Лабиринты чувств - Дубровина Татьяна - Страница 43

Мама вздохнула и взялась за Олину рецензию.

Господи, и здесь то же самое! Просто один стиль! Или их теперь так учат?

Конечно, надо признать, что написано бойко, живо, читается с интересом… но… что-то…

Она отложила газету, прикрыла глаза и принялась вспоминать…

Всем ее девочки казались одинаковыми, и только она замечала, какие они разные. Вот, взять хотя бы школьные сочинения… Да, сочинения. Юлька всегда искала необычное сравнение, старалась опровергнуть привычные штампы. А Оля… честно сдувала выдержки из школьного учебника. Ну, иногда для разнообразия пользовалась мамиными методичками. Конечно, на «пять», не придерешься… Но какие разные были у сестер эти пятерки.

Юлька в пылу своей полемики могла запутаться в стилистических нагромождениях, раздувала предложение на полстраницы и забывала, что чему подчиняется…

А у Оленьки все гладко, складно, правильно. Фразы округлые и ясные. Да только не свои, а чужие.

И Юлькин стиль с тех пор не изменился, только появилась профессиональная отшлифованность. А Оленька… будто переродилась… Или стала подражать сестре?

Елена Семеновна аккуратно сложила газеты в папку и принялась за уборку. Дочери так стремительно убежали Даже тортик не доели. Надо отрезать кусок для соседской девочки…

Она сложила посуду, отнесла на кухню, стукнула в Лидину дверь. Никого. Наверное, в детский сад пошла…

В этих коммуналках не поймешь, чей веник стоит за плитой, чья швабра в ванной? Ну ничего, авось не обидятся.

И хотя Оля накануне вылизала комнату, по ее мнению, до полного блеска, Елена Семеновна все равно нашла, что еще требует немедленного приложения хозяйской руки.

В шкафу все свалено как попало. На столе творческий раскардаш…

Она сложила листочки в стопочку, закрыла машинку футляром и выдвинула ящики. Так и есть. Поверх пачки с бумагой валяются использованные ленты для машинки, пузырек засохшей шрифт-замазки, скомканные черновики, какие-то фотографии, старые газеты…

Она вынула все из ящиков на пол, отложила в сторону кучку на выброс. Фотографии — в одну сторону, газеты…

Ой, да они вовсе не старые. Несколько одинаковых номеров с Оленькиной статьей о «Севильском цирюльнике» в постановке молодого талантливого режиссера… Написано с вдохновением, и молодой человек симпатичный… Может, что-то у них возникло? Симпатия… душевный порыв… Матери ведь умеют читать между строк.

Она вгляделась еще раз в портрет этого режиссера… и тут взгляд поневоле скользнул вниз, на подпись… А там ясно и отчетливо жирным типографским шрифтом было выведено: «Ю». Юлия!

По коридору прокатился детский топоток и раздался зычный голос Лиды:

— Куда в ботинках? О швабру вытри. Где швабра?

— Ох, простите, это я взяла, — поспешила к ней Елена Семеновна, захватив приготовленную тарелочку с тортом.

Лида расцвела от удовольствия. И как только у такой хорошей женщины уродилась такая шалава, как Олька?!

— Лидочка, вы не помните, — дипломатично начала издалека Елена Семеновна, — девочки не упоминали о таком Денисе Ивашенко? Он «Фигаро» ставил…

— Ну так! — в сердцах пробасила Лида. — Он и есть фигаро! Тьфу! Юлька его прославить решила, а он с ней так… пофигарил!

— Как? — схватилась за сердце Елена Семеновна. — Обманул? Бросил?

— Да и слава Богу! — поспешила утешить ее Лида, вспомнив о больном сердце. — Она себе лучше нашла!

— В каком… смысле?

— Ну… — Лида помялась и поняла, что ляпнула лишнее. — Вы только не думайте ничего. Юлька как раз скромная… Я ей порой говорю: «Да выгони ты эту шалаву, а то никогда замуж не выйдешь!» А вышла бы за приличного, и комната бы освободилась …

— Какую шалаву? — тихо спросила Елена Семеновна.

Лида густо залилась краской, низко склонилась над своим замком и забормотала:

— Ну… мало ли тут всяких шалав вокруг молоденьких девушек крутится… Гнать их всех надо! Правильно я говорю?

Елена Семеновна нервно скомкала в руке газету, поправила очки и пристально посмотрела на нее.

