После измены (СИ) - Крамор Марика - Страница 34

— Это вообще… — я оживаю, сглатывая слёзы, — можно вылечить?

— Лечение комплексное и длительное. Существуют методы профилактики.

— Простите, — извиняясь, смотрю на Йохана, и тут же перевожу влажный взгляд на врача, — мы могли бы две минуты поговорить наедине?

Питер хорошо знает своё дело. Уже через несколько мгновений, я выдерживаю внимательный взгляд доктора.

— Но если он лечился и полгода занимался профилактикой, почему… — качаю головой, — почему это не сработало?

— Организм человека — очень сложный механизм. Где-то произошёл сбой. Все факторы нужно оценивать вкупе. И не всегда нам известен полный перечень.

— То есть это может повториться вновь?

— В теории может быть все. Но может и не повториться никогда при строгом соблюдении рекомендаций.

— Значит, у него проблемы с кровью, — лепечу дрожащим голосом, но я ещё держусь. — Склонность к образованию тромбов, которые в любой момент могут попасть в кровоток?

— Да, все верно.

Сжимаю ладони в кулаки, выталкивая следующий вопрос:

— Эта склонность может передаваться по наследству?

Как у меня хватило сил не осесть на пол, я не знаю, но ладони теперь безостановочно стирают соленые потоки с щек. Одно лишь слово ударило под дых:

— Да.

Глава 36

Плечи дрожат от отчаяния. Я чувствую тяжелый взгляд Йохана. И очень надеюсь, что переводчик не станет передавать весь разговор. Но даже если так, то мне все равно необходимо уточнить:

— И что в таком случае делать родителям? — неосознанно закрываю ладонью живот в желании защитить малыша.

Врач смотрит проницательно, опуская цепкий взор мне на пальцы. Затем взгляд его медленно поднимается, скользя по лицу. Как будто мужчина хочет что-то увидеть в моих заплаканных глазах.

Тут он неторопливо накрывает мое плечо и слегка подталкивает. Мы медленно идём вперёд, а доктор осторожно проговаривает слова:

— Во-первых, будущей маме нужно как можно чаще избегать факторов стресса. Во-вторых, если мы рассматриваем конкретно случай господина Ларсена, — сверкает глазами, — то я склонен думать, что его проблемы все же не связаны с генетикой. Я веду его уже полгода, тщательно собирая подробный анамнез. Ни у кого в его семье случаев тромбоэмболии раньше зафиксировано не было. Эту патологию я склонен связывать с травмой ноги, которую мой пациент перенёс некоторое время назад. Сгустки крови образовываются в глубоких венах нижних конечностей. В результате мы имеем серьезнейшие последствия в виде закупорки легочного ствола или мелких ветвей артериальной системы. Это тяжёлое сосудистое заболевание. Но, повторюсь, наследникам господина Ларсена оно не передастся. Это травма, а не предрасположенность.

Мне становится легче дышать. Я с такой благодарностью смотрю на врача!

— Скажите, какова вероятность, что… что Йохан… может… — не в силах произнести эти трагические слова, заменяю их иными, — как часто люди умирают от этого? Есть ли хоть какой-то реальный шанс? У него ведь уже два приступа было… — каждое слово даётся с неимоверным усилием.

— К сожалению, часто, — печально кивает доктор. — Но сейчас болезнь вовремя диагностирована. Есть способы, есть шанс.

Мне кажется, я выплакала все слёзы мира. А теперь впереди маячит лучик надежды. Да так ярко!

— Спасибо вам!

— Берегите себя, — многозначительно смотрит на живот.

Его тёплая улыбка вселяет уверенность. Возможно, чуть позже я смогу спросить его о чем-то ещё. О чем-то важном, что сейчас упустила. Но это будет потом.

Доктор спешит. А я скованно оборачиваюсь.

Йохан стоит в той же позе, не сводит с меня глаз. Не берусь читать эмоции по его напряженному лицу. Медленно оглядываю его с ног до головы, очередной шаг вперёд даётся с трудом.

Он похудел, лицо осунулось. Наши взгляды пересекаются, и Йохан вздрагивает. Как будто отмирает. Как будто все это время наблюдал за происходящим со стороны.

Немедленно шагает вперёд. Останавливается в нескольких сантиметрах. Смотрит так, словно в последний раз видит. Жадно. Каждый взгляд как трепетное касание.

