Нам нельзя (СИ) - Джокер Ольга - Страница 39

— Впереди три месяца службы. Сказал бы позже.

— М-м. Чем заняться планируешь?

— Есть пара идей.

— Не скажешь значит, — ухмыляется он. — Жаль, Воронцов. Ты, без сомнения, лучший зам командира. Хрен знает, где я ещё найду такого. Я же после ухода на пенсию тебя хотел на своё место поставить…

Мельников залпом выпивает коньяк, закусывает лимоном и кривит лицо.

— У нас полно достойных парней. Скороходов, Багров.

— Зелёные ещё, — отмахивается он. — Но спасибо, Воронцов, что всё же не бросаешь своих бойцов на полпути. Что по потерям?

— Наших не тронули, но погибло четверо сотрудников дагестанского ОМОНа.

— Чёрт. Вы осторожнее там.

Убедившись в том, что я не собираюсь уходить с должности в ближайшие месяцы, Мельников оттаивает и перестаёт хмуриться. Мы заводим неприятный разговор. В прошлом месяце семь бойцов спецназа ФСБ уволили за разбойное нападение. Столько лет спецподразделения борются с бандитами и террористами и у нас, и за рубежом. Сотни спасённых жизней, десятки успешных операций. Многие ребята — настоящие герои. Но уголовное дело о разбое легло на репутацию подразделения чёрным пятном, отмыть которое удастся нескоро.

Мельников распинается и плюётся, рассказывая о тех деталях, которые ему удалось узнать, а затем отмахивается и переводит тему в другое русло. У него внук недавно родился, за что полагается очередная порция коньяка. Лицо красное, на лбу блестят капли пота. В таком состоянии из него можно вить верёвки, тем более между нами почти приятельские взаимоотношения.

— Александр Степанович, пока у нас окно, я хотел бы улететь по личным делам, — произношу я после минуты молчания. — Ненадолго. Буквально на два дня.

— В Москву?

— Нет. На родину.

— Раз окно, то лети, — чешет затылок Мельников. — Только поставь вместо себя кого-нибудь такого же толкового. Договорились?

Выпивший Мельников расщедривается на служебное авто, которое отвозит меня прямиком в аэропорт. Лететь отсюда ровно девять часов. Если повезёт, я успею застать Лёху на рабочем месте.

Во время посадки мне приходит сообщение от Ники:

«Соскучилась по твоим футболкам».

К сообщению она прикрепляет фото. Селфи в зеркале, на котором не видно лица, потому что Ника закрывает его телефоном. Зато бросаются в глаза бесконечно длинные ноги и отчётливо просвечивающиеся сквозь тонкую материю белой футболки соски. Моя фантазия разыгрывается не на шутку, в паху моментально тяжелеет. От нетерпения жалею, что в двадцать первом веке до сих пор не изобрели телепорт. Раз… и я перемещаюсь к Нике. Закидываю её стройные ножки себе на плечи и жадно толкаюсь в разгорячённую промежность.

Улетая из родного города, я был уверен, что смогу с лёгкостью выбросить её из мыслей. Давал себе и ей время. Ждал, что она перебесится, остынет, начнёт нормально без меня жить. В первые дни жёстко ломало, когда я представлял, как она ходит на свидания с другими, пытаясь меня забыть. На четвёртый день стало легче, но до конца не отпустило. А потом я улетел в Махачкалу. Не до этого было.

Казалось, что пройдёт ещё немного времени, и я спокойно вернусь в свою прежнюю холостяцкую жизнь, которая до появления Ники меня полностью устраивала. У меня будут другие женщины, у неё — мальчики её возраста, но одно, блядь, её сообщение что-то во мне всколыхнуло. Предполагалось, что я должен смеяться над её шуткой про самку богомола, но было почему-то ни хрена не смешно. Между строк читалось, что она держалась изо всех сил, чтобы мне не писать и не звонить. Мучилась, с ума сходила. Ради чего?

Все мои установки в тот же день были благополучно похерены. Хотелось рвать и метать, что я здесь, в трёх тысячах километров от неё, а она где-то там, в ночном клубе, где полно утырков, мечтающих ей засадить и попользоваться.

Подумаешь, разница в возрасте. Плевать, что у меня работа дебильная, из-за которой я видеть её почти не буду. Похрен, что придётся у Лёхи её силой выгрызать. Мне ведь хорошо с ней. Охуенно. Как ни с одной другой девушкой или женщиной. Не знаю, что будет дальше, но я буду полным имбецилом, если оставлю её.

