Маленькие женщины, или Детство четырех сестер - Олкотт Луиза Мэй - Страница 27

— Успокойся, мама, я забуду всё дурное и буду помнить только хорошее. Ведь я все-таки повеселилась и очень благодарна тебе за это. Я не буду больше ныть и роптать на судьбу. Я проучена теперь. Глупая я девчонка, вот что! Мне еще нужно поучиться жить на свете, прежде чем лезть в общество. А все-таки приятно быть предметом внимания и слушать комплименты, — полушутя созналась Мегги краснея.

— Это чувство совершенно естественно и безвредно. Всякому человеку приятно, когда его хвалят; но надо дорожить только похвалами людей достойных и умных, которые хвалят за дело.

Мегги с минуту просидела в задумчивости. Джо стояла перед ней, по обыкновению заложив руки за спину, и глядела на нее с живым участием и тайною тревогой. Она с удивлением слушала, как сестра ее, краснея, говорила о поклонниках, о комплиментах и тому подобных вещах, и Джо показалось, что в эти две недели Мегги вдруг сделалась взрослой и уходит от нее в какой-то новый мир, куда она, Джо, не может за нею следовать.

— Мама, есть у тебя в самом деле какие-нибудь «планы» относительно нас, как выражается миссис Моффат? — стыдливо спросила Мегги.

— Есть, и даже большие, они бывают у всякой матери. Но только я полагаю, что мои планы не совсем схожи с планами миссис Моффат. Я сообщу тебе их, так как пора направить твою романическую головку и сердце в одном очень важном вопросе. Хотя ты, Мегги, и очень молода еще, но уже не настолько, чтобы не понять меня, а матерям ближе, чем кому бы то ни было говорить с дочерьми о тех вещах, о которых я хочу поговорить с тобой. Придет, быть может, скоро и твоя пора, Джо, — обратилась она к своей второй дочери, — так выслушай и ты мои планы и помоги мне выполнить их, если они хороши.

Джо присела поближе к матери и стала глядеть на нее с таким видом, как будто бы между ними предстояло торжественное заключение какого-то союза. Миссис Марч, положив свои руки на руки дочерей, начала мягким, но серьёзным тоном:

— Я желаю, чтоб мои дочери были умны, добры, красивы и исполнены талантов, чтоб их хвалили, любили и уважали; чтоб молодость их прошла весело; чтоб они вышли замуж за хороших людей, провели полезную и приятную жизнь и чтоб на их долю выпало как можно больше счастья и как можно меньше забот и испытаний. Быть избранной и любимой хорошим человеком есть лучшее счастье, какого только может желать себе женщина, и я надеюсь, что мои дочери испытают его. Думать об этом счастье, Мегги, вполне естественно, каждая женщина вправе надеяться и ждать его, и каждая должна готовиться к нему для того, чтобы, когда оно наступит, быть достойной тех радостей и готовой к тем обязанностям, которые оно принесет с собой. И я тоже честолюбивая мать, мои милые девочки, но только честолюбие мое направлено не к тому, чтоб видеть вас модными дамами, чтоб выдать вас за богатых людей только потому, что они богаты, чтоб поселить вас в роскошных дворцах, где будет всего вдоволь, кроме любви и счастья. Деньги — вещь нужная и, при хорошем употреблении, вещь полезная, но я не желала бы, чтоб вы считали их главной целью в жизни. Я охотнее предпочла бы видеть вас женами бедных людей, но счастливыми, любимыми и довольными, чем королевами на престоле, но без внутреннего довольства и мира.

— Арабелла уверяет, что бедная девушка тогда только может составить себе партию, когда сумеет обратить на себя внимание в обществе.

— Ну, так мы останемся старыми девками! — храбро вскричала Джо.

— Твоя правда, Джо, — подтвердила ее мать. — Лучше остаться старыми девушками, чем рыскать по свету, ловя женихов. Но успокойся, Мегги, истинная любовь не боится бедности. Лучшие женщины, каких я знавала, были бедными девушками; но они были достойны любви, и их отличили и полюбили. Предоставьте все это времени, а пока старайтесь поддержать счастье нашей семьи, чтоб суметь потом сделать счастливыми и ваши собственные семейства. Если же их у вас не будет, то удовольствуйтесь тем, что вам уже дано. Не забывайте только одного: что ваша ближайшая поверенная — ваша мать, а ближайший друг — ваш отец. Оба мы твердо надеемся, что наши дочери всегда останутся нашей гордостью и утешением — все равно, выйдут ли они замуж или нет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Да, мама, да, всегда! — с чувством сказали девочки, обнимая мать и, желая ей спокойной ночи.

