Ты – всё (СИ) - Тодорова Елена - Страница 78

– Я тебя люблю!

Засаживает под дых.

Прищуриваясь, стискиваю зубы.

– Ты слышал?! Ты же мне никогда подобного не скажешь!

– В этом слове ни хрена ценного нет.

– Только для тебя, Ян! Пусти! Пусти! Пусти… Ну, пожалуйста… Пожалуйста!! – от агрессии до жалобной мольбы мечется посекундно. – Пусти!!

– Взрывайся, Зай. Не держи. Держать – моя прерогатива.

Она замирает.

Смотрит глазами, полными слез, дрожит губами и снова нападает:

– У тебя всегда все «терпимо»!

Толкая меня в грудь, снова пытается уйти.

И снова я ей этого не позволяю.

– Да ты… Ты достал меня! Я сейчас… – глядя мне глаза, дышит так часто, что физическое состояние выходит на передний план.

Я боюсь, что этот приступ перерастет во что-то фатальное.

Но тем же ровным тоном подталкиваю:

– Взрывайся.

Она глубоко вдыхает, протяжно выдыхает и, наконец, вопит. Вопит с таким ужасом, что мне, чтобы сдержать собственный рев, приходится окаменеть, остановив все функции.

На финальных аккордах отмираю. Едва успеваю подхватить на руки, когда полностью обмякает. Уверен, что отключилась. Несу к кровати, словно тряпичную куклу.

Господи… В каком аду она побывала?

Господи… Дай мне силы…

За грудиной что-то разбухает и подпирает горло. Глаза режет выедающей слизистую влагой.

Сглатываю. Сглатываю. Сглатываю.

С трудом, сука, эту сырость проталкиваю. Судорожно вздыхаю, когда пути освобождаются, но продолжают неестественно сокращаться.

– Я-я-ян… – шелестит Юния, оживившись. Не давая возможности отстраниться, цепляется за мои плечи. – Я-я-ян…

Слышу, что ей до сих пор не хватает дыхания.

– Я здесь, Ю. Остаюсь с тобой. Вот моя рука. Держи.

– Держу, – шепчет, пока сплетаемся пальцами.

Взглядами сцепляемся, когда сажусь на кровать рядом с ней.

Понимаю, что нужно переключить ее внимание. Отвлечь от того, что тревожит. Полностью придет в себя, будем говорить дальше.

– Можешь спеть, Зай?

– Нечаев, ты в своем уме?.. Нет, это я… Я сошла с ума…

– Спой, Ю.

– Я не знаю, что… – протягивает, продолжая всхлипывать. – Ни одной строчки в голове…

– Як зійдуть сніги із гір потоками, ой, глибокими, навесні. Квіткою наснишся синьоокоювдалині мені, вдалині... – заряжаю приглушенно, чтобы задать старт. Ю затихает. Смотрит и даже не моргает. На миг и дышать прекращает. – Знаешь же эту песню? Ты пела ее на одном из концертов в девятом классе. Ну давай, вспоминай, – шепчу осторожно, чтобы не нарушить исцеляющий вайб, который с первых нот удалось поймать. Неосознанно сдвигаю брови, но продолжаю старательно: – Але осінь отой слід листям не вкрила, бо до тебе навесні я повернусь, мила... Твої руки я візьму знову в свої руки, не розквітне поміж нас жовтий квіт розлуки.

И замолкаю, едва она подхватывает:

– Не ховай очей блакитний промінь, заспівай мені в останній раз. Пісню ту візьму собі на спомин. Пісня буде поміж нас! – дрожь постепенно пропадает из голоса Ю. И пару строк спустя я уже заслушиваюсь его чарующей мелодичностью, жмурясь, как когда-то давно. Сердце становится тяжелым, а дыхание – поверхностным, но я не делаю ничего, чтобы с этим бороться. – Бо твій голос, бо твій голос – щедра повінь. Я мов колос, зелен колос нею повен.

– Жовтий лист спаде, і виросте зелений, а ти в пісні будеш завжди біля мене[1], – присоединяюсь на последних строчках припева.

После этого мы молчим. Но тишина ощущается комфортной.

– В первый год в Германии я много раз пробовал сыграть мелодию к этой песне на гитаре, – делюсь долгие минуты спустя, нежно лаская ее пальцы.

Она в ответ гладит мои. И этого достаточно, чтобы сердце пропускало удары.

– Получилось?

– По-моему, ни хрена похожего, – признаю с подобием на улыбку. – Но для кавера довольно неплохо.

– Сыграешь как-нибудь?