Сожаление и чувство вины плещутся в глубоководных дымчатых омутах. Расстояние, разделяющее нас, проходим оба. Замираем посередине.

— Не верю, что ты приехала. Даша, я… — от глубины скорби в его голосе меня бросает в дрожь.

Не успевает закончить фразу, как я перебиваю его. Ибо этот день однозначно стал самым сложным за последние несколько лет. Эмоционально я выжата. На максимум.

— Я понимаю, о чем ты хочешь сказать. Извини, не готова сейчас ни слышать, ни обсуждать, — слабо мотаю головой. Мой мир только что начал собираться по осколкам. Не знаю, как насчёт склеить. Но выплавить из него новое… крепкое… можно.

— Да… — неверяще улыбается. Это не та счастливая светлая улыбка, что он дарил мне раньше, но уже хоть что-то. Надежду вселяет любой проблеск. Любой. — Я тоже. Я…

Он замолкает. Потому что я сама попросила не продолжать. Однажды Йохан уже сделал, как я хотела: выбрал за меня. Вот только я не думала, что и теперь выльется это в самовольное решение. Кто же знал, что будет так больно.

Я не могу сейчас обсуждать его состояние, наш последний разговор. Это чересчур на сегодня, меня интересует лишь только:

— Ты рад меня видеть?

В его глазах читаю ответ. Раскаяние и горечь.

— Ещё немного, и я просто сойду с ума от счастья.

— Насчёт твоей жены. Это же все неправда?

Йохан лишь пристыженно качает головой, закусив нижнюю губу. Что уж тут скажешь.

— Знай, что я тебя осуждаю за это.

— Знаю.

Минута проходит. А может, и нет. Теряю счёт времени, когда смотрю в его глаза. Взгляды говорят больше.

— Когда тебя выпишут?

— День-два. Скоро.

— Завтра можно приехать?

Вместо ответа с губ его слетает просьба. Йохан отнимает роль того, кто просит, забирая ее себе. Дарит мне возможность ответить снисходительным согласием.

— Завтра сможешь приехать?

— Я постараюсь.

Улыбаемся оба. Мы снова на одной волне. Мы не разбились о рифы. Смогли выплыть, вырвавшись из ледяной пучины отчаяния. И мы почти на берегу. Почти доплыли.

— Мне пора.

— Мне тоже. Меня диагносты ждут.

— Иди.

Каждое слово как будто вселенная. Коротко, но так емко. И столько смысла…

Начинаю обходить Йохана, направляясь к его отцу, стоящему чуть в отдалении, ведущему тихую беседу с переводчиком.

Внезапно кожу обжигает касанием. Йохан взволнованно перехватывает запястье, распространяя тепло вверх по руке. Тянет на себя. Наклоняется. А я неосознанно тянусь к нему. Душой, сердцем. Мечтами, будущим.

— Даша, я так хочу сказать тебе… что-то, что могло бы хоть приблизительно описать… — тяжелое дыхание замирает на его губах. — Но не знаю, что именно.

— Я буду ждать.

Освобождаю руку. Мне в эту секунду так комфортнее. Не здесь и не сейчас. Подходим к Ноху.

— Я предлагал Даше пока что погостить у нас. Мне кажется, отель — не самый лучший вариант, — мужчина многозначительно смотрит на сына, намекая на то, что я пыталась отказаться.

— Ты не хочешь? — Йохан спокойно и так же размеренно, как и раньше, обращается ко мне.

— Думаю, это будет не очень комфортно. Это, наверное, странно.

— Я бы не хотел, чтобы ты сейчас разбиралась с маршрутами и способами добраться или находилась одна в такси.

На самом деле остаться сейчас одной мне хочется меньше всего. Разговаривать нет желания ни с кем, но просто чтобы кто-нибудь находится рядом…

— Скажи, как будет лучше сделать.

— Езжай к моим родителям. У тебя будет отдельная комната. Если тебя хоть что-то не устроит, я сам буду решать, — твердость в его голосе кажется мне хорошим знаком. Йохан строго смотрит на отца.

— Даша согласна погостить у вас. Я приеду за ней, как только меня выпишут, — уверенно заявляет переводчик. Затем Йохан переходит на английский. — Как всегда? Без долгих прощаний?

— Да. На связи.