Вы весь дрожите, Поттер (СИ) - "love_snape" - Страница 48

В гневе отпрянув от двери, я устремляюсь обратно в свой кабинет, где вызываю домовика.

— Это записка для мистера Малфоя. Пусть явится ко мне немедленно.

Эльф исчезает, а я тяжело опускаюсь в кресло и тру переносицу. То, что это дело рук младшего Малфоя, исключать нельзя. Не так давно он выкидывал сей финт и мог повторить его снова, но зачем?

У него могут быть личные причины. Он так печется о матери, желает защитить ее, уберечь от тирании и гнета. Родители могли им манипулировать: Люциус способен повлиять на Нарциссу, а она — если постарается — на сына.

Вдруг та личностная трансформация, случившаяся с Драко, поначалу была реальной, но в какой-то момент вынужденно обернулась игрой?

По словам Паркинсон, Люциус бомбардировал наследника посланиями. Это не может не насторожить. Я должен все расследовать, пусть даже это будет стоить мне уважения одного из моих самых ярких студентов.

Если то был и впрямь Драко, я придушу гаденыша голыми руками.

Через десять минут слизеринец стучится и неспешно заходит внутрь.

— Вызывали, сэр? — надменно спрашивает он.

— Начну сразу с сути, — положив руки на стол, я складываю пальцы в замок, и они белеют от напряжения. — Вы причастны к отравлению Поттера?

— О, вы серьезно думаете, я на такое способен? А, ну да, — усмехается Драко, в привычной манере растягивая слова. — Решили, раз однажды я его опоил приворотным зельем, так почему бы не перейти на новый уровень!

— Причастны или нет? — рявкаю я, еле сдерживаясь, чтобы не начать швырять в слизеринца всем, что под руку попадется.

— Вижу, вы в бешенстве. Если он и пойдет на поправку, то точно не будет таким красавчиком, как раньше, верно?

— Закройте рот, мистер Малфой, — угрожающе процеживаю я.

— Так я должен молчать или все же говорить? Нет, правда. Очень жаль, что его смазливое личико столь сильно подпорчено.

— Довольно! — я грохаю кулаком по столу и от боли, охватившей кисть, свирепею еще больше. Нужно найти сыворотку правды. Я иду к шкафу с готовыми образцами, яростно распахиваю дверцы и срываю с полки пузырек с прозрачной жидкостью. Затем добавляю в чашку с водой десять капель Веритасерума и резко протягиваю Малфою.

— Пей. Сейчас же!

— Еще чего, — хмыкает он.

— Пей! — ору я. — Или заставлю силой!

— Да вы совсем рехнулись со своим Поттером, — теперь без тени насмешки говорит Малфой. — Взгляните на себя. Он до такой степени свел вас с ума, что вы потеряли голову и творите немыслимое, лишь бы поскорее найти виновного и четвертовать его!

— Я. Сказал. Пей.

Драко, посмотрев на меня с волчьей враждебностью, в конце концов выполняет приказ. Когда мышцы его лица расслабляются, а взгляд становится расфокусированным, я понимаю, что зелье начало действовать.

И уже знаю — он не совершал того, в чем я на мгновение его заподозрил. Будь это правдой, Малфой бы проглотил собственный язык, но Веритасерум не принял.

Осознавая бесполезность этой исповеди, я задаю вопросы исключительно для того, чтобы убедиться в невиновности своего студента.

— Зачем вы сегодня посещали совятню?

— Отправил письмо матери.

— Содержание письма?

— Я передал, что у меня все хорошо, что я очень по ней скучаю. Мы не можем общаться о происходящем дома. Только общие фразы, — монотонно говорит слизеринец.

— Вы намереваетесь навредить Гарри Поттеру?

— Нет. Наша вражда давно в прошлом. И я никогда не причиню зло близкому человеку Гермионы.

— Кто мог прислать Поттеру конверт с ядовитым порошком? — напоследок спрашиваю я, окончательно растеряв пыл.

— Пожиратели, конечно.

— Точнее. Кто из Пожирателей? Ваши догадки?

— Мой отец. Он не оставляет попыток реабилитировать меня в глазах Лорда. Пишет письма, требует сделать все, чтобы тот дал мне шанс на искупление. Вполне возможно, он решил таким образом помочь мне. Ну или подставить, если вам угодно.

Уняв негодование и напоив Малфоя антидотом, я сажусь в кресло и наблюдаю, как он постепенно возвращается в здравый ум, а его взгляд абсолютно проясняется.

