Колдовской камень - Джеймс Лэйна Дин - Страница 60

Гиркан взял со столика недопитый кубок с вином и, взболтав его содержимое, понюхал.

— Яд! — объявил он, быстро взглянув на Люсьена.

— Не может быть, господин! Я пробовал это вино, — заплакал Барри навзрыд.

— Спросите у леди? — Его заплаканные глаза обежали комнату и лица собравшихся у постели мужчин. — Она должна быть где-то здесь!

— Тут нет никакой леди, — возразил Гиркан.

— Должна быть. Она пришла к господину, чтобы остаться на ночь. Красивая такая, со светлыми волосами, похожими на то, как цветет кукуруза. У нее было голубое платье и голубые глаза?

— Как ее звали? — спросил Люсьен.

— Она не говорила, милорд.

— Здесь не было женщины, — ровным голосом заявил король. — Ты отравил своего хозяина.

— Нет! Как вы можете так говорить?! Никогда!!!

Люсьен нетерпеливо щелкнул пальцами, и двое стражников поволокли Барри к выходу, прочь из комнаты. Его вопли еще долго эхом звучали в пустых каменных коридорах. Гиркан, Фейдир и Люсьен остались втроем.

Лекарь накрыл тело графа простыней. Почесывая свою лысеющую голову, он проговорил:

— С вашего позволения, милорд, я пришлю своих помощников попозже, чтобы они занялись телом.

— Разумеется, — Люсьен жестом отпустил Гиркана, и толстяк вышел.

— Гнусное коварство, — заметил Люсьен, исподлобья взглянув на дядю. — Я назначу суд, после которого щенок будет казнен. Обещаю тебе, что его смерть будет столь же мучительна, как и смерть его господина.

— Нет, — резко сказал Фейдир. Люсьен заморгал, и Фейдир повторил это коротенькое слово с еще большей силой и злобой:

— Нет! Пусть его просто задушат гароттой . Это вполне достаточное наказание за преступление, которого он не совершал. Жестоко заставлять его страдать сильнее, чем он страдает сейчас.

Люсьен заиграл желваками на скулах.

— На что это ты намекаешь, дядя?

— Я ни на что не намекаю. Я констатирую очевидное.

— Будь осторожен, разговаривая со мной в таком тоне.

Фейдир вдруг почувствовал внутри страшную ярость. Камень на цепочке ослепительно вспыхнул и часто-часто замерцал, по-своему реагируя на внутреннее состояние своего хозяина. Фейдир стиснул его в кулаке.

Обманчиво-мягким, вкрадчивым голосом маг заговорил:

— Ты, племянник, как я погляжу, до сих пор не имеешь ясного представления о том, насколько я могущественен и какими силами я владею. Одной только мыслью я могу превратить тебя в пепел и развеять по ветру.

— Тогда сделай это, — Люсьен оскорбительно рассмеялся прямо в лицо дяде.

— Впрочем, ты все равно не посмеешь. Я тебе нужен.

— Это так, — сладко промурлыкал Фейдир, — однако существуют вещи и похуже смерти. Я всегда возьму свое, Люсьен. Не сомневайся. И запомни, нет ничего легче и проще смерти.

И он указал скрюченным пальцем на неподвижное тело Рорика Д'Лорана.

— Каждый человек, племянник, чего-нибудь да стоит, на что-то годится.

Ты повел себя как дурак и расточитель. Ты отнял у него жизнь не задумываясь, не взвешивая последствий.

— Он смотрел на нее! Он осмелился прикоснуться к ней! — вспыхнул Люсьен.

— И из-за этого ты решил отказаться от десятков торговых кораблей? Стал бы ты из-за пустяка подвергать риску наш договор с Роффо?

— Ты не понимаешь! — вскричал Люсьен. — Ты не понимаешь, через что мне приходится идти! Джессмин и любит и не любит меня. Она чувствует себя обязанной мне, ты понимаешь, обязанной! Ей кажется, что она должна любить меня за то, что я для нее сделал. Это еще хуже, чем было, дядя.

— Чего же ты хочешь от меня? Сочувствия? Жалости? — Фейдир шагнул к двери. — Спокойной ночи, ваше величество. Спокойного вам сна.

— Подожди! — позвал его Люсьен.

Посланник медленно повернулся в дверях. Красивое лицо племянника странно переменилось, оно было искажено каким-то незнакомым чувством.

— Скажи, ты когда-нибудь любил меня? Было тебе когда-нибудь не наплевать на меня?

Фейдир довольно долго молчал, затем его губы растянулись в любезной, но холодной улыбке.

