Капитан Поль - Дюма Александр - Страница 14

— Да, да, я знаю этот замок, — проговорил Поль, — продолжай.

— Во время нашего путешествия дядя мой, который служил дворецким в замке Оре, умер и оставил мне этот домик, а при нем кусок земли. Я приехал сюда, чтобы вступить во владение наследством. Граф отпустил меня в Виенне, сказав, что поедет в Париж, и я целый год не видел его. Однажды ночью… теперь ровно двадцать пять лет назад… кто-то стучится ко мне в дверь, я отворяю: ваш отец входит, держа на руках женщину, лицо которой закрыто вуалью, идет прямо сюда и кладет ее на постель… Потом он подошел ко мне — я стоял, окаменев от удивления, — положил руку на плечо и попросил, хотя мог приказать: «Ашар, ты можешь спасти больше, чем мою жизнь, — жизнь и честь той, которую я люблю. Садись на лошадь, скачи в город и через час будь здесь с доктором». Последние слова он произнес отрывисто и повелительно. Я понял, что нельзя терять ни минуты, и побежал исполнять его приказание.

К рассвету я привез доктора. Граф провел его в ту комнату и закрыл за собой дверь. Уехал доктор уже часов в пять вечера. Ночью отец ваш вышел, снова неся на руках неизвестную женщину, и лицо ее было опять закрыто. Тогда я и увидел вас тут в первый раз, совсем крошку.

— Как же ты узнал, что это была маркиза д'Оре? — спросил Поль так, словно ему не хотелось верить рассказу своего старого друга.

— О, — ответил старик, — обнаружилось это совершенно неожиданно. Я предложил графу Морне оставить вас у меня. Он согласился, но иногда приходил навещать вас.

— Один? — спросил Поль с беспокойством.

— Всегда один. Мне позволено было гулять с вами по парку, и тут случалось иногда, что маркиза, как будто случайно, покажется где-нибудь в аллее, поманит вас к себе и обнимет, как чужого ребенка, которого ласкают, потому что он мил. Так прошло четыре года. И вот однажды ночью опять раздался стук в дверь, это был опять граф. Лицо у него было спокойное, но мрачное. «Ашар, — говорит он мне, — завтра на рассвете я дерусь с маркизом д'Оре, это бой на смерть, секундантом будешь ты один, так мы условились. Приюти меня этой ночью у себя и дай мне бумагу и перо…» Он сел к столу, вот на этот самый стул, на котором вы теперь сидите.

Поль тут же встал, оперся на спинку стула и уже не садился на него.

— Граф не спал всю ночь. На рассвете он вышел в ту комнату и увидел, что я на ногах, — я тоже не ложился. А вы, бедный ребенок, не понимая ни страстей, ни забот людских, вы спокойно спали в своей кроватке!

— Говори, говори, старик.

— Он нагнулся к вам, опираясь на стенку, и, печально посмотрев на вас, сказал: «Ашар, если я буду убит, с этим ребенком может случиться какое-нибудь несчастье. Отдай его вместе с этим письмом моему камердинеру Фильду, он отвезет его в Шотландию и оставит там на руках верных людей. Когда ему будет двадцать пять лет, он принесет тебе половину этой монеты, вторую половину я отдаю тебе. Тогда ты открой ему тайну его рождения, потому что его мать, возможно, будет жить в одиночестве. Эти бумаги отдай ему только тогда, когда маркиза уже не будет на свете. Теперь пойдем, пора». Граф оперся на вашу кроватку, нагнулся к вам, и хотя он был человеком твердого характера, уверяю вас, я видел, как слезы катились у него из глаз.

— Продолжай, — сказал Поль глухим голосом.

— Драться назначено было здесь, в парке, шагах в ста отсюда. Маркиз был на месте, когда мы пришли, он ждал нас уже несколько минут. Подле него на скамье лежали заряженные пистолеты. Противники молча раскланялись, маркиз указал на оружие, оба взяли по пистолету и стали в тридцати шагах друг от друга. Они уже заранее обо всем условились. Начали сходиться. Ох, и страшная это была минута! — вскричал старик, дрожа всем телом так, словно вспоминал событие, происходившее вчера. — Я видел, как расстояние между ними быстро уменьшается, — продолжал он. — Осталось всего десять шагов, маркиз остановился и выстрелил… Я взглянул на вашего отца: ни одна жилка не дрогнула в его лице, и я подумал, что он не ранен. Он продолжал идти к маркизу, приложил дуло пистолета ему к сердцу.

