Обезьянья лапка (сборник) - Джейкобс Уильям Уаймарк - Страница 36

— Да не ловил я ваших кур. Откуда мне было знать, что там куры! — прохрипел кок.

— Запри его! — по-дружески посоветовал сосед.

— Сейчас запру, — ответил ему хозяин. — Хватит дергаться, воришка!

— Встаньте, — почти шепотом произнес повар, — мне нечем дышать!

— Веди его в дом, свяжи на ночь, а наутро отведем его в Уинтон, в полицию, — сказал сосед. — Отчаянный тип.

Отказав коку в возможности идти самостоятельно, они отнесли его на кухню, где женщина, оставив его на мгновение, торопливо зажгла свечу. Затем она открыла ящик и, к ужасу повара, достала по крайней мере метров тридцать бельевой веревки.

— Лучше всего будет привязать его к стулу, — заметил сосед. — Помню, мне дед рассказывал, как они однажды проучили так разбойника с большой дороги.

— Пожалуй, что так, — согласилась женщина. — Ему на стуле и сподручней будет, пусть он того и не заслужил.

— Дед говорил, что привязал того разбойника к стулу, а потом еще и палкой его по голове огрел, — сказал сосед, задумчиво смотря на повара.

— Ох уж и свирепые тогда были нравы, — заметил кок, прежде чем кто-либо заговорил.

— Ну дык, чтоб помалкивал, — добавил сосед, слегка смущенный молчанием остальных.

— Думаю, и так сойдет, — решил хозяин сарая, тщательно ощупывая путы пленника. — Заходи завтра утром, Петтит, одолжим тележку и свезем его в Уинтон. Наверняка за ним еще чего накопилось.

— Вот уж точно, — согласился Петтит, и повар вздрогнул. — Ну, доброй ночи!

Он ушел к себе, а супруги, еще раз тщательно осмотрев повара и предупредив его о последствиях любой попытки к бегству, задули свечу и вернулись к прерванному сну.

Долгое время несчастный повар сидел в состоянии мрачной апатии, дивясь тому, с какой легкостью он перешел от одного преступления к другому, и пытаясь прикинуть, сколько ему грозит за оба. У очага запел сверчок, пискнула пробежавшая мимо мышь. Совершенно обессилев от усталости и неприятностей, повар заснул.

Он внезапно проснулся среди ночи, стараясь слезть со своей койки на пол и попрыгать на одной ноге, чтобы унять судорогу. Осознав, в каком положении находится, он изо всех сил попытался приподняться и выпрямить пострадавшую конечность. Наконец ему каким-то образом удалось встать на обе ноги, после чего он, приняв облик человекоподобной улитки, стал медленно перемещаться по кухне. Сначала он думал только о судороге, но, когда она прошла, у него мелькнула дикая мысль о бегстве. Согнувшись под тяжестью стула, он подошел к выходу, и после нескольких попыток ему удалось наконец ухватить задвижку зубами и открыть дверь. В течение следующих пяти минут он проделал путь от входной двери до калитки, которая, к счастью, была открыта, и вышел на дорогу.

Все это стоило повару немалых усилий, и он снова уселся на свой переносной стул и принялся подсчитывать свои шансы. От страха у него выросли крылья, правда, довольно примитивного устройства, и стоило ему убедиться, что его никто слышит, как он встал спиной к ближайшему дереву и изо всех сил начал колотить стулом об ствол.

Таким образом ему удалось отбить одну заднюю ножку, и когда он снова захотел сесть, ему пришлось проявить такие чудеса равновесия, что ему позавидовал бы любой бывалый канатоходец.

До самого утра этот преследуемый законом человек мучительно тащился с колченогим стулом вперед, а взошедшее солнце застало его сидящим посреди дороги и предающим анафеме капитана Гетинга и все, что с ним связано. Его испугал звук быстро приближающихся шагов, и, не имея возможности повернуть голову, он с трудом поднялся на ноги и повернулся всем телом.

Новоприбывший резко остановился и, с изумлением глядя на странное сочетание человека и трехногого стула перед собой, в замешательстве попятился. На небольшом расстоянии он принял повара за любителя природы, непринужденно общающегося с ней; теперь же он не мог понять, чудовище перед ним или наваждение.

— Здорово, дружище, — измученным голосом поприветствовал его кок.

— Здравствуйте, — ответил ему человек, все еще отступая.

