Блеск чужих созвездий (СИ) - Доброхотова Мария - Страница 67

— Нет, я за спорт.

— Это правильно, конечно. Но что-то гадко на душе стало. Курить захотелось.

— Если тебе сложно, ты не продолжай, — обеспокоенно предложила Таня. — Это все мое любопытство, раздави его каток.

— Каток?

— Это так мой отец говорил… говорит, — смутилась Таня.

— Знаешь, мне нужно кому-то рассказать. Трудно это — когда все в себе держишь. Если выслушаешь старика, я расскажу.

— Конечно, если тебе не сложно.

— Итак, работать нормально я не смог, — продолжал Влад, подливая себе кипяток, только чтобы занять руки, — и Виталик отправил меня в отпуск. Отдохнуть, подумать. А что тут думать? Ясное дело, что следующий шаг — увольнение. Вот так повернулась моя жизнь. Ни жены, ни детей, ни работы, считай. А тут еще мама умерла от рака, лечили его тогда очень плохо. И однажды я взял бельевую веревку, кусок хозяйственного мыла и пошел в лес. Почему я не взял никакого стула, как я думал взбираться-то? Только сейчас в голову пришло. Но не важно. Пошел я в лес, он за домом нашим растет. Темно было. И вдруг что-то загорелось ярко-синим, загудело, и вдруг вспыхнула искра и расширилась в портал. Знаешь, кольцо такое синее, а внутри — лето. У нас-то зима была. Я подумал, что все, крыша поехала. Если коротко, то это оказались техномаги. Они иногда наведываются в наш мир, изучают языки и культуру. Ну и донаведывались. Притащили себе корь, которая разрослась до эпидемии. Они уже полгода искали способ справиться с ней так, чтобы не привлечь к себе особого внимания с нашей стороны. И вот им попался я. Отчаявшийся, спивающийся вирусолог, который хотел одного: быть как можно дальше от своей боли. Когда я воровал в лаборатории реагенты, лекарства, записи, микроскопы и инструмент, я не знал, что вместе с ними прихвачу сюда и свою боль. Куда не беги, везде берешь себя с собой. Даже в другой мир.

— И тебя никто не задержал с этим добром?

— Нет. Ночью на охране сидела Люба, я с ней выпил, пожаловался на жизнь. Пока я собирал вещи по лаборатории — мне было совершенно плевать на камеры, ведь я планировал исчезнуть в портале — ее сморило, и я смог безнаказанно вынести две спортивные сумки казенного добра. Я поступил плохо, признаю, но здесь без всего этого мне пришлось бы туго. Взял лекарства, кое-какую одежду, фотографию родителей и отправился за новыми знакомыми в портал.

— Вот так просто? В светящийся круг за незнакомыми людьми? — Таня явно не верила в правдивость истории.

— Это же я тебе короткую версию рассказываю. Хочешь, перескажу, как они меня несколько вечеров уговаривали, узнав, что я доктор? Как показывали артефакты, часы карманные с маленькой механической кукушкой, автоматическое перо и кремниевый пистолет? То-то же. Ты права, это долго и скучно. Все, что нужно знать, что Ромо и Артеску меня уговорили, и я отправился сюда. К этим небоскребам, дилижансам, тверани, дирижаблям, пароходам. Драконам. Если бы ты знала, как я орал, когда в первый раз увидел драконов. Это был праздник, день Великой Матери, и илибуржцы собрались на главной площади. И в разгар праздника на помост опускались они. Пятеро владык. Один за другим: Аррон, как самая старшая, Кейбл, Верион, он тогда еще интересовался государственными делами, молодой Уэлл. И Мангон, конечно. Огромные, величественные. Я думал, умру там от детского восторга. Сорвал глотку в тот день, да… Но это было потом, а попал я в разгар эпидемии кори.

Раздалось громкое шипение. Владимир вскочил, кинулся к своему алхимическому оборудованию. Один перегонный аппарат исправно капал бледно-зеленой жидкостью, но теперь она вспенилась в сосуде, пошла крупными пузырями, зашипела. Выругавшись, Владимир сунул руки в огромные резиновые перчатки, стянул очки-гогглы на глаза и кинулся к своим драгоценным колбам. Еще в одном месте повалил дым, где-то забурлила жидкость, ощутимо запахло тухлым. Влад бегал с одного конца длинного стола к другому, пытаясь успеть везде, а когда Таня попыталась помочь, прикрикнул:

— Не лезь сюда!

