Времена не выбирают (СИ) - Горелик Елена Валериевна - Страница 82

Если только этого мальчишку не убьют на очередной дуэли.

Интермедия.

— …Вы с Петром Алексеичем прям как наши папа с мамой, — печально проговорила сестрёнка. — Смотрю на вас со стороны, и страшно становится.

Аналогия для семьи Черкасовых и впрямь грустная. Но Дарья, вздохнув, только поправила парадную мантию, наброшенную на плечи.

— Даша, не вертись, я ещё с эскизом не закончил, — сказал ей художник, одетый совершенно не по моде этих времён, а в полевую «цифру».

Его манеру живописи после ошеломляющего своей реалистичностью графического портрета солдат-девицы Катерины при дворе уже оценили. Имя Игоря Старцева зазвучало в салоне царевны Натальи Алексеевны, потому прославленные генералы и знатные дамы выстроились в очередь за заказом. Правда, всем пришлось смириться, что сперва талантливый русский живописец создаст портреты его величества Петра Алексеевича и ея величества Дарьи Васильевны, и лишь затем приступит к галерее иных персон. Игорь закономерно возмутился: мол, какого хрена? «Я вам тут Рубенс, что ли? Я солдат, а не художник!» На что получил однозначный государев ответ: «О том, кто ты ныне, я сам стану судить. Тебе на войне не место». И своей волей исключил Игоря из списков лейб-гвардии. Хоть отставка и была почётной, с повышением в чине до сержанта, дарёной шпагой с серебряным эфесом и правом ношения мундира, но «немезидовец» обиделся не на шутку. Смягчило лишь то, что Пётр велел начинать писать портреты не с него, а с Дарьи. Чем Игорь, собственно, и занялся. Предполагалось, что он создаст два её портрета — парадный и «домашний», с маленьким сыном на руках.

— А знаешь, Даша, когда ты в этом платье и в мантии, да ещё с такой причёской, я вспомнила, на кого ты похожа из известных личностей …нашего прошлого, — сказала Катя. — На Марию Кантемир. Вот она точно выглядела бы твоей сестрой, а не я. Тот же тип лица, тоже брюнетка. Только, если мне не изменяет память, у неё глаза были темные, а не светло-карие.

— Погоди, — остановила её Дарья. — Ты случайно не о той Марии Кантемир, с которой в нашей истории у …Петра Алексеевича роман был на старости лет?

— Судя по всему, она тоже его любила, — кивнула сестра. — Как и ты. Один типаж, сходство характеров. Ничего удивительного, что вы здесь с Петром Алексеичем друг на друга так запали. А что до Марии, то у тебя все шансы заполучить её не в соперницы, а в невестки. Хоть твой мелкий младше её на полтора года, но по нынешним временам это никого не смущает. Вон, Луи Пятнадцатого женили на Марии Лещинской, которая то ли на девять, то ли на десять лет была его старше.

— Ирония судьбы, — вздохнула Дарья. — Мы так сильно вмешались в историю, что она может теперь повернуться к нам каким угодно боком.

— Лишь бы не задом. Остальное переживём.

5

По подмёрзшей дороге они довольно быстро миновали упомянутый выше Гомель — между прочим, город, имеющий магдебургское право. А далее дорога разделялась. Одна вела в Смоленск напрямую, вторая, более наезженная — к Могилёву, в окрестностях которого в данный момент располагались русские войска под командованием Шереметева. Это Катя знала наверняка, так как перед выездом под личиной «пана Владислава» внимательно ознакомилась с соответствующими документами.

Чем ближе они подъезжали к городу, тем сильнее росло нехорошее предчувствие. Шведская армия марширует где-то неподалёку, а значит, с каждым часом увеличивались шансы встретить их разъезд. А передача шведам иезуита с бумагами в её планы не входила. Заночевали в Быхове, прямо в крепости, где в тревожном ожидании обретался польский гарнизон. Комендант ещё не определился со стороной, которую следовало принять. Слишком близко две мощные армии. Вот когда они меж собой подерутся и выяснят, кто сильнее, тогда и быховский гарнизон примет нужную сторону.