– Обязательно, – обещаю. И сразу же возвращаюсь к серьезному разговору: – Зачем ты это делаешь, Ю?

Она вздыхает и пытается забрать руку.

Сжимаю.

Взгляд тоже удерживаю.

– Когда накрывает тревога, порезы отрезвляют сознание, дают возможность с душевной боли переключиться на физическую и дарят чувство контроля… Я знаю, что это ненормально. Я с этим справилась в конце первого года без тебя. Все, что ты видел – это старые шрамы. После твоего возвращения я сделала два.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Когда?

Блокируя эмоции, собираю факты для последующего анализа.

– Первый раз, когда ты задержался в командировке, – шепчет, потираясь щекой о подушку. – Меня разобрала паника, что ты снова пропадешь.

– А второй раз?

– Когда ты вернулся… Я боялась идти к тебе в кабинет…

– Чего боялась?

– Того, что из-за тоски не справлюсь со своими чувствами.

– Значит, в прошлом тоже из-за меня началось?

– Ну да… Это всегда было связано с тобой.

– Ю, – выталкиваю сипло, наклоняясь, чтобы прикоснуться к ее лбу своим лбом. – Ментально я всегда с тобой. И я сделаю все, чтобы быть с тобой и физически. Во всех проявлениях. Я вылезу из кожи, Ю. Хребтом лягу. Но если что-то или кто-то в какой-то момент помешает, ты должна понимать, что я вернусь. Всегда. Выбор давно сделан. Ты самый важный человек в моей жизни. Ты – всё.

[1] «Пісня буде поміж нас», Владимир Ивасюк.

43

Знаешь, есть такая форма отношений,

которую называют зависимостью…

© Юния Филатова

Второй раз я просыпаюсь на рассвете. Открывая глаза, с опаской дышу. Боюсь, что снова накроет.

«Раз, два, три, четыре…» – считаю мысленно.

И на пятой секунде с тихой радостью убеждаюсь в том, что сердце бьется спокойно.

Вдыхаю глубоко. Медленно выдыхаю.

Ян обнимает со спины. Одна его рука находится под моей шеей и сжимает плечи, вторая обвивает талию. Нога просунута между моих ног, не позволяя сомкнуться коленям.

Я не помню, в какой момент мы освободились от одежды, однако сейчас совершенно точно оба полностью обнажены.

Мне нравится ощущение давления эрекции Нечаева, но еще больше по кайфу стыковка его мощной груди с моей спиной. Согревающий жар и завораживающая мужская сила дарят чувство безопасности, в которой хочется нежиться вечность.

И все же… Накопив впечатлений, я осторожно освобождаюсь, чтобы подняться.

– Рано еще. Спи, – сипло выдыхает мне в ухо Ян.

Сгребая обеими руками, с каким-то невыразимым трепетом прижимает к себе обратно. Тепло так, что впору начинать плавиться, а у меня мурашки бегут.

– Хочу успеть разобрать вещи. Коробки меня нервируют, – шепчу прерывисто.

Замираем.

Пока Ян принимает эту информацию, я ее с опозданием осознаю.

– Раз так… – протягивает глухо и отпускает, давая возможность подняться. – Если что-то из моего барахла будет мешать, смело перекладывай, – добавляет, когда я, стараясь не стесняться своей наготы, спешу в душ. – В общем, ориентируйся на свое удобство. В плане быта я гибок, всегда подстроюсь.

Оглядываясь, задерживаю взгляд на безумно красивом и сексуальном мужском теле. Любуюсь неосознанно. И думаю о том, как хорошо, что я способна зависать в таких обыденных моментах.

– Не представляешь, сколько женщин мне сейчас бы позавидовали, – замечаю простодушно. Щеки вспыхивают, едва понимаю, что настолько двояко мои слова прозвучали. – Я имею в виду твою гибкость, конечно! В быту! – безнадежно горю, пока Ян улыбается.

А потом…

Моя нервная система, реагируя на родной смех, поддается основательной встряске. Бросаюсь к нему, чтобы обнять. Все тело со вчера будто волшебными бинтами обмотано. Впервые за долгое время раны не беспокоят. И как только прижимаюсь к Яну, внутри распускаются райские цветы.

Он гладит меня ладонями. Касается губами моих волос, лба… Пока не вскидываю лицо.

– Хочешь, чтобы я пошел с тобой в душ? – шепчет после затяжного страстного и, как мне кажется, одновременно романтического поцелуя.

– Нет, Ян… Буду благодарна, если ты дашь мне пару минут.