Тень (СИ) - Номен Квинтус - Страница 20

Но внезапно проблема с легендированием регенератов решилась, и помог с ее решением парень, которому Таня вытащила осколок из позвоночника. Тогда, примерно через две недели после операции, он — уже вполне ходячий больной — зашел к Тане в кабинет и спросил:

— А вы меня горным бальзамом лечили?

— Чем?

— Ну, персы его называют мумиё. Я хотел вам про него рассказать, но тогда думал, что пора помирать пришла…

— Ну… да. Только у меня его совсем мало, я только в самых тяжелых…

— Я знаю, оно очень редко встречается и стоит дорого… на рынке. Я из Душанбе, у нас его на рынке продают… иногда. Но дома у меня немножко есть, и я знаю, где еще взять. Мне по ранению отпуск сейчас положен, я домой еду — а когда обратно поеду, вам привезу: пусть и другие раненые быстрее поправляются.

Таня с солдатиком поговорила — и забыла. А солдат не забыл, и двадцатого мая заехал в Ковров и передал Тане небольшой — грамм на двести — пузырек с широким горлом и притертой пробкой, наполненный какой-то черной смолой…

Про мумиё Таня Ашфаль кое-что знала, так что подарок ей понравился. Да и проще стало «работать с населением», а этой работы было много: в холле (если этот закуток за дверью можно было так назвать) третьего госпиталя сидел вражеский солдат, который аккуратно записывал все вызовы от страждущих горожан. Стараясь при этом как можно подробнее выяснить причину вызова. Таня, заходя в госпиталь после школы (обычно у нее учеба заканчивалась уже к десяти утра), просматривала этот список — и бежала по адресам самых «неотложных» больных — а по остальным расходились назначенные ею «санитары». Которые выдавали страждущим по столовой ложке «лекарства» или мазали порезы и царапины «мазью» — после чего практически все болячки проходили. Ну да, ядреная смесь дезинфа с альфа-регенератом прекрасно справлялась с любыми простудами (вплоть до пневмонии), а раствор регенератов третьего и седьмого в вазелине практически мгновенно заживлял любые травмы от царапины до трещин в ребрах — однако неприятности с сердечнососудистой системой доктору Ашфаль приходилось «чинить в индивидуальном порядке», и это ее раздражало: время можно было потратить и более плодотворно.

Но заниматься благотворительностью девочка Таня стала не из-за каких-то «высоких чувств». Шэд для подготовки к миссии нужно было точно знать «типовые болезни» нынешнего населения, а Таня Ашфаль просто проверяла качество синтезированных ею лекарств. Однако для этого не было необходимости обследовать каждого жителя города и окрестностей — и Таня Серова методично исключала из числа пациентов мешающих ей «просто недомогающих от голода и бедности» людей. Еще Шэд требовалось, чтобы эти самые люди изготовили много чего, для ее работы нужного — но для этого же люди должны именно работать, а не болеть!

Вообще-то «здоровье нации» основывается на санитарии и гигиене — но это в условиях перехода от первобытного общества хотя бы к оседлому земледелию. А в промышленную эпоху — когда люди чаще калечатся на производстве, чем помирают при встрече с медведем в лесу — это здоровье обеспечивается скоростью оказания неотложной медицинской помощи. Но чтобы помощь эту можно было оказать быстро и качественно, необходимо заранее иметь довольно много информации о каждом гражданине. И собирать эту информацию Таня начала в инструментальном цехе.

Несчастный Миша Шувалов, когда к нему в очередной раз подошла Таня, лишь горестно вздохнул:

— Белоснежка, что тебе на этот раз от меня нужно?

— Я пришла, чтобы выпить у тебя кровь! Но не всю, не волнуйся, я понемножку пить буду.

— Ты у меня уже целый год кровь пьешь! Понемножку-понемножку, а всего уже небось пару ведер выпила!

— Ты не понял: я на самом деле буду из тебя кровь брать. А ты, как комсорг, сделаешь так, чтобы каждый работник цеха мне свою каплю крови отдал, причем добровольно. Можешь их узлом вязать или киянкой по голове оглушать — но до конца недели все мне кровь должны сдать.