— Не доверяете мне, — с горечью роняет Драко. — А пора бы начать. Я не похож на отца. Больше — нет.

*

Субботнее утро становится благословением. Целые сутки работая над зельем, а затем всю ночь просидев над Поттером вместе с Дамблдором, я дождался момента, когда отвар возымеет действие и мальчик наконец перестанет хрипеть и метаться на влажных простынях, словно раненый зверь.

Я видел, как смотрит на меня Альбус, пока я вытираю со лба Гарри пот, убираю с язв сукровицу и отпаиваю его, не приходящего в сознание, приготовленным снадобьем. Во взгляде директора не было ни капли укора, одно лишь понимание. И это злило меня. С чего он взял, будто знает меня? Я что, и впрямь настолько мягкотелый, раз по моему поведению этому божьему одуванчику вдруг все стало «ясно»?

Черта с два. Может, я просто слишком часто рисковал жизнью ради мальчишки, чтобы теперь так бездарно пустить все по ветру. Может, во мне всего-навсего внезапно проснулась жалость. Может, это мой долг, как зельевара, помогать всякому нуждающемуся. Помогал же я Люпину! Готовил ему отвар и носил в личные покои, точно несчастный камердинер.

Но о Люпине я не молился всем богам. И если Дамблдор не сумел прочитать это в моих мыслях, то он достаточно проницателен, чтобы увидеть это в моих глазах.

Утром, перехватив за завтраком пару тостов, я, шатаясь от усталости, вновь возвращаюсь в больничное крыло. И застаю у койки Поттера Малфоя и Грейнджер. Не ожидал встретить их здесь в столь ранний час, когда вся школа спит. Да еще и вдвоем.

Обсуждать это явление, похоже, никто из нас не собирается. Прогнать бы только из головы моментально всплывшие фрагменты их чудовищного соития.

— Поттер не очнулся? — игнорируя приветствия, спрашиваю я.

— Нет, — понуро говорит гриффиндорка. — Но один раз, не приходя в сознание, кое-что произнес.

— Неужели? — сухо откликаюсь я. — И что же?

— Ваше имя.

Из-за их проникновенных сочувственных взглядов до меня быстро доходит: эти двое знают гораздо больше, чем я предполагал. То есть почти все. Хочется растерзать кого-нибудь прямо сейчас. Себя, например.

Осознав, что моим ответом послужило молчание, Грейнджер снова подает голос:

— Вы столько сделали для него. Уверена, он безумно благодарен вам. И мы тоже.

Я все же решаю расставить точки над и.

— Оставьте вашу признательность при себе. Как и одобрение или порицание. Вам ясно?

— Вы много значите для него. Он мой лучший друг. Я желаю быть с вами в хороших отношениях, ведь он дорог нам обоим, — осторожно обходя острые углы, лепечет нахалка.

— Вы правда думаете, мисс Грейнджер, что эти обстоятельства каким-то образом смогут нас сблизить? Вы раздражали меня своей самоуверенностью с самого первого дня. Но когда, будучи пронырливой шмакодявкой, подожгли мою мантию пять лет назад, вы перечеркнули все. Думали, никто не узнает? Дамблдор просветил меня, — протягиваю я, наслаждаясь эффектом от этих слов. Щеки Грейнджер нещадно багровеют. — Очень и очень давно просветил.

— Так ты еще с тех пор плохая девочка? — присвистывает Драко, и я морщусь.

— Сколько раз вы старались меня уязвить ДО этого случая! — невыносимую девчонку в запале уже не остановить. Она смотрит на меня с укоризной и продолжает: — За какие проступки? За то, что я хорошо разбиралась в вашем предмете и была готова ответить даже на самые сложные вопросы? Вы же не можете отрицать, что два года назад лишь для собственного удовольствия прилюдно зачитали ту глупую статью Скитер? О том, как я якобы игралась с сердцем Гарри, мечась между ним и Крамом! Это было невероятно унизительно!

— Кажется, он просто ревновал, Грейнджер, — Драко опережает меня с ответом. — И не тебя, а к тебе.

— Молчи! Не тебе встревать в этот разговор! — парирует та.

— А что я? Ты всегда мне нравилась, — невозмутимо изрекает Малфой. — Но я не мог выразить эту симпатию чем-то, кроме обидных ругательств. И я, между прочим, частенько за тебя переживал.