Женская война - Дюма Александр - Страница 49

Отправились в путь. Шествие Ковиньяка походило на триумф. Оборотливый партизан нашел средство увлечь самых упорных поклонников мира на войну. Иных он вербовал именем короля, других именем принцев, иные думали, что служат парламенту, иные воображали, что будут содействовать королю английскому, который намеревался выйти на берег в Шотландии. Сначала существовало некоторое различие в мнениях и требованиях, которые потом примирял лейтенант Фергюзон. Но при помощи постоянной тайны (которая была, как уверял Ковиньяк, необходима для успеха предприятия) все шли вперед, солдаты и офицеры, сами не зная, что будут делать. В четыре дня, по выезде из Шантильи, Ковиньяк набрал двадцать пять человек, что составляло уже препорядочный отряд.

Ковиньяк искал центра для своих действий. Приехал в сельцо между Шательро и Пуатье, и ему показалось, что он нашел желаемое место. Сельцо называлось Жоне. Ковиньяк вспомнил, что был тут один раз вечером, когда привез приказание герцога д’Эпернона Канолю, и основал главную квартиру в гостинице, потому что тут накормили его порядочно. Впрочем, и выбрать было не из чего: мы уже сказали, что в Жоне только одна гостиница.

Утвердившись таким образом на большой дороге из Парижа в Бордо, Ковиньяк имел за собою войска герцога Ларошфуко, осаждавшего Сомюр, а перед собою войска короля, собиравшиеся в Гиенне. Он мог подать руку тем или другим и до случая не хотел приставать ни к той ни к другой партии. А до тех пор ему нужно было набрать человек сто, из которых он мог бы извлечь пользу. Набор шел удачно, и Ковиньяк совершил уже почти половину подвига.

Один раз Ковиньяк, употребив все утро на охоту за людьми, сидел, по обыкновению, у ворот гостиницы и разговаривал со своим лейтенантом. Вдруг увидел он на конце улицы молоденькую даму верхом. За нею ехал конюх и два навьюченных лошака.

Легкость, с которою хорошенькая амазонка управляла своею лошадью, неподвижность и гордость конюха напомнили что-то Ковиньяку. Он положил руку на плечо Фергюзона, который в этот день был не в духе, и сказал ему, указывая на амазонку:

– Вот пятидесятый солдат моего полка, или я умру!

– Кто? Эта дама?

– Да, она!

– Да что ж это такое? У нас есть племянник и крестник, готовившиеся в адвокаты, два писца прокурора, два лавочника, доктор, три хлебника и два пастуха. Кажется, довольно негодных солдат, а вы хотите прибавить к ним еще женщину... Ведь придется когда-нибудь идти на войну!

– Да, но мое состояние не превышает еще двадцати пяти тысяч ливров (читатель видит, что состояние Ковиньяка увеличивалось подобно его отряду). Если бы можно было добраться до круглого счета, до тридцати тысяч, так, думаю, это было бы не худо.

– А! Если смотреть на дело с этой стороны, так вы совершенно правы.

– Молчи! Ты сейчас увидишь!

Ковиньяк подошел к амазонке, которая остановилась перед окном и разговаривала с трактирщицей, которая отвечала из комнаты.

– Ваш слуга, милостивый государь, – сказал он, ловко приподнимая шляпу.

– Вы меня величаете милостивым государем? – спросила дама с улыбкой.

– Именно вас, прелестный виконт.

Дама покраснела.

– Я вас не понимаю, – возразила она.

– Очень хорошо понимаете, потому что покраснели до ушей.

– Уверяю вас, сударь, вы ошибаетесь.

– О нет, нет! Я очень хорошо знаю, что говорю.

– Перестаньте шутить, прошу вас.

– Я не шучу, виконт, и вот вам доказательства. Назад три недели я имел честь встретить вас в мужском платье на берегах Дордони в сопровождении верного вашего Помпея. Господин Помпей все еще служит у вас? А, вот и он сам! Уж не скажете ли вы, что я не знаю и доброго господина Помпея.

Помпей и дама посмотрели друг на друга с изумлением.

– Да, да, – продолжал Ковиньяк, – это удивляет вас, прелестный виконт, но вы не осмелитесь сказать, что я встретил не вас близ гостиницы Бискарро.

– Правда, мы там встретились.

– Изволите видеть!