Там Катя, за весь путь десятка слов сопровождавшим их «казакам» не адресовавшая, вручила им тощий кошелёк с серебром и велела позаботиться о лошадях. Это был условный сигнал. А в кошельке и вовсе лежала записка с короткой инструкцией. Завтра после выезда из городка, едва углубятся в лес, они втроём аккуратно разоружат и упакуют пана иезуита, изымут его багаж и двинутся в сторону Смоленска.

На случай, если что-то пойдёт не так, тоже была инструкция. Но здесь у Кати имелся повод для волнения: честные солдаты не привыкли играть в шпионский покер, могли возникнуть сложности.

Поначалу всё шло как по писаному. Выехали вовремя, начали углубляться в лес. Однако, когда Катя уже была готова подать условный знак к началу операции захвата, впереди послышался топот приближавшегося небольшого отряда. Здесь это могли быть как свои, так и наоборот, потому пришлось положить руку на рукоять пистолета, торчавшего за поясом.

— Хвала Господу! — воскликнул отец Адам, первым разглядевший сине-жёлтые мундиры и тех же цветов тёплые плащи всадников, едва те показались из-за поворота.

— Погодите, святой отче, — «пан Владислав» не спешил радоваться и поднял руку, подавая сигнал «казакам» остановиться. — Вы знаете этих господ? Они знают, кто мы?

— Думаю, что нет, однако едва я представлю им письмо его величества, как разрешится любое возможное недоразумение, — заявил отец Адам, и полез рукой за пазуху — видимо, за упомянутым документом.

— Тогда другое дело, — «пан Запольский» облегчённо вздохнул. — Наконец-то спокойно отосплюсь, а то уже забыл, когда смеживал веки более, чем на два часа кряду.

Катя благоразумно прицепила на лицо снисходительно-насмешливую гримаску «пана Владислава», менявшую её почти до неузнаваемости. Даже если среди этих шведов — а в корволанте она насчитала пятерых, командира и четвёрку солдат — кто-то когда-то видел гравюру с портрета «русской Жанны», вряд ли узнает в этом разбитном молодчике суровую солдат-девицу с ледяным взглядом. Ну, а «казаки» на всякий случай делали вид, будто они тоже рады визиту «сине-жёлтых».

— Стой! — скомандовал шведский офицер, причём не столько своим, сколько встречным. — Кто такие?

По-польски он говорил так скверно, что его с трудом поняли. Отец Адам витиевато поприветствовал его, сразу заявив, что ни служат одному королю, и подал письмо… Пока офицер сосредоточился на чтении, Катя не могла отделаться от мысли, что уже где-то видела этого субчика. Несколько секунд копания в «файлах» из прошлого — и результат ей не понравился до крайности.

Год одна тысяча семьсот первый, лето, нависающая над ней надвратная башня Нарвы. И офицерик, посланный генералом Горном вниз, к ней — к парламентёру с письмом от Карла.

«Давайте».

«Лично в руки…»

Помнится, швед тогда пялился на неё с определённым интересом. Катя всегда подозрительно относилась к таким людям, понимая, что здесь не двадцать первый век, и в этой эпохе она может казаться привлекательной только очень большим …оригиналам. На неё не клюнул даже такой записной бабник, как Пётр, что уже о многом говорит. Но если офицерик тогда, под стенами Нарвы, таращился не только на её невыдающиеся формы, но и на физиономию, дело плохо.

Под полой кафтана у Кати на протяжении всей миссии был упрятан «глок» с полной обоймой на семнадцать патронов. Оружие последнего шанса, так сказать. Перед выездом из Быхова в преддверии захвата пленного она переместила пистолет в карман. А сейчас тихонечко, под плащом, сунула туда руку, вытащила ствол и сняла с предохранителя.

«Узнает меня — стреляю немедленно. Не узнает — всё равно шведов придётся валить. Только чуть позже. Вот ведь принесла их нелёгкая…»

Как там говорили в её времена? «Закон — тайга, медведь — прокурор»?.. Деятельность внешней разведки никогда не была похожа на игру в детской песочнице, и вот это было самое хреновое — что иной раз приходится стрелять в ничего не подозревающих людей, случайно оказавшихся не в том месте не в то время. Сожаление приходит, даже если речь идёт о заведомых врагах, вроде этих шведов. То, что эти смерти предотвращают куда худшую бойню, лично ей служит слабым утешением.