Противоестественно (СИ) - "Shamal" - Страница 33

Едва ли теплая вода льется мне на голову с душа, и я понимаю, что действительно замерз.

Поспешно закручиваю кран, хватаю полотенце и, наскоро вытеревшись и повязав его на бедра, выхожу.

Даже не глядя в глазок, поворачиваю щеколду, дергаю ручку на себя и буквально ныряю с головой в водоворот охренительного поцелуя.

Макс едва ли не рычит, вжимая меня лопатками в стену, и принимается целовать, не потрудившись закрыть дверь.

Улыбается, отстраняясь, а потом, не давая опомниться, вдруг жестко хватает за волосы, так что я, не успев отдышаться, давлюсь воздухом от внезапной вспышки возбуждения, пробежавшейся электрической волной по позвоночнику.

— Макс… — дышу часто, прерывисто, глядя в его широко распахнутые глаза, взирающие на меня с какой-то непередаваемой смесью желания и нежности.

— Я так скучал! — шипит он, безумно улыбаясь. — Ну ты, конечно, устроил мне испытание на прочность!

Отпускает мои волосы, пропуская пряди между пальцами, гладит, рассматривая с любопытством, проводит по щеке, губам, ведет к шее, а я не могу пошевелиться, позволяя себя изучать.

— Макс, мы должны были встретиться завтра! — шепчу едва слышно, все еще шокированный его внезапным вечерним появлением.

— О да, именно этого ты от меня ждешь — смирения и покорности! — язвительно отвечает он, отстраняясь и ласково заглядывая в глаза. — Ты не разрешил искать встреч с тобой, но ничего не говорил про свое ближайшее окружение, и я наладил контакты с твоей Ленкой. Она сказала, ты какой-то печальный всю неделю, да и ушел с работы раньше…

Отталкиваю его от себя, и, придерживая сползающее с бедер полотенце, закрываю входную дверь.

— Что ты сделал? — осторожно переспрашиваю, глядя в смеющиеся зеленые глаза Макса. — Ты… ты общался с Леной? И что ты ей сказал?

Макс становится чуть серьезнее, но все равно закатывает глаза, притворно устало вздыхая.

— Ничего. Она сама спросила, — отвечает он, пальцами касаясь моего плеча. Проводит по краю татуировки и, не дожидаясь дальнейших расспросов, добавляет: — Спросила, встречаемся мы или нет.

— И ты…

Чувствую, как краска уходит с моего лица, заменяясь мертвецкой бледностью, и все, что могу сказать это:

— Ты в своем уме?

Макс, ни капли не смущаясь, все такой же преисполненный уверенности в своих действиях, теснит меня к кровати, и я послушно отступаю, неотрывно глядя ему в глаза.

— Она спросила, я ответил правду. А что мне еще было делать? Соврать? — теплая ладонь ложится мне на плечо, сжимая, кажется, до синяков, которые, конечно же, будут незаметны под татуировками, а жаль… — Может, стоило сказать ей что-то вроде: «Да нет, он мне просто дядя. Но иногда…»

Испуганно касаюсь пальцами его губ, не позволяя договорить, и Макса это заводит. Он жмурится, как сытый котяра, и хватает за талию, резко толкает на кровать, так что у меня сердце замирает от страха.

— Что ты творишь?! — беспомощно глядя на него снизу вверх, шепотом интересуюсь я.

Макс стягивает с себя куртку, отбрасывает в сторону футболку, а потом принимается за ремень брюк.

— Я думал весь месяц о тебе, Кайя! Каждый чертов день, понимаешь? Каждый день…

Я хочу признаться, что тоже думал, скучал, едва ли волком не выл от страха, что он решит не в мою пользу, или что вскоре его чувства просто сдохнут, перегорят, как китайская гирлянда, а я снова останусь в одиночестве, только на этот раз уже не способный забыть о кратком миге взаимности. Но не могу и слова сказать, зачарованно рассматривая его молодое полуголое тело, гибкие мускулы, перетекающие под гладкой кожей, гипнотическую хищную улыбку на порочных губах.

— Думал? — тупо переспрашиваю, когда он наваливается сверху всем весом, больно вжимая меня в матрас.

— Я уважаю твой выбор, — выдыхает он, почти касаясь своими губами моих. — Ты сказал — месяц, значит, месяц, но до шестого числа осталась всего пара часиков, так что я решил нарушить наш уговор, чтобы утром мы проснулись в одной кровати.