– Только тогда я была переодета.

– Нет-нет, вы теперь переодеты. Впрочем, я понимаю дело: приметы виконта де Канба разосланы по всей Гиенне, и вы считаете благоразумным, чтобы не возбудить подозрения, носить женский костюм, который, если говорить правду, чрезвычайно вам к лицу.

– Милостивый государь, – сказала виконтесса с замешательством, которое тщетно старалась скрыть, – если бы в вашем разговоре не было нескольких разумных слов, я подумала бы, что вы сумасшедший.

– Я не скажу вам того же, и переодеваться – дело очень благоразумное, когда вступаешь в заговор.

Дама посмотрела на Ковиньяка с еще большим беспокойством.

– В самом деле, – сказала она, – мне кажется, что я вас видела где-то, но никак не могу вспомнить...

– В первый раз вы меня видели, как я уже сказал вам, на берегах Дордони.

– А во второй?

– В Шантильи.

– В день травли?

– Именно так.

– Так мне нечего бояться вас, милостивый государь, вы нашей партии.

– Почему же?

– Потому что были в гостях у принцессы.

– Позвольте заметить, что это ничего не значит...

– Однако же...

– Там было так много народа, что не может быть, чтобы все одни друзья.

– Берегитесь, я дурно о вас подумаю.

– Думайте что угодно, я не рассержусь.

– Но что же вам угодно?

– Хочу, если вы позволите, принять вас в этой гостинице.

– Благодарю вас, сударь, потому что не имею в вас нужды. Я жду здесь одного знакомого.

– Прекрасно! Извольте сойти с лошади, и до приезда ожидаемого гостя мы поговорим.

– Как прикажете? – спросил Помпей у виконтессы.

– Спроси комнату и вели готовить ужин, – отвечал ему Ковиньяк.

– Позвольте, милостивый государь, кажется, я должна здесь распоряжаться.

– Это еще неизвестно, виконт, ведь я начальник в Жоне и у меня пятьдесят человек солдат. Помпей, скорее готовить ужин!

Помпей повиновался.

– Так вы арестуете меня, милостивый государь? – спросила дама.

– Может быть.

– Что это значит?

– Да, это зависит от будущего нашего разговора. Но извольте же сойти с лошади, виконт, вот так... Позвольте предложить вам руку... Трактирный слуга отведет вашу лошадь в конюшню.

– Я повинуюсь вам, сударь, потому что вы сильнее, как вы сами сказали. Я не имею никаких средств сопротивляться, но предупреждаю вас, что тот, кого я жду, офицер короля.

– В таком случае, виконт, вы представите меня ему, я буду очень рад познакомиться с ним.

Виконтесса поняла, что сопротивляться нельзя, и пошла вперед, показав странному своему товарищу, что он может идти за нею.

Ковиньяк проводил ее до дверей комнаты, приготовленной Помпеем, и хотел уже сам войти туда, как вдруг Фергюзон, взбежав поспешно по лестнице, сказал ему на ухо:

– Капитан! Карета тройкою... В ней молодой человек, замаскированный... У дверец два лакея.

– Хорошо, – отвечал Ковиньяк, – это, верно, ожидаемый гость.

– А, здесь ждут гостя?

– Да, и я пойду встречу его. А ты оставайся здесь, в коридоре. Не спускай глаз с двери: входить могут все, и никого не выпускай.

– Будет исполнено.

Дорожная карета остановилась у гостиницы. Ее провожали четыре человека из роты Ковиньяка, они встретили путешественника на дороге и принялись провожать его.

Молодой человек, одетый в голубое бархатное платье и закутанный в меховой плащ, лежал в карете. Когда вооруженные люди окружили его, он беспрестанно предлагал им вопросы, но, не получая ответа и видя, что ничего не добьется, он решился ждать. Иногда только он приподнимал голову и смотрел, не является ли какой-нибудь начальник, у которого он мог бы спросить о странном поведении этих людей.

Впрочем, нельзя определить, какое впечатление произвел на молодого путешественника этот случай: лицо юноши было прикрыто, по тогдашней моде, черною шелковою маскою, которая в то время называлась волком. Впрочем, те части лица, которые выказывались из-под маски, то есть верх лба и подбородок, были прекрасны и показывали молодость, красоту и ум, зубы были маленькие и белые, и глаза блистали сквозь отверстия маски.