Английская наследница - Джеллис Роберта - Страница 71

Зимой темнеет рано, было тринадцатое января. Роджер сходил с ума, когда, наконец, услышал, как Пьер тихонько постучал в люк на крыше. Роджер вновь испугался, увидев выражение лица своего друга.

— Извини, — мрачно сказал Пьер, — я потерял след человека, которому Гарнье отдал письмо, к тому же видели, как я выходил отсюда. — Кто? — спросил Роджер с побелевшим лицом.

— Рыботорговец. Должно быть, мы выходили одновременно. Он не рассмотрел меня, но мы неожиданно столкнулись нос к носу.

— О, Боже, — простонал Роджер, — он знает, что здесь тебя раньше не было.

— Ну, не надо терять головы, — уговаривал Пьер. — Это ничего не может испортить. Просто мы сделаем все по-другому. Сегодня ночью я пойду на корабль и возьму своих парней. Прямо, перед рассветом мы нанесем маленький визит Шаметту. Я выясню, где находится мадемуазель де Коньер…

— Отлично! — задыхаясь, вскричал Роджер. — Ну, конечно, мы нанесем Шаметту визит. Какого дьявола я не подумал об этом прошлой ночью? И, правда, зачем ждать? Давай пойдем сейчас!

— Не будь дураком. Пойдем куда? Ты думаешь, что люди ложатся спать в семь часов вечера? И еще одна маленькая задачка — узнать его адрес у человека, который тебя охраняет, не всполошив всю округу. Мы должны подождать ночи, я не уверен, что тебе следует…

Роджер повернул голову и посмотрел на Пьера. Спорить было бесполезно. Роджера нельзя уговорить остаться, а, собственно, почему бы ему и не пойти. Если уже допросили сторожевых псов, Роджеру гораздо безопаснее бродить по улицам и совершать набеги, чем отсиживаться дома. И потом, он даже и думать не мог, что Роджер, зная, что из-за него рискуют головой, может оставаться в безопасном месте. Невозможно погасить огонь, который горел в глазах Роджера. Пьер понял, что его друг сильно страдал. Самое страшное в этой ситуации — бездействие. Сейчас, когда Роджер знал, что можно что-то сделать, словно камень упал с плеч. Страх и подавленность, которые сводили его с ума, отступили. Неожиданно у него появилась способность соображать и планировать.

— Самое сложное будет, когда мы спустимся с крыши, обойти патруль на улице, — задумчиво сказал Роджер.

— Мы будем осторожны, — ответил Пьер. — Мне не привыкать увертываться от патруля.

— В городе? — рассеянно спросил Роджер.

Что-то всплыло в его памяти связанное с риском, комиссарами. Что-то общее это имело с Леонией, причем очень приятное. Но, черт возьми, какая причастность Леонии к комиссарам могла быть приятной? Хотя то, что говорил Пьер, тоже касалось этого неуловимого воспоминания, что-то связанное с тем, как обойти уличный патруль. Вдруг Роджер воскликнул:

— Есть! Но где она их спрятала?

Пьер посмотрел на него как на безумного, но Роджер не стал объяснять, что он вспомнил. Когда готовился план спасения королевской семьи, Тулон принес два комиссарских шарфа. Леония спрятала их. Костюмы тех людей до сих пор висят среди одежды Роджера. Он вспомнил, что Леония спрятала шарфы, а после они поссорились, так как Леония думала, что он хочет от нее избавиться ради новой женщины. Роджер рассмеялся. Вот какая связь с комиссарами. Он слегка покраснел. Занятие любовью, которое последовало за ссорой, было чем-то особенным, а не просто «приятным».

— Роджер, что с тобой? — резко спросил Пьер. Роджер опять рассмеялся, увидев встревоженное лицо контрабандиста.

— Нет, я не схожу с ума, — уверил он друга и объяснил ход своих мыслей.

— Чудесно! — вскричал Пьер. — Если у нас будут эти шарфы, мы сможем гулять по всему городу с моими парнями, и никто нам не задаст никаких вопросов. — Потом его лицо омрачилось. — Она не могла их выбросить, как ты думаешь? Было бы опасно держать дома подобные аксессуары, а женщины — боязливые создания.

— Только не Леония, — сказал Роджер, — думаю, что она предупредила бы, если бы собралась их выбросить. — О Боже, я вспомнил. Именно это она и сделала.

— Очень плохо, — вздохнул Пьер, думая, что женщина остается женщиной, сделает все наоборот. — Хорошо, обойдемся без них.

