Блеск чужих созвездий (СИ) - Доброхотова Мария - Страница 66

Таня никуда не приседала, она стояла и во все глаза смотрела на явление хозяина замка в развевающемся плаще.

— Я вот только уточню, — процедил сквозь зубы Адриан, — решили пообщаться, когда в замке бушует неизвестная болезнь?

— Но вы говорили, что ею болеют слуги, они заперты где-то наверху, и я… — начала было Виталина, но Мангон ее перебил:

— А вы, значит, бессмертная? От этой болезни горит тело, а кожа покрывается волдырями, в которых плещется огонь.

“Просто температура и сыпь, что за драма?” — подумала Таня, но вслух, конечно, ничего не сказала.

— Я не знала, что все так тяжело, — пролепетала Виталина.

— Будьте так добры, разойдитесь по комнатам. К сожалению, теперь вы не сможете покинуть замок, пока мой врач не разрешит вам.

— Не смогу покинуть замок? — ахнула Амин. — Но мой отец…

— Поверьте, я куда более разочарован, чем вы, — резко ответил Мангон, и Таня едва удержалась, чтобы не ухмыльнуться. — Советую написать отцу письмо. И впредь думать хоть немного головой! А не тем, чем вы сегодня это делали.

— Мангон, на самом деле, вы немного перегибаете, — вступился за девушку Ястин. — Мы повели себя неосмотрительно, но все же…

— Вы повели себя, как глупцы, которым интересны лишь вино и сплетни, — прорычал Мангон, и гнев его ощущался буквально физически. Он почти обжигал: Адриан обладал способностью воздействовать на людей, и Таня уже не впервой было с ней столкнуться. — И нам всем придется разбираться с последствиями. Вечер закончен. Всем нужно разойтись.

Таня вместе со всеми хотела проскользнуть наверх, но вскрикнула от боли, когда Мангон схватил ее за руку.

— Ты чего устроила? — он не кричал, боясь, что его услышат, но буквально выплевывал слова Тане в лицо, и от этого было только хуже. — Ты знаешь, что Росалинда больна. Ты знаешь, как это опасно. Какого Бурунда ты пьешь здесь мое вино и развлекаешься?

— Я не хотеть. Меня звать Виталина, — забормотала Таня, не в силах справиться с таким натиском, с такой бурной яростью.

— Говори нормально! — зарычал Мангон и повторил тише: — Говори нормально, я же знаю, ты умеешь. И ради Матери, тебе нужно просто сидеть и не высовываться. Я хотел поступить с тобой по-человечески, не держать в цепях, позволил жить в хорошей комнате, ходить по замку, есть, что твоя дикая душа пожелает. Ты можешь просто не разрушать все вокруг себя?

— Жить? — зашипела Таня. — Ты отбираешь мою жить, — ее захлестнуло такое отчаяние, такая обида, что страх померк перед ними. — Ты есть само зло!

Таня развернулась на каблуках и бросилась вон из зала. Ее трясло, глаза жгло от слез, которые так и не будут выплаканы. В любой момент она ждала удар в спину, но его не последовало. Только когда Таня уже поднималась по лестнице, она услышала страшный грохот из обеденного зала, но даже не остановилась.

***

На третий день вернулся Владимир. В ожидании его Таня проводила дни с Росси, учила драконьи слова с Жосленом, делала упражнения по вечерам, отказавшись от пробежки, потому что Раду появлялась, стоило только нос показать из комнаты. Пару раз к ней заглянул Тень. И все-таки, когда в ворота замка въехала двойка лошадей, груженных сундуками, Таня испытала настоящую радость.

— Ты приехал, — она выбежала во двор и приветствовала Влада, словно родного дядюшку.

— Татьяна, рад тебя видеть! — широко улыбнулся Владимир и потрепал ее по отросшим волосам. От былой стильной стрижки не осталось и следа, волосы уже почти закрывали уши. — Конечно, приехал, разве я брошу Серый Кардинал загибаться от детской болезни? На вот, это тебе. Ты такие не пробовала, — он вытащил из сумки сетку странных фруктов.

Мангон тоже был во дворе. Он ждал врача с нетерпением, потому что накануне сразу трое слуг слегли с лихорадкой. Адриан хмуро наблюдал, как по-доброму Влад общался с Таней. Вот он передает ей сумку с соболами, вот треплет белокурые волосы, широко улыбается какой-то шутке. Между этими двумя на удивление быстро возникла связь, которую Мангон с поистине драконьим чутьем признал опасной.

