Рандеву с Валтасаром - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 80

– Я буду говорить по-русски, – сказал Дронго, выходя к участникам пресс-конференции, – ведь все вы знаете русский язык. Некоторые из вас знают и греческий. И уж конечно, английский.

На него смотрели девять пар глаз. Он подумал, что все еще не уверен в своих предположениях.

– В тот день, когда погиб Темелис, убийца был не один, – сказал Дронго, – мы с Яцеком Пацохой уже тогда думали, что у Бискарги должен быть помощник. Этот человек позвал Темелиса в тамбур, где его уже ждал убийца. Но вычислить человека, оказавшегося в тот самый момент у тамбура, было практически невозможно. Любой посторонний мог пройти через вагон. Любой. Но нам был интересен только один.

Он снова посмотрел на сидевших за столом. Трое подозреваемых сидели ближе к выходу – Анджевски, Селимович и Джепаровски.

– Я попросил тогда принести ваши записные книжки, – продолжал Дронго. – Как вы помните, некоторые даже возмутились, особенно наш уважаемый болгарский друг Павел Борисов...

– И правильно сделал, – хрипло сказал Борисов.

– Возможно, – не стал спорить Дронго. – Но некоторые согласились дать их мне. И я хорошо помню, что первым появился в вагоне-ресторане Зоран Анджевски. А за ним все остальные. Постепенно картина происходящего стала проясняться. Оказалось, что Зоран, который обещал принести свою книжку, прошел дальше по вагону и вышел из него вместе с другими македонцами.

– Да, – сказал Зоран, – кажется, так и было. Ну и что?

– Это хорошо, что вы подтверждаете мои слова, – кивнул Дронго, – а наш друг Мехмед Селимович в этот момент делал укол Ивану Джепаровскому.

– Вы считаете, что мне нужно было бежать к вам со своей записной книжкой вместо того, чтобы помочь больному? – гневно спросил Селимович.

– Конечно, нет. Вы поступили очень благородно, помогая товарищу. Но есть только один момент, который мне не совсем ясен. Дело в том, что вы делали Ивану Джепаровскому укол одноразовым шприцом, который обычно выбрасывают. До того как пойти на обед, вы сначала были в купе с испанцами, а затем – в купе Джепаровского. Так вот, когда поезд остановился, я проверил тамбур и никакого шприца с иглой в ящике для мусора не обнаружил. А вы ведь должны были выбросить его туда, если сделали укол до того, как произошло убийство.

– Нет, – вставил Иван Джепаровски, – это было после того, как остановился поезд. Я услышал крики, начал нервничать и попросил Селимовича мне помочь.

– Он вам и помог, – сказал Дронго, глядя на мрачного Мехмеда Селимовича, – а потом вышел с использованным шприцем в туалет. И нашел там щетку со сломанной ручкой. Он выбросил шприц и забрал эту щетку, чтобы скрыть главную улику, которую я намеренно оставил под умывальником, чтобы ее нашли сотрудники немецкой полиции.

– А ты не думаешь, что убийца сам вспомнил про эту щетку и, вернувшись, забрал ее? – спросил Борисов.

– Бискарги не успел бы вернуться, – возразил Дронго, – он в этот момент стоял возле тела убитого, я его там видел. И если даже он каким-то образом успел добежать до вагона, забрать и выбросить щетку, то остается предположить, что он был идиотом, который оставил на месте преступления главную улику со своими отпечатками пальцев. Но я уверен, что его отпечатков там не было. И именно поэтому я утверждаю, что щетку, с помощью который была сломана дверь, забрал другой человек. А именно – Мехмед Селимович.

Все посмотрели на Селимовича. Тот сидел мрачный. Правая рука его вздрагивала. Он молча слушал Дронго, никак его не опровергая.

– Вернувшись в вагон, я нашел в мусорном ведре под умывальником одноразовый шприц, но не нашел щетки.

– Ну и что? – закричал Селимович, вскакивая и явно теряя терпение. – Это ничего не значит. Решили, что вам все позволено? Думаете, что можете надо мной издеваться?

– Нет, не могу, – ответил Дронго, – но Зоран первым принес мне свои записи. А вашему другу Джепаровскому в этот момент было плохо, и он после сделанного укола лежал в купе. Получается, что только вы могли выйти из купе, выбросить шприц и убрать щетку.

Селимович явно нервничал. Он стал пунцовым, глаза налились кровью. Теперь он смотрел только на Дронго.

