Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Иль Догхр. Проклятие Эмира (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 18


18
Изменить размер шрифта:

Глава 22

Воздух вокруг меня пах лекарствами и смертью. И больше всего я боялся, что проклятая костлявая тварь заберет единственных, кто мне настолько дорог. Мою дочь, которая впала в кому и Вику…мою. Не знаю кого. Я еще не решил. Но мою. Мою настолько, что я чувствую сердцем каждую пульсацию ее вен.

— Несколько переломов, внутренние повреждения, гематомы. Выкидыш. Забиты женские органы. Ушибы почек, печени, селезенки. Последняя чудом не разорвалась. Сотрясение мозга, внутренние кровотечения. Она в тяжелом состоянии. Гарантировать ничего не могу.

Слушал и чувствовал, как все закипает, чувствовал, как сердце сжимается в камень и перестает биться. Сижу у ее постели сутками. Просто сижу и боюсь отойти, боюсь закрыть глаза. Открою и…упустил. Она спит. Ее ввели в медикаментозный сон, чтоб не было болевого шока. Мне хочется, чтоб она открыла свои прекрасные глаза, чтобы посмотрела на меня, и я запутался в небесной синеве, утонул в ней. Хочется как раньше. Ненавидеть, презирать, но видеть рядом, видеть живой, слышать, чувствовать, а не сидеть у постели и ждать. Это я не уберег ее, я всегда считал, что мой дом — это крепость и в нем ничего не случиться. Я всегда верил в свои силы и могущество…но именно здесь в моем доме убили мою дочь, в моем доме избили мою женщину. Кому-то плевать на меня, кто-то считает меня тупым, безмозглым идиотом под носом, у которого можно вытворять что угодно. Когда я найду кто это сделал, когда я найду зачинщиков этого избиения, они пожалеют, что родились на свет. Пусть Вике станет легче, и я войду в дом каждого из них и принесу в него боль и горе. Каждого! Кто был там! Списки у меня уже есть!

Но какое это имеет значение сейчас…когда мне страшно посмотреть на ее лицо, когда мне страшно тронуть руку, покрытую синяками. Она закрывалась своими маленькими ладонями, а ее били. Я знаю, что это такое… я пережил все это сам. Нет ничего страшнее, когда тебя бьют такие же люди, когда они рвут тебя на куски. Это страшнее чем попасть в лапы зверям.

За какие-то считанные секунды я потерял рассудок. Когда увидел ее скорченную на полу и эту свору гиен, набросившихся и рвущих свою добычу на куски. Не знаю скольких я застрелил и мне насрать. Я бы всех поставил к стенке. Ублюдки, накинулись на беззащитную женщину, били ее ногами в ботинках, уродовали ее тело и калечили душу.

Я никогда не забуду это жуткое зрелище. Я, кажется, умер на какие-то мгновения. У меня все закрутилось перед глазами, я перестал дышать. Мой разум помутился. Паника охватила все тело, заставляя начать трястись каждым нервным окончанием.

Я схватил ее на руки и…мне стало жутко, мне вдруг показалось, что она умирает и пришло осознание, что я этого не переживу. Что я умру вместе с ней.

Я видел смерть…я держал ее на руках несколько недель тому назад. Я похоронил дочь и я больше не перенесу еще одной могилы…И эти потери не сравнятся с теми смертями, которые я видел в своей жизни. С войнами, которые прошел и откуда вернулся еще более покалеченный, чем был. Когда умирает ребенок или молодая женщина у тебя на руках и вокруг нет войны, вокруг нет апокалипсиса, то апокалипсис случается в твоей душе.

Смерть снова выдохнула мне в лицо своим жутким смрадом и отравила меня диким страхом потерять. Необратимость, бессилие. Я ничего не могу сделать, я не могу что-либо изменить. Я никчемное существо, который не уберег своих дочерей и любимую женщину. Да! Любимую! Да! Я люблю ее! Я готов это признать прямо сейчас, когда держу ее руку в своей и смотрю на забинтованную голову и личико с кровоподтеками. Люблю до смерти, до отчаяния, до боли в костях. Люблю так, что кажется я могу вырвать свое собственное сердце и отдать ей.

