ХВ. Дело № 2 (СИ) - Батыршин Борис - Страница 27

— …Режь! — скомандовал лейтенант. Джотто, закусив губу, надавил на рычаг гидравлических ножниц. Лезвия — две полосы из закалённой стали — с хрустом впились в трос — стальные жилки лопались одна за другой.

Из тумана возник столб мутного света, прошёл у них над головами, едва не задев катер. Джотто инстинктивно припал к палубе.

— Ты там что, обделался? — прошипело из-за спины. — Да австрияки в таком тумане ничего не увидят даже у себя под носом. Режь скорее, иначе мы тут до утра провозимся?

Лейтенант прав, подумал Джотто, снова налегая на рычаг. Один раз первая эскадрилья противолодочных катеров уже пробовала на зуб австрийские броненосцы — это было на рейде жалкого городишки Картелаццо, откуда «Вена» и «Будапешт», две дряхлые посудины береговой обороны, засыпая позиции итальянской армии девятисполовинойдюймовыми "чемоданами" из своего главного калибра. Тогда попытка потопить императорские королевские галоши сорвалась — австрияки шквальным огнём отбили совместную атаку торпедных катеров и гидропланов со стороны моря, а потом, заметив подкрадывающиеся на фоне берега катера первой эскадрильи, перенесли на них весь огонь. Пришлось пускать торпеды с расстояния в девятьсот метров и они, конечно, прошли мимо. Как их «девятка» ухитрилась вывернуться тогда из огненных клещей, а потом ещё и ускользнуть от бросившихся в погоню австрийских эсминцев — об это ведомо только Пресвятой Деве. На отходе они вытащили из воды экипаж подбитого итальянского гидроплана — с одним из пилотов Джотто крепко потом сдружился…

Но сегодня всё будет иначе. Глухой ночью два миноносца отбуксировали к порту Триесту два катера первой эскадрильи — MAC 9 и MAC 13. У входа в гавань катерники отдали буксирные концы и на электромоторах (всего пять узлов, зато ход тихий, на дистанции в половину кабельтова слышно, разве что, лёгкое жужжание) подошли к самым противоторпедным бонам. Проход в заграждении прорезали заранее запасёнными циркулярными пилами и гидравлическими кусачками. Осталось сделать с один-единственный разрез, и тогда...

Обрубок стального троса с плеском упал в воду. Лейтенант Луиджи Риццо, командир катера, шёпотом выругался, но Джотто только отмахнулся — туман съедает звуки не хуже набитой перьями подушки. Снова зажужжал электромотор, и катера на черепашьем двухузловом ходу вошли внутрь гавани. Джотто перебрался назад, в кокпит, и теперь стоял на своём обычном месте — возле рукоятки газа, готовый по первому же сигналу лейтенанта дать полный ход.

Чёрный борт броненосца вырос из воды в кабельтове по курсу катера. Это была удача — после почти двухчасовых поисков в сплошном молоке выйти точно на цель! Второй моторист по сигналу лейтенанта перекинул рубильник, электродвигатель смолк, и теперь катер едва полз по инерции.

— Аппараты к стрельбе залпом — товсь!

Справа и слева с лязгом откинулись на борта решётчатые площадки с уложенными на них торпедами. Джотто стоял, ни жив, ни мёртв — до борта корабля, кажется, можно дотянуться рукой, а ну, как австрияки услышат?

Не услышали.

— Залп!

Скрежетнули серповидные бугели, освобождая лоснящиеся от солидола тела торпед. Смертоносные сигары шумно плюхнулись в воду и пошли к цели, волоча за собой флуоресцирующий зеленоватый след.

— Полный ход! Руль лево!

Джотто рванул рукоятку газа на себя. Пара бензомоторов взревела во все свои совокупные девятьсот лошадок, катер прянул вперёд и тут же лёг на борт в крутой циркуляции. За спиной раздался сдвоенный грохот, но «девятка» уже встала на редан и неслась на своих полных двадцати пяти узлах, уходя и от разведённой взрывами волны, и от ружейной трескотни, поднятой проспавшей свой броненосец вахты…

Джото сел на постели, словно подброшенный пружиной. Ни катера, ни моря — ночь, пропотевшие насквозь простыни, луна в крошечном окошке третьеразрядного пансиона, где он вынужден проводить уже третью ночь. Он, Джотто Мелацци, награждённый за набег на гавань Триеста серебряной медалью «За воинскую доблесть». Он же секретный агент «Дорадо», знакомый в Москве в Москве под этим псевдонимом одному-единственному человеку — начальнику ИНО ОГПУ Меиру Трилиссеру.

