много времени. Не то,чтобы лекарка Катерина взяла её в ученицы, но видя интерес боярышни, объясняла, что делает. А когда поняла, что девочка очень внимательно её слушает и многое

понимает, то стала рассказывать больше.

Дуня всё записывала и зарисовывала, надеясь позже систематизировать знания и

размножить. То, что знала Катерина, необходимо было сохранить! Лекарка была прекрасным

диагностом и умела лечить травами, но её знания о течении энергий и управлении ими

поднимало её над всеми знахарками.

В будущем эти знания распадутся на учения о йоге, ци-гун и прочее… Китайцы сохранят и

приумножат свои знания, а на Руси пробьётся сквозь века только траволечение. А ведь

Катерина даже с воспаленным аппендиксом справлялась и говорила, что этот отросток очень

полезная часть тела. Но учиться чувствовать чужую энергию нужно долго, а уж воздействовать

на неё — ещё дольше, и чуда ждать не стоит. Однако, насчет последнего Дуняша как раз

засомневалась, увидев спокойно спящего воина, когда Катерина вычищала его рану.

Ворота во двор Кошкиных вновь отворили и въехал возок. Дуня приподнялась, чтобы

посмотреть, кто приехал и с удивлением увидела выбежавшую лекарку. Она временно

поселилась здесь, чтобы ухаживать за многочисленными пациентами, а теперь принимала

новенького.

Дуня подбежала, чтобы посмотреть кого привезли и ахнула: на руках дворового Кошкиных

лежал худющий пацан и надсадно кашлял.

— В дом, скорее! — командовала Катерина. — Голову ему держите, а то задохнется!

Дуняша понеслась следом, но лекарка строго посмотрела на неё и обронила:

— К нему не подходи!

— Но…

— Когда можно будет, я скажу, — отрезала она и даже немного оттолкнула Дуню.

А она только сейчас сообразила, что это сын псковского боярина! Из-за всех событий забыла

о нём, а дед помнил и помог. Стало стыдно. Не получается у неё всё помнить и хорошо

соображать. Всё время сосредотачивается на деталях, а целое упускает. Но корить себя не

стала. Уж какая есть!

Огляделась. Все заняты были своими делами. А она вроде бы никому не нужна… И ворота

открыты! Дуня подошла и посмотрела на улицу. Грязь и слякоть.

Утром, когда ездили в церковь, её несли на руках, но ноги все равно успели промокнуть, так

что выходить со двора не хотелось. И все же Дуня повертела головой, вглядываясь в лица

прохожих, а потом вспомнила. Ведь её навещал Иван Иваныч, а потом за свой поступок был

наказан! А она в ответ ничего!

Ой!

Краска прилила к щекам, и Дуня рванула в сторону Кремля. Она козочкой скакала, выискивая места посуше, но вся изгваздалась, пока добежала до Кремля. Пришлось

остановиться и почистить хотя бы подол, но стало ещё грязнее. Повздыхав, раскрасневшаяся от

прыжков и перебежек к местам посуше, Дуня уверенно зашагала в сторону жилого дворца.

Пока шла, обратила внимание, что везде кипит жизнь, а вот двери кузни подперты палкой и

из трубы не вьётся дымок. Кто-то говорил, что кузнец уехал с богомольцами и вернется, когда

просохнут дороги. А ещё кто-то болтал, что кузнец поехал смотреть новое железо. Но в любом

случае Дуня не чувствовала себя виноватой.

Неожиданно рядом с ней остановился кто-то большой и низко поклонился. Дуня зарделась.

Не каждому боярину большим поклоном кланялись! Она приветственно склонила голову:

— Анисим? Ой! А я тебя не приметила! — радостно воскликнула Дуня, узнав в крупном

лохматом мужике почитателя её таланта сказочницы. — Как поживаешь? Всё ли ладно? —

вежливо спросила она и расцвела, увидев, как доволен её вниманием этот лохматый великан.

— Благодарствую, все хорошо, — смущенно ответил Анисим и сунув руку за пазуху, вытащил яблоко. — Угощайся боярышня, не побрезгуй!

— Ах, не побрезгую! Вкусные у тебя яблоки, а дивно то, что как будто только с дерева

сорвали, — Дуня впилась новыми зубками во фрукт и со смаком откусила кусочек. — Во! Я же

говорю, как с дерева! — жуя, тут же подтвердила она.