Пока нес ее к машине, пока мчал в больницу она бредила, она плакала и звала маму, она стонала и просила прекратить боль, прекратить ее жизнь. Она спрашивала о ребенке. И ни разу не спросила обо мне. Плевать. Пусть не спрашивает. Я знаю. Что не нужен ей, знаю, что ненавидит, боится и никогда не полюбит, знаю, что лгала, когда говорила о любви. Но я готов сдохнуть за эту ложь. Я готов сдохнуть, чтобы услыхать ее снова.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Да, о том ребёнке которого я хотел убить, чтобы спасти ее и не спас. Его больше нет. Его забили ногами. Внутри ее тела убили моего малыша…Потеря за потерей, нескончаемая, кровавая боль. И я буду сидеть рядом с ней, потому что тогда смерть не сможет ее забрать. Я посмотрю на нее страшными глазами, я скручу ее шею и оторву ее голову-череп, но не дам унести мою девочку.

Я потерял счет времени. Мне казалось, оно не двигается. Мне казалось, эти часы кризиса, эти часы, когда она борется за свою жизнь, никогда не окончатся. Пусть тянется, пусть это время станет бесконечным лишь бы это не были последние минуты.

— Ей больно, доктор?

Вскакивал я и хватал врача за руку, заставлял посмотреть на меня усталыми глазами.

— Нет. Она спит и ничего не чувствует. Ее организм борется именно, потому что не ощущает боль ему легче справиться. Показатели пока не улучшились, но и хуже не стало.

Состояние стабильно тяжелое. И даже это уже победа.

Я кивнул, позволяя ему провести манипуляции вместе с медсестрой. Но не ушел. Я ни на секунду не оставлял ее палату. Я смотрел на мониторы, отсчитывал ее пульс, кривую сердечного ритма. Когда нужно было отойти ненадолго палату охраняли шесть человек, у врачей проверяли документы, любое действие записывалось на камеру. Я смертельно боялся, что не услежу и кто-то захочет у меня ее забрать. Умом понимал, что все это мелко, что тот, кто бил ногами, не придет в больницу…что толпа не ворвется в палату с вилами, но я должен был контролировать.

Моя ненависть к себе вышла на новый уровень. От бессилия, от обреченности от понимания, что Я, блядь, Я во всем виноват, хотелось биться головой о стены.

И это понимание, что моя любовь к ней…это даже не любовь. Это какая-то адская болезнь. Когда заражение произошло в первую же секунду и превратило меня в ее раба. Да, как бы я ни орал ей, что она моя сука, моя тряпка на самом деле псом и тряпкой был я сам. Когда плакал у себя в комнате, разглядывая свое жуткое лицо и понимая, что никогда она не посмотрит на меня с любовью.

Пусть все закончится, пусть она придет в себя, и я женюсь на ней. Женюсь и увезу отсюда в другое место. Куплю нам дом. Нет…куплю ЕЙ дом. Где она будет хозяйкой.