– И еще один факт, – напомнил Дронго. – Именно вы стояли рядом с Бискарги и Шпрингером в Мадриде в тот самый момент, когда я разговаривал с Густафсоном. Может, вы тоже слышали, как он пытался со мной поссориться?

– И правильно делал! – неожиданно закричал Селимович. – Вас всех нужно давить. Всех аналитиков, шифровальщиков, агентов, всех этих подлецов, которые вместе с политиками начинают войны. Я вас всех ненавижу, ненавижу!

Некоторые начали подниматься с мест, другие смотрели на Селимовича с изумлением. А Дронго спокойно продолжал.

– Я думаю, что именно вы украли у Альберто Порлана его записи, чтобы они мне не достались. Не знаю, что там было и зачем вы это сделали. Но вы их украли. Единственный раз вы сидели в купе испанцев именно во время переезда в Дортмунд. И именно тогда неизвестный, сумев каким-то образом узнать код замка «дипломата» испанского писателя, выкрал его записи. Я думаю, что никаких секретов там не было. Если мы расспросим Альберто и его жену, то они наверняка вспомнят, как в вашем присутствии открывали «дипломат». И именно в Дортмунде у них пропали деньги и дневник. Я не думаю, что вам были нужны деньги. Но вы взяли их намеренно, чтобы никто не понял почему исчез дневник.

– Я вас ненавижу!

Селимович стоял пунцовый и весь трясся, словно собирался броситься на Дронго. Вейдеманис на всякий случай поднялся со своего места. Рыжеволосая журналистка отложила свой фотоаппарат и с интересом следила за происходящим.

– Не знаю, зачем вы это делали, – продолжал Дронго, – но думаю, что ваше маниакальное стремление помешать мне было основано и на личной неприязни, которую вы непонятно почему ко мне испытываете.

– Ах, я вас должен еще и любить?! – закричал Селимович. – Сначала эти проклятые диверсанты убили мою сестру, потом отняли у меня брата. Из-за них я лишился семьи. Это все вы – профессионалы спецслужб, будьте вы все прокляты. Это из-за вас начинаются все войны на земле.

Думаете, я не помню, как вы убивали в Сараево наших людей? Думаете, что я ничего не знаю?

– Вы ошиблись, – сказал Дронго, глядя ему в глаза, – я за последние десять лет ни разу не был в Сараево. Говорю вам абсолютно искренне, вы меня с кем-то перепутали.

– Ничего я не путаю!

Селимович вдруг в два прыжка оказался рядом с Дронго. В его глазах горела ненависть, изо рта шла слюна. Он хотел схватить стоявшего перед ним человека за горло, но Дронго одной рукой отбросил его.

– Успокойтесь, – печально посоветовал Дронго. – Говорю же вам, это был не я.

– Неправда! – бесновался Селимович. – Все боснийцы знали, что убийцей наших детей был Дронго. Он сражался на стороне сербов. Я тебя ненавижу! Ты думаешь, мы ничего не знаем?

Он снова попытался броситься на Дронго, но его схватили за руки Анджевски и Джепаровски. Вейдеманис встал рядом с Дронго, чтобы в случае необходимости защитить его. А Мехмед Селимович продолжал изрыгать проклятия.

– Это ты убивал наших детей! Ты убийца и посланник царя Вавилонского! Ты представляешь Валтасара, – он вдруг захохотал, и женщины, стоявшие рядом с ним, Виржиния и Драгана, с ужасом отшатнулись. – Ты думаешь, ваше царство вечно? Мене, мене, текел, упарсин, – кричал он, брызгая слюной. – И падет царство Вавилонское, и будут все обращены в рабство, а город станет добычей рабов и чужих племен!

– Ему плохо, – сказал Вейдеманис, подходя ближе. – Ты разве не видишь, как ему плохо? Он больной человек.

Рыжеволосая, успев убрать фотоаппарат, достала рацию. Она взглянула на Дронго и кому-то быстро приказала:

– Вызывайте врачей, здесь плохо одному из гостей. Нужна срочная госпитализация.

– Я есть пророк Даниил! – кричал Селимович с безумным выражением лица. – И это я спрятал дневник. Это я забрал щетку. Я мешал тебе везде, где мог. И я следил за тобой, исчадье ада. Ты ничего не сможешь найти, ибо я сильнее тебя. В день, который обязательно будет, когда произойдет встреча с Валтасаром, я произнесу пророческие слова, и падет царство зла!