— Никогда. Я терпеть тебя не мог с самого твоего рождения. Я любил только твою мать. А она любила только тебя, так что мне ничего не доставалось. Ты всегда был для меня не больше чем просто орудием, инструментом.

Последовала пауза, затем Фейдир злорадно заметил:

— Это я заставил твою мать, Голенну, лечь в постель с твоим отцом. Это я сделал возможным твое зачатье. Это я породил тебя! Твои няньки, учителя, инструкторы фехтования — все были моими людьми. Когда ты родился, ты не дышал, и это я причинил тебе боль и заставил закричать и сделать первый вздох. Каждый шаг, который ты делал, ты делал с моего разрешения. Ты марионетка, Люсьен. Моя марионетка. Настанет день, когда я потяну за ниточки и ты запляшешь, племянник. Ох, как ты запляшешь!

Фейдир внимательно наблюдал за лицом молодого короля, но Люсьен научился скрывать свои мысли. Мышцы его рта и скулы словно одеревенели, только кожа побледнела и глаза неподвижно глядели в одну точку. Фейдир засмеялся, и самообладания Люсьена как не бывало. Он отвернулся, чтобы по лицу его нельзя было прочесть его мыслей, и Фейдир, все еще смеясь, вышел в коридор.

Примерно через две недели после первой своей безрассудной вылазки Гэйлон снова вошел в Тень Сьюардского замка. Время он тоже выбрал тщательно — как раз перед заходом солнца. В руке он держал отличный меч, выкованный для него Сезраном. Юноша долго обдумывал, как лучше всего начать военные действия против Тени и ее призрачных обитателей, и был готов действовать с умом и хитро, лишь бы победить своего сильного противника. Все уроки Дэрина, касающиеся честной и справедливой игры, не должны были помешать ему. И вот он вступил в Тень, ощущая легкий бодрящий страх и предвкушая опасность. Черный туман заклубился вокруг него, скрывая заходящее солнце и стены замка. Все звуки стихли, а Камень на руке погас, как и в прошлый раз. Гэйлон остановился, внимательно оглядываясь по сторонам.

Наконец позади него раздался шепот:

— Гэйлон?

— Покажись, — приказал принц.

Туман зашевелился, и Люсьен со своим Галимаром в руке возник прямо перед юношей на расстоянии длины клинка.

— Не стоило тебе возвращаться, Гэйлон. На этот раз ты умрешь, принц, — Люсьен уставился на Гэйлона своими пустыми глазами. — En garde!

Гэйлон ринулся вперед и вонзил свой меч в грудь Люсьена прежде, чем тот успел поднять свое оружие. Люсьен отшатнулся назад, и Гэйлон высвободил клинок, по которому расплывалась черная густая кровь. Люсьен отступил еще на шаг и опустил голову, чтобы исследовать рану. Затем на губах его снова заиграла легкая улыбка.

— Ты поступил бесчестно, принц. Значит, я хорошо тебя учил. Только видишь ли, в чем дело, — Люсьен провел по груди рукой, — ты не сможешь убить меня.

Гэйлон молча смотрел, как страшная рана на груди Люсьена закрылась, даже на одежде не осталось никакого следа дыры.

Воин Тени набросился на Гэйлона яростно, загоняя его все глубже в туман. Звенели мечи, принц парировал выпад за выпадом, нырял, уклонялся, вертелся волчком, стараясь избегнуть смерти. Ему удалось сдержать яростный натиск Люсьена-призрака, и он начал искать возможности для контратаки. Наконец он увидел брешь в защите Люсьена и немедленно сделал выпад. Галимар с лязгом скользнул по клинку атакующего меча Гэйлона, и мечи сцепились гардами. Теперь они сошлись почти лицом к лицу, напрягая все силы.

— Тебя нельзя убить, но боль-то ты должен чувствовать, — задыхаясь, про хрипел Гэйлон.

В следующий миг кулак его левой руки поразил противника в ухо, а мысок баш мака почти одновременно соприкоснулся с коленной чашечкой опорной ноги Люсьена.

Нога Люсьена подогнулась, и он упал, выпустив из руки меч. Ухмыляясь, принц отшвырнул Галимар подальше.

— Чувствуешь боль? — требовательно спросил он.

— Да, — без выражения пробормотала тень Люсьена.

— Отлично! — Гэйлон нанес один быстрый удар мечом, отрубив голову призрака. Голову он отбросил в туман пинком ноги. Из обрубка шеи начал сочиться черный гной, но обезглавленное тело продолжало подниматься и падать. В рассеченном горле страшно булькало и хрипело, а скрюченные конечности вслепую шарили в тумане.