— Почему же он не убил его? — вскрикнул Поль, судорожно схватив старика за руку.

— Знаете, что он сказал маркизу: «Жизнь ваша в моих руках, но я оставляю вас в живых, чтобы вы простили меня, как я вас прощаю». При этих словах граф упал и больше не шевельнулся: пуля попала ему в грудь навылет.

— Отец! И некому было отомстить! — Молодой моряк гневно сжал кулаки. — И он жив!.. Тот, кто убил отца моего… Ведь он жив, еще не стар. Он ведь может поднять шпагу или держать в руках пистолет? Пойдем к нему… сегодня… теперь же… Ты скажешь: это его сын, вы должны с ним драться… Я отомщу, о, я жестоко отомщу!

— Его уже постигло несчастье, — тихо сказал Ашар, — он помешан.

— Да, правда, я и забыл! — проговорил Поль.

— И в своем безумии, — продолжал старик, — он, видно, не может уйти от этой сцены и часто повторяет слова, которые сказал ему ваш отец.

— А, так вот почему маркиза старается не оставлять его одного!

— И вот почему она стремится держать подальше от него Эммануила и Маргариту, уверяя, будто отец не хочет их видеть.

— Бедная сестренка! — сказал Поль с выражением удивительной нежности на лице. — Как она может принуждать ее выйти за этого низкого человека, Лектура!

— Да, но этот низкий человек увезет Маргариту в Париж, Эммануилу поможет стать командиром драгунского полка, и тогда маркизе нечего уже будет бояться своих детей. Тайна ее останется между двумя стариками, которые завтра… даже нынче ночью… могут умереть, а могила безмолвна.

— Но я, я!

— Вы? Никто даже не знал, живы ли вы: пятнадцать лет, с тех пор как вы убежали из Селькирка, о вас ничего не было известно. И разве не могло случиться, что какое-нибудь обстоятельство помешало бы вам приехать сюда? О, она вас не забыла… но она надеется…

— Ашар, неужели ты думаешь, что моя мать?..

— Виноват, ваша правда, — сказал Ашар. — Нет, я ничего не думаю, это я так, забудьте…

— Да-да, поговорим лучше о тебе, об отце.

— Вы догадались, конечно, что последняя воля его была в точности исполнена. Фильд через три дня после дуэли приехал за вами. С тех пор прошел двадцать один год, и я каждый день молил Бога, чтобы вы в назначенный день пришли ко мне, в мой дом. И вот вы здесь, и он ожил в вас… Я снова его вижу, говорю с ним…

— А тогда — он точно был мертв? Не вздохнул?.. Без малейшей надежды?..

— Нет, надежды не было никакой… Я принес его сюда… положил вот на эту постель, где вы родились, запер дверь, чтобы никто не вошел в дом, и сам пошел рыть могилу. Возвращался я с трепещущим сердцем: мне казалось, что во время моего отсутствия… хотя это было бы чудом… жизнь возвратилась, что он приподнимется на постели и заговорит со мной. Я вошел сюда… чуда не произошло! Он был мертв!

Старик, взволнованный воспоминаниями, на несколько минут замолчал, только слезы текли по его темному, покрытому морщинами лицу.

— Ты отдал ему последний долг? — спросил Поль, рыдая. — Благородный человек, дай мне поцеловать руки, которые предали земле тело моего отца. И ты был верен его могиле, как верен был ему при жизни? И ты двадцать лет стерег его прах, ты не отходил от него, чтобы хоть слезы верного слуги падали на его безвестную могилу? О, как ты великодушен! Благослови меня, — попросил Поль, падая на колени, — ведь отец уже не сможет благословить меня…

— Ты слишком меня хвалишь, — растроганно сказал старик. — Я не сделал ничего особенного… Смерть твоего отца была для меня страшным ударом. Тут только я увидел, как мало места человек занимает на земле, как быстро исчезает он. Отец твой был молод, мужествен, последний потомок древнего рода. Какая жизнь перед ним открывалась!.. У него были родственники… приятели… И вдруг он исчез, как будто земля его поглотила. Не знаю, искали ли его следы чьи-нибудь заплаканные глаза, знаю только, что уже двадцать один год с тех пор, как он умер, и никто не приходил на его могилу, никто не знает, что он лежит там, где трава гуще и зеленее. А человек, надменный безумец, думает, что он что-нибудь значит!