Глава 23

— Азим Ибн Сахим! Произнес он свое имя, а я стоял и смотрел, и не мог понять какого черта вообще происходит, потому что передо мной точная копия Рамиля. Его двойник. И этот человек поклонился мне и протянул руку для пожатия. Я не спешил этого делать. — И? Спросил, рассматривая гостя, оценивая его аккуратную одежду, ухоженные волосы, бороду. Нет, не роскошную и не богатую. Но чистую. Аккуратную. А это ценится намного выше. — Я близнец вашего сына Рамиля. — Я догадался. И? Хотя понять не мог какого черта и откуда взялся этот близнец. Когда моя жена родила мне сказали, что второй ребенок умер. Кому и зачем потребовалось мне врать? Сколько еще лжи меня окружает? Как часто я буду узнавать всякое дерьмо из прошлого и прощать ту, что все скрыла? — У вас был договор с моей семьей…Нет, я не пришел требовать, не пришел заявлять права. Все это время я жил в приемной семье и моя мать любила меня, потому что я был единственным сыном, но умирая она рассказала мне кто я… Да, у меня был договор с его семьей. Договор о том, что я принимаю свою супругу и того, кого она родит, я назову своим ребенком и дам ему свою фамилию. Именно так я и сделал. Я сдержал свое слово. И какого хрена теперь спустя столько лет ко мне является некто и называется еще одним приемным сыном? — Я не собираюсь сесть вам на шею. Я учился и много работал. Я знаю несколько видов борьбы, умею стрелять из любого оружия, я охранял людей и имею рекомендации. Я могу выполнять любые поручения. Самые грязные если хотите. — Устройся на работу, Азим. Всего лишь. — У меня никогда не было семьи. Только мать, которая работала прислугой в этом доме. Я пришел попросить дать мне шанс…Заслужить ваше доверие. Подвох точно есть. Я в этом уверен. Но вот так сходу понять, где он я не могу. Хотя очень хотелось бы. — Просто так пришел предложить свои услуги? В обмен на семью? Чего ты хочешь? Денег? — Тарелку супа, стакан воды и кусок хлеба. Взамен я стану вашим преданным слугой. Испытайте меня! — Где ты учился? Он назвал один из самых престижных университетов в стране. — Откуда были деньги? — Моей матери отдали меня вместе с чеком на большую сумму. Чтобы ей хватило растить меня и воспитывать. — Эти деньги закончились? — Да, господин. Испытайте меня. Дайте любую работу. Я все выполню. Он меня озадачил. С одной стороны, я мог послать его ко всем чертям, но уговор — это уговор. Я обещал. А Ибн Беи не бросают слов на ветер. Кто-то отдал второго младенца, и я даже знаю кому. — Твою мать звали Амина? Он кивнул, и я еще раз покрылся мурашками видя его удивительное сходство с Рамилем. Словно мой сын вернулся ко мне…после того, как я сам лично выстрелил ему в голову. И если бы я сказал, что не испытываю угрызений совести я бы солгал. Каждый день я думал о том, что мог поступить по-другому и наказать его иначе. Но люди не воскресают, пули не летят в обратном направлении, а принятые решения заставляют нести ответственность за них. — Пока что я не знаю, как поступлю с тобой, Азим. Я еще не принял решения. Ты можешь остаться, тебя разместят в доме для гостей. Я подумаю…Сейчас у меня нет времени. — Хорошо, господин. Я приму любое ваше решение. Слишком смиренен. Совсем не похож характером на своего брата. Я не думал, что позову его спустя день…Позову его вершить правосудие. И он станет палачом, которому я отдам приказ. Потому что та ночь была критической для Вики. Я мог ее потерять. Пришло время понести наказание. — Ты сказал испытать тебя. Сказал, что способен на все. И пришло время проверить насколько ты можешь быть мне полезен. Ты убивал? Смотрит в глаза, не отводит взгляд. — Убивал. — Кого убивал и зачем. — Участвовал в боевых действиях на Востоке. Убивал тех, кто покушался на моих клиентов. — Ты можешь отрезать человеку палец. Немного замешкался, задумался, но твердо ответил: — ДА! — А отрубить руку? — ДА! — Только потому, что я приказал? — ДА! Что ж он совершенно не похож на Рамиля, он отличается от него всем и прежде всего силой характера. — Тогда сегодня ночью ты станешь моим палачом. Я входил в их дома, поднимал их с постели и заставлял выбирать без какой руки они останутся. Все те люди, которые избивали Вику. Женщины лишились пальцев, а мужчины кистей правых рук и это лучшее, что могло с ними произойти. Лучшее, потому что я мог просто выстрелить им в голову, но не стал. Это было слишком просто за то, что они с ней сделали. За то, что они сделали и со мной за эти дни пока я сидел у постели и не знал выживет ли она. Самая