После измены (СИ) - Крамор Марика - Страница 35

Намекаю, что было бы неплохо, если бы он мне позвонил. Вдруг сам не додумается.

Но Йохан в ответ на слабые покусывания лишь наигранно прищуривается. Ура! Мы снова понимаем друг друга без слов.

По пути к родителям Йохана разговариваем мы с Нохом мало.

На пороге его уютного дома меня охватывает неловкость. Может, правда в гостиницу надо было? Но нет. Мало ли что? А если живот схватит? Боль придёт. Нет, быть сейчас одной в незнакомой стране — это самое плохое решение, которое может быть. Уж лучше с Нохом за стенкой. Кажется, на него действительно можно положиться.

Гостеприимный хозяин уже предупредил супругу о нашем скором приезде.

Не ожидаю ничего особенного, но вот как только распахивается дверь, меня почти сносит маленький ураган, обнимая за ноги.

Алисия.

Глава 37

— Привет!

Детскому веселому голосочку не удаётся скрасить душевную боль. Особенно когда рядом начинает энергично скакать Сенатор и с пустой надеждой вынюхивать воздух позади меня. В конце концов пёс, разочарованно скуля, отворачивается и ложится на пол у дивана.

Догадываюсь, кого он преданно ждёт.

Мы стоим на пороге, даже в гостиную не прошли, но атмосфера этого дома, близкие Йохана и страдальческие взгляды обнажают скрытые чувства.

Перевожу печальный взор на милое личико. Глажу Алисию по голове. Чтобы обнять ее, присаживаюсь на корточки.

— Прости, Йохан не смог приехать, — с грустью отмечает малышка. — Мама сказала, что он болеет. Но как только поправится — он сразу соберётся к нам!

Обнимаю ее, потому что горячий ком обжигает горло изнутри. Торопливо смаргиваю слёзы, стараясь искоренить дрожь из голоса.

— Да, я знаю, — слегка отстраняюсь, кладу ладони на детские плечики. Алисия, как всегда, в красивом платье, на голове корзинка из белых локонов. Йохан так не умеет. Он волосы в слабый хвостик заплетает, каждый раз морщась, когда приходится племяннице поправлять прическу.

С Ребеккой видимся впервые. Она дружелюбно здоровается, Питер переводит ее слова своевременно, профессионально. Я слабо отвечаю на приветствие, чувствую себя скованно. С мамой Йохана нас уже представляли друг другу на приёме, но сейчас словно знакомимся заново, уже совсем в ином качестве. Я не просто гостья их близких друзей. Я возлюбленная одного из самых родных для неё людей. Мне страшно представить, что она пережила, когда узнала ужасные новости. Что сын ее в реанимации. И он борется с серьёзной болезнью.

Мы смотрим друг на друга с сожалением, в ее глазах неизмеримая боль и скорбь. Но все же надежда ярче.

Не обмениваемся даже приветствиями. Женщина просто молча меня обнимает, прижимает к сердцу. Тихо просит чувствовать себя как дома и обращаться к ней, если мне что-то понадобится.

— Мы очень рады, что ты смогла приехать.

Не понимаю, какие эмоции сейчас вызывает его семья. Вижу только, что все они как на иголках. Все в напряжённом ожидании.

Я настолько вымотана, что благодарю хозяйку и прошу разрешить мне прилечь. Говорю, что устала невыносимо, и поднимаюсь наверх вслед за ней.

Не хочу ни с кем вести беседы.

Меня аж трясет, когда я вспоминаю взгляд Йохана. Раненный. Неверящий. Потрясённый до невозможного.

Йохан звонит почти сразу, как только я сворачиваюсь калачиком на кровати и ласково поглаживаю живот. Ничего, малыш. Мы вытянем папку. Мы же его любим…

— Алло.

— Как дела? — звучит бодрый голос.

— Все в порядке. Я у твоих родителей. Лежу отдыхаю. Сегодня насыщенный день. А у меня тут целая невостребованная кровать.

Тишина замирает в трубке. А я посмеиваюсь.

— Ты позвонил, чтобы молчать? — мечтательно разглядываю идеально белый потолок.

— Представляешь, я не знаю, что тебе сказать, — отвечает, и я слышу, что он улыбается. — Скучал дико… Даша, прости. Пожалуйста, прости. Я после приступа посчитал, тебе только хуже со мной будет. Что…

— Не надо. На самоедство, — не помню, как это слово звучит на английском, поэтому произношу на родном языке, — у тебя много времени было. Со мной не надо.