Жизнь сделала резкий поворот в послевоенном 1919-м году. За год до этого он, двадцатидвухлетний отставной старшина первой статьи с королевской побрякушкой на форменке оказался выброшенным в мирную жизнь — без дома, без перспективы на будущее, без единой лиры за душой. Поболтавшись некоторое время без работы и в полной мере ощутив на себе нелёгкую долю отставного ветерана, Джотто Мелацци поступил машинистом на французский сухогруз, совершающий рейсы по Средиземному морю. Но не прошло и месяца, когда его посудину зафрахтовало военное ведомство Третьей Республики для перевозки войск в занятую интервентами Одессу, и там Джотто близко сошёлся с портовой ячейкой большевиков, готовивших вооружённое восстание. Именно в беседах с ними политические взгляды Джотто сформировались окончательно. Одессу он покинул убеждённым сторонников «красных» и, вернувшись в домой, примкнул к партии итальянских социалистов. Вместе с товарищами по партии он дрался на улицах со сторонниками набирающего вес Муссолини, а когда фашисты в Италии взяли верх, готов был даже взяться за оружие и уйти в подполье.

Но — не сложилось; в двадцать пятом году на конгрессе в Ливорно ИСП раскололась; Джоттто вместе с другими товарищами примкнул к итальянским коммунистам, а после убийства одного из функционеров партии Муссолини, в котором он принимал живейшее участие, принуждён был бежать из Италии в Турцию, где встретился и установил контакт с сотрудниками недавно созданной советской разведки.

Это было время тектонических перемен в революционном, социалистическом движении старушки-Европы. На состоявшемся годом раньше в Москве Пятом конгрессе Коминтерна в связи с поражением ряда революционных выступлений, ухода в подполье коммунистов многих стран, и ясно заметным стремлением социал-демократических партий к союзу с фашистами, было решено кардинально пересмотреть тактику и стратегию организации. В частности (хотя официально это, разумеется, никогда не объявлялось), ячейки Коминтерна активно привлекались к сотрудничеству с органами советской разведки, и в первую очередь, с Иностранным Отделом ГПУ.

Не избежать бы этого и свежеиспечённому итальянскому коммунисту Джотто Мелацци — если бы судьба не свела его с доверенным лицом председателя ИНО Трилиссера. Тот, оценив перспективы нового агента, получившего оперативный псевдоним «Дорадо», предпочёл не использовать его в общекоминтерновской деятельности, а оставить для «особых поручений». По большей части это было наблюдение за действующими в Италии коммунистическими ячейками; несколько раз «Дорадо» привлекали для установления контактов, которые нельзя было устроить по другим каналам — например, для связи с высокопоставленными итальянскими военными, одинаково недовольными и Муссолини и перспективой большевистской революции в Италии. Для этого пришлось вернуться в Италию и около двух лет провести там на нелегальном положении, скрываясь и от товарищей по партии, и от ищеек ОВРА, личной службы безопасности итальянского диктатора. Долго это продолжаться не могло, и весной двадцать восьмого года Джотто повторно бежал из страны — на этот раз в Грецию. Устроившись в фирму, ремонтирующую скоростные катера, он многие месяцы провёл в бесплодном ожидании вестей из Москвы. И совсем уже решил, что прежние кураторы махнули на него рукой, когда в один ноябрьский вечер в мастерские в порту Пирей зашёл человек. Спросил Пьетро Винченцо — под этим именем Джотто легализовался на новом месте — и назвал известный только агенту «Дорадо» пароль.

Это задание разительно отличалось от всех, которые ему приходилось делать до сих пор. Найти трёх русских подростков, бесследно исчезнувших в Стамбуле из-под плотной опеки сотрудников советского посольства — задачка сама по себе нетривиальная, такая подходит, скорее, для полицейского агента, чем для разведчика-нелегала. Причём беглецов требовалось не просто найти: нет обнаружив их, следовало проследить до некоего тайника, из которого они предположительно, заберут особо важные документы — после чего, переправить их в СССР. Желательно — в компании упомянутой троицы.