— Влад, твои комнаты готовы. Поторопись расположиться. Несколько слуг больны, я хочу, чтобы ты их осмотрел как можно скорее, — попросил он, подойдя ближе. На Таню он даже не посмотрел, словно ее и не было рядом.

— Конечно. Татьяна мне поможет разложить вещи. Правда, дорогая?

Таня кивнула, с аппетитом вгрызаясь в соболу. По вкусу фрукт напоминал лежалое яблоко, только с косточками, разбросанными по всей мякоти. Она чувствовала себя едва ли не счастливой и решила не обращать внимание на пренебрежение Мангона, мысленно махнув на него рукой.

Дольше всего заняло устройство лаборатории. Но когда все было готово, все свободное время Тани захватила работа с Владимиром. Она вставала в пять утра, пока было темно, делала зарядку, завтракала в компании врача и начинала работу. Она грела воду, мешала травы и порошки по подробным рецептам, протирала столы и колбы. С восьми утра к ним приходили больные, которых становилось все больше, и тут Таня оказалась незаменима. Служанки были настолько консервативны, что не готовы были снять чулки или закатать рукава в присутствии мужчины, поэтому их воспаленную кожу осматривала и обрабатывала Таня.

Владимир привез ей форму сестры помощи: шерстяное платье, чепец и фартук, — но Таня предпочла одежду, которую носили его ученики. Широкие брюки, рубашка, жилет и кожаный фартук тонкой выделки с портупеей. Волосы она забирала и зажимала обручем, как Владимир, отчего окончательно становилась похожа на парня. Ее жесты стали резкими и порывистыми, словно у дворового мальчишки, с которыми Таня провела все детство. Она громко смеялась и колко острила, потому что в ее распоряжении вновь оказался родной язык с его полутонами, тонкостями и двойными смыслами. Одним словом, Таня чувствовала себя, как карп в реке.

Однажды, наслаждаясь временными затишьем, Владимир и Таня пили чай с лимонным кексом. Она вытянула ноги и с наслаждением прикрыла глаза. Влад доливал себе уже третью кружку травяного настоя, который заменил им чай, щедро сдабривая его сахаром.

— Знаешь, чего мне тут ужасно не хватает? — спросил он. — Юбилейного печенья. Странно, но пока я жил в Твери, терпеть его не мог. Оно казалось таким простым, сухим, прогорклым. Я все брал курабье какое-нибудь или корзиночки с масляным кремом. А попал сюда и вдруг понял: хочу юбилейного печенья. А здесь нет такого. И рецепта я не знаю, чтобы у повара заказать. Просил лучших: сделай самое простое печенье, будь человеком. А не могут они простое, лучшие повара-то. Вкусное делают, но не то, — он замолчал и сделал глоток чая.

— Ты так и не рассказал, как попал в этот мир. Как можно добровольно сюда уйти?

— Как и в мир иной — от безысходности, — усмехнулся Владимир. — Я учился на микробиолога, точнее, вирусолога. Меня захватывала идея разобраться в их маленькой вселенной и понять, как вирусы живут, попадают в организм и что с ним делают. Интересная специальность, полезная. И малооплачиваемая. У нас, по крайней мере. Говорят, есть частные лаборатории или привилегированные государственные, где можно зарабатывать, как человек, но я даже вакансий таких не видел. После института работал, как все: дом — работа — дом. Кое-как сводил концы с концами, но сводил. Женился. Жена моя… Ленка. Бывшая. Ленка тоже на медицинском училась, на фармацевта. Мы с ней со второго курса вместе были, мечтали, что в горе и радости, о маленькой уютной квартирке, коте, потом детях, конечно. А работал я тогда под началом талантливейшего вирусолога Виталия Анатольевича. Виталика. Ну, талантливым он был не только вирусологом, — Владимир многозначительно замолчал, и Таня спросила:

— А кем еще?

Влад горько усмехнулся.

— Любовником он был талантливым. Влюбилась в него моя Ленка и ушла от меня. Сказала, что у него дача на берегу Волги и машина иномарка. А у меня хрущевка на окраине Твери — я ему был не соперник. Как после этого приходить в лабораторию, плечом к плечу работать с этим… Виталиком? Эх, сигаретку бы сейчас. Ты не куришь?