Анисим стоял и с умилением смотрел, как боярышня уминает яблочко, приговаривая, что

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

дома у них остались только моченые, а сушеные дворня недавно доела.

— Дык сорт особый, — просияв, выдал тайну крепких яблок Анисим. — Ещё моя бабка

посадила, когда её девушкой сюда привезли. Яблоньки её приданым были.

— Ого! Так значит старое дерево… пора обновлять.

— Старое… бережем, — со вздохом согласился Анисим.

— А ты веточки нарежь и в кувшин с водичкой поставь. Сейчас самое время укоренять

любимые растения. Веточки корешки дадут и летом можно будет в землю посадить. Не все

саженцы приживутся, что-то зимой вымерзнет, но кое-что обязательно останется и через

несколько лет будут у тебя молоденькие яблоньки.

Анисим слушал и старательно запоминал, что говорила боярышня. Вроде бы всё просто, а не

зная, не сообразишь. Это кто на земле сидит, тому не в диковинку про саженцы знать, а предки

Анисима московским князьям служат от самого Ивана Калиты!

— Только ты не забудь со мной поделиться укоренившимися веточками, — попросила

боярышня и торопливо добавила:

— Тебе много не надо, а вдвоем нам точно удастся вырастить новые яблоньки. Если у тебя

померзнут, то тогда уже я поделюсь!

У Анисима от избытка эмоций не нашлось слов и он вновь поклонился. Он же даже не

ожидал, что маленькая боярышня вспомнит его, остановится, примет угощение… (и как у него

хватило смелости предложить ей яблочко? Как под руку кто-то толкнул!) …А эта пташечка ещё

подсказала, как бабкино наследство сохранить. Но душа поёт от того, что попросила у него

саженец! Да он в лепешку разобьётся, а сделает всё как она сказала и преподнесет ей целый

ворох яблоневых веточек. Уж он расстарается!

— Заболталась я с тобой, — всплеснула руками Дуня, — надо идти, — деловито добавила, увидев, что сияющий Анисим вдруг сообразил, что за время их разговора никто из

сопровождающих холопов не появился. — Тороплюсь! — решительно обрубила возможные

вопросы и живенько засеменила к жилому дворцу.

Она уже дошла до княжеского жилья, как возле Тимофеевских ворот поднялся гвалт и

дружное:

— У-ух-х! У-ух-х! Ух-х!

Ноги сами понесли Дуню туда! Потом,конечно же, люди будут рассказывать, кто там ухал, но ведь все переврут!

Она не успела добежать, когда увидела нечто! Это было… НЕЧТО!

Даже у Дуни не нашлось слов, чтобы описать увиденное. Большая монстра! И это чудовище

двигалось, причем довольно быстро, а горожане в шоке открывали рты. Кого-то не держали

ноги и они падали, искали глазами купола ближайшей церкви и истово крестились, прося

защиты от исчадий.

Страхолюдное нечто довольно быстро продвигалось вперёд и продолжало ухать. Дуня жадно

разглядывала широкие колеса, прикрытые гусеничной лентой, которую она когда-то рисовала.

Но всё остальное… нет, она такого даже предположить не могла, когда отдавала отцу эскиз

самоходной инвалидной коляски с рычагами и на гусеничной основе. Сейчас перед её глазами

перемещалась полу-ладья, полу-возок, но с каждой стороны было по трое гребцов или как

назвать людей, что двигали рычаги туда-сюда, как на дрезине. Они шумно выдыхали «Ух-х» —

и конструкция шустро двигалась по грязи… хм, уже не по грязи, так как двор в Кремле был

вычищен.

Наконец чудо современной техники остановилось. Сбоку открылась дверка и выпала

лестница. По ней сбежал великий князь и, не глядя по сторонам, быстро прошёл во дворец.

Следом за ним спустился…

— Отец! — закричала Дуня и бросилась к нему.

Вячеслав подхватил на руки дочь и закружил.

— Как выросла! Похорошела! Совсем невестой стала! — ворковал он, прижимая Дуняшу к

себе. А она только крепче обнимала, едва справляясь с накатившим счастьем и ощущением

защищённости.