я не из твоей стаи.

– Это упущение мы скоро исправим. И будь уверена, фамилию ты поменяешь…»

Боже мой… Скоро!

Боже мой… Как мне справиться с этим волнением?

Ян смотрит, утверждая не просто свои права здесь и сейчас. Он выражает намерение быть со мной всегда. Понимаю это без слов, и глаза набираются влагой.

Быстро моргая, перевожу взгляд на своих родителей. Лишь в этот момент осознаю, что мама все это время наблюдала за мной. Задумчиво и с грустью, которая отражается не только в глазах, а буквально в каждой черточке ее красивого лица.

– Есть такие дома, где можно вот так вот взять ребенка? По-моему, вы ошиблись адресом, – цедит мой отец, отвечая на заявление Романа Константиновича.

И меня, словно помоями, стыдом окатывает.

– Папа… – выдыхаю расстроенно.

Больше ничего сказать неспособна. Но ничего больше и не нужно. Ян, игнорируя направленные на него убийственные взгляды, шагает прямиком ко мне. При всех свободной от букета рукой обнимает. Я и сама прижимаюсь к его боку. Привстаю на носочки и пытаюсь дотянуться до уха. Он, реагируя на мой порыв, наклоняет голову.

– Я люблю тебя, – шепчу. Ян пошатывается. Я с ним, естественно. Он тотчас придерживает – обеими руками. Раскачиваемся, будто танцуем. Я не прекращаю повторять: – Я люблю тебя так сильно… Я люблю тебя так, как любят в жизни только раз.

Выделяю свои чувства к нему.

Когда-то ведь разочаровался в слове «люблю» именно из-за того, что я говорила его Святу. Сейчас должен понять, что та самоотверженная сердечная привязанность, которой горю к нему, выше всех остальных чувств.

Должен.

Но я все же задушенно уточняю:

– Понимаешь?..

– Понимаю, – шепчет в ответ, прижимая крепко-крепко, явно не справляясь с бурей своих эмоций.

Украдкой вытирая слезы, смотрю на застывшую родню.

Нынешнюю и будущую.

Роман Константинович улыбается. Кажется, его совершенно не задели слова моего отца.

– Такие дома, где выдают детей, конечно же, есть, – отражает с той же усмешкой, которая свидетельствует, что он знает больше всех присутствующих. – Все мы через них в этот мир пришли. А потом оттуда же забирали своих детей. И я больше чем уверен, что в будущем нам с вами, господа Филатовы, предстоит вместе выписывать из этих домов внуков. Неважно, как вы относитесь к нам, и к Яну в частности. Дети свой выбор сделали. Они создадут семью, согласны вы с этим или нет. Вопрос, принимаем ли этот выбор мы, вообще не стоит. Но мы с Миланой и всеми моими сыновьями принимаем, потому что не хотим потерять сына и брата. Верно, ребята? – когда Роман Константинович обращается к парням, слезы уже катятся у меня по щекам.

Отрывисто переводя дыхание, прижимаюсь к Яну еще крепче. Но и от его родни взгляда не отвожу. Все кивают. Даже хватающийся за сердце и кривящий в отчаянии губы Бодя.

– Нормально себя веди! – шипит Илья строго.