последняя из женщин… я ее пощадил, не тронул ее пальцы, хотя Азим уже держал ее руку и топор над ней. — Это она! Она вытолкнула к нам девушку, она сказала, что девушка убийца! — Кто она? — Самида! Самида…ваша тетя. Она вывела ее к нам! Еще один нож прямо в сердце. Глубоко по самую рукоять, так чтоб вздохнуть было больно. Отдал приказ не трогать. Вернулся ошарашенный в дом, Азим плелся за мной следом. Весь в окровавленной одежде. Молчит и не трогает, словно знает, что сейчас не время общаться. — Пока что останешься здесь. Я позже решу насчет тебя. — Вы довольны мной, господин? — Доволен. Можешь идти. Тамас проведёт тебя в твою комнату. — Господин… — Ты еще здесь? — К нам приезжала женщина. Один раз в год на мое день рождения. Приезжала и привозила моей матери деньги. Ее тоже звали Самида…у нее черные глаза, землистая кожа и черная одежда. Всегда. *** Я впервые не мог смотреть на кого-то…на женщину. На мою женщину. Потому что смерть спряталась в ее глазах и не тогда, когда она без сознания лежала на постели, а когда открыла глаза и спросила, что с ребенком. И я не смог ничего ответить. Только отвести взгляд в сторону. Я никогда не владел ею, она никогда не принадлежала мне, но в тот момент я понял, что потерял даже то крошечное, что зарождалось, между нами. Как будто она ускользает сквозь пальцы, как будто протекает сквозь них и растворяется в молекулах воздуха. Она второй день практически ничего не ест. Прозрачная, маленькая, очень хрупкая. Иногда мне страшно, что настолько тонкая нить которая держит человека на этом свете, настолько хрупкая и прозрачная и ты ничего не контролируешь. — Я хочу, чтобы ты съела этот бульон. Отворачивается и не смотрит на меня. В ее глазах боль и упрек. Мне. — Давай, тебе нужно есть. Нужно хотя бы немного иначе ты не сможешь встать. И мне казалось, что она не хочет вставать, что она вообще ничего не хочет. Отворачивается от меня и плачет, руки к животу прижала и кусает губы. Мне больно от того, что больно ей. Да… я думал о том, чтобы этот ребенок не родился, но кто сказал, что я его не хотел? Кто сказал, что я желал такой ужасной участи ему. — Так случилось. Теперь нужно жить дальше. Виновные понесли наказание. Каждый, кто посмел тебя тронуть. Молчит и я понимаю это молчание. Какая разница что сделали с ними после того, что уже сделали они и я не смог ее защитить. В тот день пришел Тамас, он сообщил, что полиция заинтересовалась массовыми обращениями в больницы. — Закрой им рты. — Закрыл. Но люди все видят и знают. — Отлично. Пусть знают, что каждый, кто приблизится к моей семье, понесет страшное наказание. — Твой дом обходят стороной, как дом проклятого. Люди считают, что ты и сам причастен к смерти дочери. Потому что привел в дом женщину. Не нашу женщину. — Пусть считают! Мне плевать на их мнение! Пусть бояться! Страх — это самое лучшее, что к тебе испытывают. Что с поставками? — Все продано, товар ушел покупателю. Много новых заказов. — Отлично. — О твоей выходке могут узнать и партнеры тоже. — Им полезно. Конкурентов у меня практически нет, так что я им нужен. — Эта женщина… — Какая женщина? — Та женщина, Ахмад. Та, ради которой ты все это делаешь. Поднял руку в предостерегающем жесте. — Я не хочу обсуждать ее с тобой! Тема закрыта! — Ты сам не свой. — У меня погибла одна дочь и в коме вторая, мою женщину избили, посмели тронуть грязные ублюдки я должен быть спокоен? Тамас, займись работой. Начни составлять рабочий план на следующую неделю. Назначь встречи с французами и поляками. — Что это за копия Рамиля с тобой? Ты нашел палача с лицом твоего сына? — Это его брат близнец и он готов мне служить на любых условиях. — Откуда он взялся? — Пусть этим займется Зураб, поручи ему отыскать всю информацию об Азиме. Я собирался узнать о нем все и после этого сделать его личным охранником моей дочери и Вики. Верным цепным псом, который будет спать под их дверью и не пропустит даже мухи. Но прежде, чем Зураб принесет мне информацию я спрошу еще кое у кого…спрошу и заодно выясню какое отношение ОНА имеет к тому, что произошло с Викой. Самида. Вот кто знал ответы на многие вопросы и в этот раз ей не удастся ускользнуть от ответов. Потому что мое терпение окончательно лопнуло. Я зашел к ней в комнату вместе с Азимом. Зашел чтобы увидеть ее реакцию, чтобы увидеть как в ее глазах отразится удивление и страх, как она отшатнется от него словно от черта. — Здравствуй, тетя Самида. Нарочно не «мама». Потому что язык не поворачивался так назвать.