И, торжественно усмехнувшись, он быстро целует меня и так же быстро отстраняется, не давая распробовать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Эй! — протестующе восклицаю я, наблюдая, как он встает и отходит куда-то в коридор. — Макс…

— Уже успел соскучиться? — ехидно спрашивает он, выуживая из рюкзака пузырек со смазкой, презервативы… наверное. Не могу рассмотреть, слишком стремительно он двигается, будто не знает, куда деть бьющую ключом энергию. — В клуб мы идем завтра, а сегодня я хочу отыграться за целый месяц непрекращающегося потока мыслей о том, что я сделаю с тобой при встрече!

Звучит многообещающе, но я все еще помню наш прошлый секс, а потому внутри все сжимается от предвкушения и страха.

Но даже этот лед утопает в сахарном сиропе нежности от его слов. Думал… правда думал.

Он снова оказывается близко-близко, осторожно подцепляет края чудом удержавшегося на бедрах полотенца, разворачивая, будто подарок в праздничной упаковке, и смотрит такими глазами, что мне начинает не хватать кислорода…

Еще никто не смотрел на меня с таким восхищением и обожанием. Так, будто я чего-то стою.

Стыдливо прикрываю лежащий на животе член ладонью и свожу колени, но Макс только фыркает, принимается стягивать свои джинсы.

— Аккуратно… — шепчу, когда он хлопает меня по бедру, заставляя переместиться в центр кровати, и сам усаживается поудобнее.

Макс игнорирует эти слова, будто вообще не слышит, завороженно ведет ладонью по моему бедру от колена к паху, заставляя раздвинуть ноги, касается напряженного члена, сжимая у основания, и вдумчиво принимается водить по нему рукой, сосредоточенно наблюдая, как он твердеет.

— Ты такой красивый… — шепчет он, поднимая на меня глаза. — Ты понятия не имеешь, насколько ты красивый. Везде.

Краснею от его слов и совсем не знаю, что на это отвечать, но ему будто и не требуется ответ.

Он проводит скользкими пальцами между моих ягодиц, осторожно проникая внутрь.

Мне хочется сказать, что я и сам могу растянуть себя, но не могу и рта раскрыть, когда он добавляет второй палец и вводит оба до самого конца, свободной рукой не прекращая неторопливо ласкать ладонью мой уже достаточно твердый член.

Сгибает пальцы, принимаясь поглаживать простату…

— Ты самый потрясающий человек, которого я знал, — шепчет Макс, наклоняясь ниже, целует глянцевую розовую головку, собирая губами капельки смазки. — Ты с самого детства был моим лучшим другом, я всегда восхищался тобой…

Восхищался? Было бы чем восхищаться! Очень сомнительные слова, если смотреть на них с моей стороны. Но ведь Макс видел только красивую картинку, которую я ему показывал. Я всегда старался держать лицо перед племянниками, чтобы…

— А-ах, черт! — не сдерживаю протяжный стон, когда он добавляет третий палец, и удовольствия становится слишком много. — Пожалуйста, Макс, я готов! Пожалуйста!

В его глазах загораются искорки недоверия, будто он хочет осадить меня, сказать, что сам решит, когда я буду готов, но почему-то все равно послушно убирает пальцы, напоследок пройдясь языком по всей длине члена, и принимается надевать презерватив.

— Если будет больно… — начинает он, но обрывается на полуслове, качает головой. — Я сам увижу по твоему лицу.

Мне совсем не хочется думать о той ночи и тем более не хочется, чтобы о ней вспоминал Макс, а потому обхватываю его ногами за бедра, вжимая в себя, и замираю, пытаясь расслабиться.

Взгляд падает на стоящую на кухонном столе кофемашину, и все тело вдруг пронзает электрическая волна удовольствия, одновременно с тем, как Макс начинает медленно входить.

Цепляюсь взглядом за рабочую поверхность, на которой мы как обезумевшие целовались, и, пусть это глупо, но то место теперь для меня какое-то будто сакральное, и я снова и снова возвращаюсь к нему, в мельчайших деталях вспоминая страстный поцелуй, от которого срывало крышу.

Мы много целовались и после. Особенно в последний день перед дистанцированием. На каждом шагу, на каждой горизонтальной и вертикальной поверхности, и потом еще прямо на лестничной площадке, забив на то, что можем попасться кому-то на глаза. Как школьники, господи…