Ника позвонила мне позавчера в слезах и истерике. Сказала, что родители в курсе нашей связи. Что мать ударила, а Лёха был вне себя от гнева. В груди щемило, когда она рассказывала, как Марина зарядила ей незаслуженную пощёчину, из-за чего щека ещё долго горела. Меня потом полдня колотило от мысли, что я сам заварил эту кашу, а ей пришлось без меня расхлёбывать. Нежной беззащитной девчонке, которая впервые в своей жизни не в того мужика влюбилась.

Я просыпаюсь, когда самолёт заходит на посадку. Тру ладонями глаза, чтобы окончательно прийти в себя. Разница между городами три часа, как раз отлично: Лёха ещё не успел уйти с работы, а я прекрасно знаю, где находится его офис.

Вызвав такси, я направляюсь на Новокузнецкую. Крылов арендует помещение на первом этаже бизнес-центра. На мне экипировка спецназа и берцы, поэтому любопытные взгляды офисных работников мне обеспечены.

В приёмной сидит молоденькая помощница Лёхи — хорошенькая блондинка с голубыми глазами. Увидев меня, она поднимается с места и кокетливо улыбается.

— Здравствуйте! Чем могу быть полезна?

— Крылов у себя? — спрашиваю её.

— А вы по какому вопросу?

— По личному.

— Подождёте одну минутку? Мне нужно уточнить.

— Не волнуйтесь, он будет рад меня видеть.

Пока помощница торопливо набирает номер босса, я подхожу к двери с табличкой, где написано имя товарища, и толкаю её от себя.

Лёха смеётся, разговаривая с кем-то по телефону, но, увидев меня, тут же отключается и крепко сжимает челюсти.

— Ни хрена себе, — ухмыляется он, бросая мобильный на стол. — Ты же вроде бы улетел?

— Ты не отвечал на звонки, поэтому пришлось вернуться. Поговорить нам надо, Алексей Петрович.

Глава 42

— Ну говори, раз так, — скалится Лёха.

Я закрываю за собой дверь и медленно прохожу по просторному кабинету. Судя по обстановке, заряженной напряжением, школьный товарищ как минимум мечтает разорвать меня на ошмётки. Впрочем, заслуженно. У меня нет детей, и я понятия не имею, что делал бы в такой ситуации, но вряд ли прыгал бы до потолка от радости. В общем, Крылову придётся смириться — у него нет выбора, потому что я не отступлю.

— Извини, кофе не предлагаю, Воронцов. Алёнка готовит его для уважаемых людей, а ты в свете последних событий таковым не являешься.

— Обойдусь, — усмехаюсь я.

Мы молча сверлим друг друга взглядами, будто вновь возвращаемся к истокам нашей дружбы. Тогда тоже была злость, ярость, непринятие.

Я не считаю себя правым. Согласен, что переоценил свои силы и выдержку в отношении Ники, но мне совершенно не жаль, что так получилось. Как бы банально это ни звучало, но моя серая скучная жизнь с её появлением заиграла новыми красками.

— Ты, кажется, добился того, что моя дочь живёт в твоей квартире, — цедит Алексей. — Домой она возвращаться не хочет. Так зачем ты пришёл?

— Затем, чтобы вы перестали её прессовать. Оскорбления и пощёчины она не заслужила. Ника живёт у меня, но плачет после каждого вашего звонка.

— Пощёчина была лишней, согласен. Я уже вздрючил Марину по этому поводу, а в остальном – … она моя дочь, Глеб, не забывайся. Я поступаю так, как считаю нужным.

— Ты можешь крыть меня какими угодно словами. Можешь на мне срываться. Можешь разбить мне рожу, если не побоишься. Похер. Вероника — моя женщина, Крылов, и меньше всего на свете я хочу, чтобы она плакала.

Он хмыкает и открывает настежь окно, впуская в кабинет морозный зимний воздух. Пошарив по карманам, достаёт оттуда пачку сигарет и зажигалку.

— Ты зачем полез на неё, Глеб? — спрашивает Лёха спокойным тоном, глубоко затягиваясь и выдыхая дым. — Она же девчонка совсем.

— Ей двадцать.

— Я знаю, сколько лет моей дочери. Но тебе-то почти сорок! Чем ты думал, я не пойму? Молодых девок мало? Полно — бери любую!