— Ты что, реально кровь пить будешь?

— Нет, это для госпиталя, на всякий случай. Сейчас на фронте все только разгоняется, раненых везут все больше — и часто для спасения их жизни требуется переливание крови. Но кровь бывает нескольких разных типов — и было бы очень хорошо, если все будут знать, какая у них конкретно кровь. Пришел раненый, срочно требуется ему кровь, скажем, второй группы положительная — и люди уже заранее будут знать, подходит их кровь или нет. То есть нужно ли им в госпиталь бежать или спокойно продолжать работу.

— Ловко ты придумала!

— Это не я придумала, я просто научилась уже эти группы определять по паре капель. В госпитале и не такому научишься…

— А почему ты всех в цеху проверять хочешь? Ведь некоторые могут не захотеть кровь сдавать, или просто не смогут: я, когда сам сдавал, слышал, что врачи много народу выгоняли потому что «истощение» — а у нас таких… сама видишь.

— Вижу. Но еще я знаю, что если такой истощенный травму получит, ему переливание тоже может жизнь спасти. Но это если уже известно, какую кровь ему вливать можно. А у нас в цеху сколько народ травмируется?

— Ну ты прям как настоящий доктор говоришь!

— В смысле?

— Правильно говоришь и понятно. Ты у людей кровь сосать где собираешься? В медсанчасти?

— Медсанчасть далеко. Зачем людей от работы отрывать? В каморке начальника цеха: я завтра пионеров приведу, они все там вымоют-вычистят…

— Он не пустит.

— Дополнительное тебе поручение: сделай так, чтобы пустил. Ладно, я в госпиталь, завтра с утра встретимся!

Глава 9

Товарищ Завьялов — первый секретарь райкома — очень хорошо прочувствовал на себе старинную русскую пословицу «кто везет — на том и едут». Стоило району перевыполнить план посевной — и опытного руководителя тут же перевели на восстановление Советской власти в освобожденных районах (хотя он, как секретарь именно «городского» райкома, вообще отношения к посевной не имел). А в Ковров первым секретарем назначили еще не до конца выздоровевшего замполита дивизии с Ленинградского фронта товарища Егорова. Чему сам Федор Савельевич был абсолютно не рад: он все же искренне считал, что его место — на фронте. Но начальству виднее.

И не только начальству: первые же его попытки приступить к руководству районом натолкнулись на яростное сопротивление со стороны уже сельского райкома: оба, хотя и сидели в одном здании, формально подчинялись обкому в Иваново — но каждый своему заместителю секретаря обкома, которые, судя по всему, не очень-то и ладили. А поруководить городом ему не давал секретарь парторганизации завода, которая во-первых сама была «на правах райкома», а во вторых в которой числилось больше девяноста процентов коммунистов города. И впервые в своей карьере Федор Савельевич не знал, что же ему делать. Поэтому товарищ Егоров сидел в своем кабинете и размышлял о том, что писать в просьбе все же направить его на фронт. Но внезапно дверь распахнулась…

То есть дверь распахнулась именно внезапно: секретарша обычно в эту дверь стучала прежде чем войти, а все прочие в нее входили лишь после доклада этой секретарши, оставшейся ему от товарища Завьялова. А тут она распахнулась без стука и в кабинет буквально ввалился молодой парень, причем Федору Савельевичу показалось, что его вообще в кабинет впихнули.

— Вы… по какому вопросу, товарищ? — в армии даже к замполиту дивизии имел право с вопросами любой боец обратиться, так что небольшая оторопь, вызванная таким внезапным визитом, у него уже прошла.

— Я… это… я инженер с завода, строитель. И обратился к директору, а он меня послал…

— Ко мне? — товарищ Егоров всерьез удивился, ведь на заводе и свой «райком» имелся.

— Нет… он меня послал… вообще.

— И вы решили, что это здесь находится? — Федор Савельевич сразу понял, куда визитера мог послать товарищ Курятников, ведь и его самого тот пару раз уже… посылал.

— Нет, но Белоснежка сказала, что вы вопрос можете решить. Я ведь инженер, строитель…