ГЛАВА X

Пиквикский клуб

Весна принесла нашим девочкам новые радости и забавы. Дни сделались длиннее и после обеда можно было еще работать в саду и гулять. Надо было привести сад в порядок, тем более, что каждая из сестер получила в нем свой надел, который могла обработывать по собственному усмотрению. Вкусы девочек были также различны, как и характеры, и Анна справедливо говорила, что она узнает, зажмуря глаза, какой участок кому принадлежит.

В участке Мегги были насажены розы, гелиотропы, мирты и одно померанцовое деревцо. Участок Джо ежегодно менял свой вид, потому что она любила делать все новые и новые эксперименты. В тот год, о котором идет речь, она засеяла его подсолнечниками, которые должны были привлекать кур с их семействами. В садике Бетси были большею частью скромные, но душистые цветы: резеда, душистый горошек, анютины глазки вперемежку с курослепом для птиц и кошачьей мятой для кроликов. Участок Эмми отличался замысловатым изяществом: она устроила у себя красивую маленькую беседку, обвитую жимолостью и настурциями и обсаженную лилиями, колокольчиками и другими красивыми цветами.

В ясные дни наши девочки занимались садоводством, гуляли и катались на лодке, а в дождливое время они проводили часы досуга дома, придумывая разные забавы. Они были очень изобретательны в этом отношении. Так, например, они составили между собой род тайного общества под именем «Пиквикского клуба». В ту пору тайные общества были в моде в Америке, а так как героини наши были поклонницами Диккенса, то они и приняли название одного из его произведений.

Общество их существовало, с небольшими перерывами, целый год, и каждую субботу девочки собирались вечером на чердаке для совещания при закрытых дверях.

На столе, вокруг которого стояли четыре стула, горела лампа и лежали четыре венчика с литерами И. К., жирно написанными разноцветными чернилами. Тут же лежала еженедельная газета, называвшаяся «Пиквикским портфелем». Каждая из девочек обязала была сотрудничать в этой газете. Редактором, разумеется, была Джо, считавшаяся докой по части писательства.

В семь часов вечера четверо членов входили в залу заседаний, т. е. на чердак, надевали на головы венчики с литерами и торжественно садились на свои места. Мегги, как старшая, изображала президента, Самуила Пиквика; Джо, обладавшая литературным талантом, была Августом Снодгрэссом. Розовенькая и кругленькая Бетси была Трэси Топмэном, а Эмми, обыкновенно пытавшаяся делать то, что ей было не под силу, исполняла роль Натаниеля Уинкля.[16]

Газета вмещала в себе оригинальные повести, стихотворения, анекдоты, забавные объявления и предостережения, в которых девочки взаимно добродушно осмеивали свои слабости.

Открывается заседание. Мистер Пиквик, надев очки без стекол, стучит по столу, кашляет и, бросив значительный взгляд на Снодгрэсса, начинает вслух читать газету. Нумер начинается стихами, в которых говорится, что члены Пиквикского клуба сошлись с тем, чтоб отпраздновать 52-хлетнюю годовщину его существования; что все они, слава Богу, здоровы и с большим удовольствием пожимают друг другу руки; что президент их Пиквик с обычным достоинством оседлал свой нос очками, чтобы прочесть еженедельные плоды их вдохновения; что их шестифутовый Снодгрэсс по-прежнему уподобляется в своей грации слону, в своем добродушии — лягавой собаке, что в глазах его блещет поэтическое вдохновение, а на носу красуется монументальный прыщ; что миролюбивый Топмэн по-прежнему напоминает резиновый мячик в форме улыбающейся головы, а у Уинкля все так же приглажен волосок к волоску, и все так же маленькая фигурка его кажется образцом порядочности и чистоплотности, несмотря на то что он терпеть не может мыться. В заключение Пиквикскому клубу желалось многолетнее процветание, а членам его преуспевание на литературном поприще. Под этим стихотворением было подписано имя Снодгрэсса.