— Нет, нет, — перебил Роджер. — Это о том, как Леония, то есть мадемуазель де Коньер, их спрятала. Она затолкала их на дно сундука с тряпками для уборки. Должно быть, они и сейчас там.

Мужчины, чуть ли не толкая друг друга, бросились по чердачной лестнице. Роджер, безусловно, похож на легендарную птичку, которая прячет голову в песок, когда грозит опасность, и думает, что раз ее не видят, то ее и нет. Да, но где же, в самом деле, мадемуазель де Коньер держит свои шарфы? К счастью, Роджер, кажется, это знает. Когда Пьер спустился вниз, Роджер держал их над головой и победно ими размахивал.

— Сейчас все, что нам нужно, — придумать историю на случай, если нас остановит патруль, который знает, что мы не из их участка, — сказал Роджер.

Пьер взглянул в его лихорадочно блестевшие глаза и перевел взгляд на нетронутую еду на столе. Разумеется, Роджер опять забыл поесть. Если на то пошло, то он и сам голоден. Он посмотрел на дурно подобранные продукты и вздохнул. Очевидно, Роджер понятия не имеет, как готовить еду.

— Придумывай историю, — сказал он. — Я голоден. Постараюсь приготовить ужин, которым мы не отравимся, из этого безумного набора дряни.

Роджер с удивлением обследовал увядшую зелень и засохшее мясо на столе. Он несколько минут наблюдал за Пьером, потом забеспокоился, засуетился. Еще через минуту он сказал:

— Я возьму все, что мне понадобится, с собой. Не вернусь сюда больше, что бы там ни было.

Фифи была очень голодна. К тому же она продрогла и страшно устала, весь день бегая то по одной улице, то по другой, принюхиваясь, прислушиваясь, присматриваясь, стараясь найти хоть что-нибудь знакомое. У нее болели лапы, она так замерзла и перепугалась, что уже не думала об игре «найди Роджера». Она только хотела найти дорогу домой, в любой дом. Даже тогда, в одиночестве в шато, когда она воровала отбросы на свинарнике, охотилась за мышами и ела мертвых птиц, было лучше, чем бродить вот так. Там она, по крайней мере, знала, где находится.

Темнота ее не особенно беспокоила, но пошел мелкий дождик, и она вымокла и замерзла. Неутомимо брела она, жалкая, несчастная, шелковый хвостик волочился по лужам, комья грязи налипли на бока. Если бы не было так мокро, она нашла бы сухую норку и спряталась в ней. Но она все время принюхивалась и наконец-то была вознаграждена. Она не учуяла запаха дома или богини, это было бы большим счастьем, но услышала запах еды.

Фифи свернула на узенькую улочку, набирая темп, кончик ее хвоста стал загибаться. Аромат усиливался, нос собаки ходил ходуном. К благоуханию еды примешивалось тепло. Здесь! Фифи устремилась к груде потрохов у заднего входа в продовольственную лавку. С жадностью она схватила один кусок, потом другой. Было шумно, она нервничала, но шум был приглушенный, отделенный от нее дверью и стеной. Тут была кость с жиром и хрящиками, но она была слишком велика, чтобы Фифи могла ее утащить. И все же она была так восхитительна, что собачка забыла об осторожности. Вдруг шум усилился, пронзительно закричала какая-то женщина, и блестящий предмет полетел в нее, едва не задев.

Жутко испугавшись, Фифи отпрыгнула и, забыв про усталость, помчалась изо всех сил прочь. Не останавливаясь, она опрометью выскочила на широкий проспект. Весь день Фифи старательно избегала таких мест, зная, что «дом» не на такой оживленной улице и ей не позволено гулять тут без сопровождения бога или богини. Потрясенная простором, Фифи остановилась в нерешительности и повернула, было обратно, но страх охватил ее, и она задрожала, вспомнив о криках и ужасающем грохоте. Боязливо свернула она на широкую улицу, стараясь быть поближе к зданиям.

Несмотря на ужас и ощущение вины, нос Фифи продолжал работать. Вдруг она остановилась и подняла голову. Она вспомнила, что ее что-то напугало, но что, она уже не помнила. Ну и длинная прогулка! Богиня будет очень сердита. Она должна попасть домой как можно скорее. Возможно, хозяйка не узнает, что она пришла совсем одна в то место, где пахло кожей и чернилами, и где бог разговаривал с «другом» Фуше, который угощал ее конфетами.