И в этот самый момент в дверь постучали. На пороге импровизированной лаборатории стоял Мангон. Он с удивлением посмотрел на проклинающего всех и вся Влада, мечущегося от сосуда к сосуду.

— Доброе утро, — наконец произнес он. — Влад, мне ночью стало хуже. Очень нужно, чтобы ты сейчас обработал кожу, потому что у меня полно дел. Вообще у меня нет времени даже на это, но из-за зуда я не могу сосредоточиться, и мне хочется разбить телеграф об стену.

Тон его оставался спокойным, что резко контрастировало со словами о раздражении.

— Мангон, мне некогда! Таня вами займется, — даже не оборачиваясь, заявил Владимир, и тут же что-то хлопнуло, и над столом поднялось облачко дыма. Он бросился к одному перегонному кубу, потом другому, пытаясь взять под контроль катастрофу лабораторного масштаба.

Таня и Мангон посмотрели друг на друга: она испуганно, он хмуро.

— Влад, так не пойдет. Мне нужна твоя помощь и немедленно. Я не привык просить дважды.

Владимир бросил металлические щипцы на стол, поднял очки на лоб.

— Мангон, я готовил эту вакцину два дня, и сейчас все летит Бурунду в трещину! Будьте мужиком и снимите чертову рубашку. Татьяна все обработает. Не мешайте мне оба, ради Матери!

И он снова вернулся к работе. От едкого дыма сразу заслезились глаза, Владимир снова выругался и опустил гогглы на место. Таня развела руками:

— Идем в процедурную, — это слово было новым и сложным, и она вворачивала его к месту и нет. Таня узнала много нового за последние дни, Влад прилагал все усилия, чтобы помочь Татьяне лучше себя чувствовать в чужом мире и продержаться до тех пор, пока они не придумают, как ее спасти.

Мангон был хмур, под стать осеннему дню за окнами, но ничего не сказал, а послушно прошел в угол комнаты, отделенный богато вышитой ширмой: другой в замке не нашлось, а на этой уже виднелись следы реактивов и лекарств, которые случайно попали на ткань, и служанку однажды замутило от вида крови и вырвало прямо на ширму. Мангон выделил Владимиру сразу несколько смежных залов, но в основном они с Таней обитали в одном. Здесь они и проводили эксперименты, и принимали больных, чтобы всегда быть на подхвате друг у друга. Расписанный драконами потолок, лепнина и картины на стенах резко контрастировали с бренностью человеческой жизни. Великие люди прошлого взирали с картин на сыпь, язвы, озноб, на слабые тела, покрытые каплями пота. Иногда казалось, что они презирают живущих и втайне мечтают, чтобы каждый приходящий в их шикарную обитель умер в мучениях.

— Снимайте рубашку, — по возможности холодно попросила Таня, стараясь не выдать своего смятения. — Я работаю над спиной, плечами и шеей. Остальное сам. Мазь я дам, если ваша заканчивается.

Она натянула перчатки из толстой коричневой резины, которые в подметки не годились тонким латексным перчаткам двадцать первого века. Но Мангон не шевельнулся. Так и стоял, буравя ее взглядом.

— Что случилось? Боитесь, что я отвечу вам за все? Не бойтесь, я уберу ножи и иголки.

— Нет, я не боюсь твой мести, — без тени улыбки сказал Мангон. Он вынул большие карманные часы, положил их на стол. Вслед за ними отправились запонки. Мангон снял жилет, резким движением стащил с шеи шелковый платок изумрудного цвета и чуть помедлил, прежде чем расстегнуть рубашку. Таня почувствовала, как вспотели ладони. Она помнила, как тонкий шелк блузы казался ей броней, когда она осталась в логове оборотней, и она думала, что понимает опасение Мангона оказаться беззащитным. Хотя о какой беззащитности может идти речь, когда у тебя под кожей прячется настоящий дракон? Да и его человеческое тело, как оказалось, было не слабым, а поджарым и мускулистым.

Мангон бросил рубашку на ширму и вопросительно посмотрел на Таню.

— Начинаем? У меня мало времени.

— Эм, да. Конечно, — ответила та, еще более смущенная видом рельефного торса, оливковой кожи и шрама, пересекавшего грудь. Она растерялась. Все это слишком отличалось от общения в раздевалке спортзала или купания на озере, когда она видела друзей без футболок. Тогда все были непринужденными, сейчас же атмосфера казалась напряженной до предела.