— Полагаю, — сказал повар, пытаясь приветливо улыбнуться, — вы удивились, обнаружив тут меня?

— Ничего подобного я прежде и не видывал, — сдержанно заметил он.

— Оно и понятно, что нет, — согласился кок. — Во всей Англии мне одному такое под силу.

Путник ответил, что с трудом в это верит.

— Я делаю это на спор, — сообщил ему повар.

— А-а-а, — произнес тот, прояснившись в лице, — на спор. А я было подумал, что вы с ума сошли. На что спорили?

— На пятьдесят фунтов, — ответил кок. — Я проделал этот путь из самого Лондона.

— Будь я проклят! — воскликнул мужчина. — Чего только не придумают! И далеко еще?

— До Оаквилля, — ответил повар, припоминая, что слышал о таком месте во время своих странствий. — По крайней мере, туда я шел, да только, похоже, для меня это слишком. Не окажете мне услугу, перережете веревку?

— Нет, что вы, — произнес тот с укоризной, — не думайте сдаваться. До него всего-то семнадцать миль осталось.

— Увы, я вынужден сдаться, — с грустной улыбкой ответил кок.

— Не унывайте, — приободрил его путник. — Потерпите маленько, сами потом дивиться будете, как чуть было не проиграли.

— Режьте веревку, — выпалил кок, дрожа от нетерпения. — За проделанный путь я уже заработал сорок фунтов. Перережете веревку, и я пришлю вам десять из них.

Мужчина заколебался: врожденная любовь к азарту боролась в нем с жадностью.

— Все-таки у меня семья, — пробормотал он наконец в свое оправдание, достал складной нож и, удерживая повара одной рукой, другой разрезал его путы.

— Благослови тебя Господь, дружище! — поблагодарил его кок, бросил стул на землю и попытался выпрямить свою согнутую спину.

— Меня зовут Джек Томпсон, — представился его благодетель. — Джек Томпсон из Уинчгейта, так меня и найдете.

— Я вам все двенадцать фунтов отправлю, — пообещал благодарный кок, — а стул можете оставить себе.

Он пожал ему руку и, освободившись от своей ноши, снова отправился в путь, в то время как его наивный соучастник, взваливший на плечи стул без одной ноги, встретился по дороге назад с его истинным владельцем и выслушал от него пару суровых истин о своих умственных способностях.

Не зная, какая ему дана фора, повар, несмотря на голод и усталость, рванул вперед со всей скоростью, на какую был способен. Через час пути он решился спросить дорогу у юного пахаря и выпросил у него небольшую, очень небольшую часть завтрака. С вершины следующего холма он увидел море и, стараясь не упускать из виду этого друга своей юности, направился в сторону Бриттлси. В полдень он выклянчил в домике егеря немного провизии и с новыми силами продолжил путь, а в десять вечера, пошатываясь, добрался до причала Бриттлси и с опаской прошмыгнул на корабль. На палубе никого не оказалось, но в кубрике горел свет, и, осторожно глянув вниз, кок стал спускаться. Генри, игравший с Сэмом в шашки, в испуге поднял голову и опрокинул доску.

— Господи помилуй, кашевар ты наш! — воскликнул Сэм. — Где ж тебя носило?

Повар выпрямился, смущенно улыбаясь, и махнул рукой на все четыре стороны.

— То тут, то там, — устало сообщил он.

— Загулял небось, — с укором заметил Сэм.

— Загулял! — с выражением повторил кок. — Загулял!

Задыхаясь от переизбытка чувств, он оставил бесплодные попытки выразить их словами и, не обращая внимания на расспросы Сэма, улегся на свою койку и уснул крепким сном.

Глава V

На следующий день в четыре часа утра они отправились в путь. Повара разбудили в половине четвертого и попросили помочь. Без четверти четыре его растолкали снова, а без десяти минут и вовсе стащили с койки, попытавшись воззвать к его чувству долга. Стоило им уйти, как повар, не открывая глаз, улегся обратно в койку, и, хотя его стягивали на пол еще дважды, он оба раза брел назад в том же сомнамбулическом состоянии и снова засыпал.

Когда он наконец проснулся, «Чайка» уже была милях в тридцати от Бриттлси и неслась под порывами сильного ветра. Штурман такой ветер любил, и выражение его лица хранило безмятежность и спокойствие, пока он не заметил сгорбившуюся фигуру повара, который пытался незаметно проскочить на бак.