— Что, прости?

— Неважно. По тебе тут все скучают. И ждут. И даже Сенатор не скачет по мебели.

— Потому что знает: получит за это, как вернусь.

— Все знают, что ты вернёшься.

Твердость фразы оглушает обоих.

Болтаем ещё немного, а я уже чувствую, как меня клонит в сон.

До самого вечера я почти ни с кем не общаюсь. Только Алисия прорывается ко мне в комнату, а Ребекка скованно улыбается. Виновато лепечет что-то на своём.

— Мама говорит, что сейчас меня уведёт! А я соскучилась! Разреши с тобой посидеть. М? — выпрашивает страдальчески.

— Скажи маме, что я не против, — улыбаюсь. — Мы поваляемся вдвоём, — надеюсь, Ребекка поймёт намёк и не обидится.

Алисия не стесняясь залезает ко мне на кровать с ногами. Обнимаемся.

Ощущение, что так было всегда. И у нас с девчушкой тонкое взаимопонимание. Она частенько капризничает. Но слишком — никогда. Она очень эмоциональная девочка.

Я начинаю рассказывать о той части детства, когда художественная гимнастка была смыслом моей жизни. Малышка слушает с вытаращенными глазами, задаёт вопросы. Болтаем долго. Наверное, уже много времени, но нас пока не тревожат.

— Алисия, ты подружилась с ленточкой?

— Она меня не любит, — уныло жалуется.

— Как тебя можно не любить? Ты чудесная.

— Но если я не буду заниматься, то стану обычной, — расстраивается.

— Кто тебе такое сказал? — округляю глаза.

Молчит.

— Тебе нравятся тренировки?

— Угу, — опечаленно.

— А что тебе еще нравится? Чем ты любишь заниматься?

— Ммм… гулять с Сенатором… мммм, — размышляет, — я люблю ночевать у Йохана. Он мне купил большую бумагу! — разводит в стороны ладошки. — И ещё много-много фломастеров. Там аж четыре штуки розового цвета!

— Рисовать нравится? — уточняю с улыбкой.

Ее глазки мечтательно блестят. Малышка уверенно кивает. А затем мы ещё какое-то время, обнявшись, рассматриваем потолок.

— А ты ходила когда-нибудь на занятия по рисованию?

— Нет, — вздыхает. — Папа говорит, что это ерунда. И что тогда мы не будем успевать на тренировки.

— А если бы твой тренер заболел? Как бы ты провела это время?

— Ммм… — опять хмурится. — Не знаю…

— Ты подумай. Тебя ведь никто не будет ругать, если тебе захочется заняться чем-то интересным.

Как закончился этот день, теперь вспоминаю с трудом. Ночью спала как убитая. На утро немного кружилась голова. Не было аппетита. А от предстоящей встречи в больнице даже немного познабливало.

Утром меня родители Йохана встретили с улыбкой и уже готовым завтраком.

Питер ещё не приехал.

И я первым делом позвонила Йохану. Через него с родителями и общались: кратко, емко, по существу.

У Йохана процедуры утром. Часам к одиннадцати будет нормально к нему приехать. Я начинаю собираться. Ребекка с Алисией прибыли, как только закончился завтрак. И последняя уже хнычет, что хочет со мной.

— Мы вечером в парк пойдём прогуляться. Может, присоединишься? — предлагает Ребекка.

Чувствую облегчение и благодарность. Соглашаюсь, конечно. Мне и свежий воздух нужен. И прогулки. И разговоры ни о чем. Мне просто необходимо хоть немного отвлечься и не чувствовать постоянную свинцовую тяжесть на плечах.

— Ну вот видишь, Алисия. Даша с нами вечером пойдёт. А сейчас ей нужно много чего успеть, — уговаривает. Только тогда девочка уступает.

Мы с Нохом переглядываемся. Хозяин дома спокойно ожидает на диване в гостиной, уже собранный, подбадривает меня улыбкой.

В душе странное напряжённое чувство. Как в детстве. Словно неумолимо приближается событие, которого ты ждёшь уже очень давно. И оно вот-вот наступит.

Это чувство, очевидно, посещает не только меня, потому как пёс Йохана ни с того ни с сего срывается с места и, громко гавкнув, бежит ко входу. Торопливо становится на задние лапы. С надеждой утыкается носом в дверь, навострив уши.