— Лида, а вы городской телеканал смотрите?

— А как же!

— И какое ваше мнение о моей Оле?

Лида напрягла все свои извилины Нет, Юлька ей о городском канале ничего не говорила… Только о прическах…

— Никогда не видела, — выпалила она. — Да и что ей там делать? Все равно что мне в Большом театре танцевать! — Она от души расхохоталась, довольная своим сравнением, и тут же спохватилась, увидев, как изменилось лицо Елены Семеновны: — Ой! Я вообще-то нерегулярно… может, пропустила… Да и вообще, я их путаю… Не пойму, одна или другая…

— Большое спасибо, — с достоинством кивнула Елена Семеновна и машинально погладила по голове притихшую Катюшку. — Ты ешь, ешь, это тебе…

Когда дочери вернулись, она сидела в кресле под лампой и читала. Вернее, делала вид, что читала. Подняла голову, сняла очки и посмотрела на обеих пристальным взглядом.

— Как съездили?

— Прекрасно. Все приняли.

— И о чем же ты писала, Юля?

— О премьере в Доме кино.

— Это было в пятничном номере.

— Мамочка, там каждый день премьера, — нашлась Юлька.

— Понятно, — мама кивнула ей. — А ты, Оля?

Ольгу вопрос застал врасплох. Она растерянно оглянулась на Юльку.

— А Оля о новой программе… — начала было та, но мама оборвала.

— Я не тебя спрашиваю.

И тут Юлька заметила на столе аккуратно разложенные газеты с портретом Дениса. Те самые экземпляры, которые она забрала из редакции, чтобы Денис мог раздать их своим знакомым, похвастаться, а потом сунула в ярости в глубину ящика и забыла о них.

Оля тоже их увидела, побледнела и пролепетала:

— Мама, я сейчас тебе все…

Но мама уже смотрела на Юльку.

— Юлия, почему ты меня обманула? — горько спросила она.

— Я? — опешила Юлька.

— Да. Ты сказала, что это не твоя статья. Почему?

— Она мне не нравится, — вскинула на нее глаза Юлька. — Ее искромсали.

Мама усмехнулась:

— Понятно. Значит, сестре ты подарила, что тебе негоже? Ну-ка, Оля, покажи мне свой красный диплом.

— Зачем? — жалко пролепетала Оля.

— Хочу посмотреть. Сегодня я засомневалась, что у тебя «отлично» по русской литературе.

— У меня, кажется… Он в редакции… в отделе кадров…

— Ты даже не знаешь, что диплом должен храниться дома, — вздохнула мама. — В личное дело вписывают только номер. Или вкладывают копию.

— Мамочка, ты только не волнуйся… — начала было Юлька.

— Итак, — перебила мама. — С какого курса тебя выгнали? Только честно.

— Меня не выгоняли!

— Ты лжешь мне в глаза.

И под ее разгневанным взглядом Оля съежилась и понурила голову.

— Меня отчислили… за академ-задолженности… Я отказалась пересдавать…

— Почему? — изумилась Елена Семеновна.

— Ну… — Оленька помялась и вздохнула. — Все равно бы из меня журналист не вышел…

— Мамочка, это был честный шаг, — решительно вмещалась Юлька. — Оля не стала занимать чужое место.

— Семь лет! — охнула мама. — Вы семь лет меня дурачили. На что вы рассчитывали? Ведь сколько веревочки не виться… — она назидательно подняла вверх палец, — а кончику быть.

— Мы не хотели тебя расстраивать, — промямлила Оля.

— И чем же ты занималась эти семь лет? Не училась, не работала…

— Она работала, — быстро встряла Юлька, пока сестра не брякнула что-нибудь сгоряча. — Она работает, мамочка. Оля… манекенщица. Правда. Она ведь у нас красивая…

— Манекенщица?! — у мамы в глазах застыл неописуемый ужас. — Золотая медаль! Великолепный английский! И манекенщица… Разве это профессия, выставлять себя на обозрение?

— Мама, ты же сама нас учила… — затараторила Юлька. — Нет плохой работы, есть плохие люди… А раз художники создают новые модели, их же надо кому-то показывать. И так, чтобы оценили по достоинству…

Мама трагическим жестом прикрыла рукой глаза.

— Моя дочь — вешалка для платьев! — воскликнула она. Если б она знала, что была на волосок от истины…