Мужская работа (СИ) - Казаков Дмитрий Львович - Страница 41

И тут я ничего не сказал, даже не плюнул в багровую физиономию.

— Да ты и правда с ума сошел, — буркнул кайтерит. — Ничегооо не соображаешь.

И он зашагал прочь.

— Я никому не сказал, — сообщил мне занявший место Равуды Молчун, и провел языком по губам. — Ну это было удовольствие — на вас посмотреть… И помечтать. Захочешь то же самое со мной — только позови.

Он подмигнул, и тут я не выдержал — согнулся, и меня вырвало кислым и горячим.

Глава 18

Таскать ящики по трюму мне выпало в паре с Дю-Жхе, а подрядили нашу центурию на это благородное дело, чтобы расчистить пространство для ремонта — с дырой в борту линкор конечно взлететь может, вот только в космосе ему будет не очень комфортно. За два часа мы упахались так, что руки у меня едва не отвалились, на левой ладони появились мозоли, а вдобавок один из ящиков отдавил мне правую ногу.

Не так сильно, чтобы идти к врачу, но все же болезненно.

Поэтому я обрадовался, когда Лиргана объявила перекур, точнее перерыв на расслабон. Мы уселись на пол, прислонившись спиной к контейнеру, и я закрыл глаза, чтобы не видеть, как соратники мои глотают таблетки — хотелось одну, не скрою, а лучше две подряд, чтобы силы вернулись, и тревоги забылись, и стало хорошо.

А то паршиво было — и не передать.

— Однажды Первый Охотник решил исследовать Зазубренные Горы, — начал Дю-Жхе, как всегда, без предупреждения и не пойми к чему. — Они тогда только выросли, поднялись, словно прыщи на лике Матери-Земли, и вершины их окутывали темные тучи. Взял костяное копье, сеть и прихватил Неиссякаемый Мех из мочевого пузыря Катящегося Медведя — в этом мехе никогда не заканчивалась вода…

Обычно я слушал байки ферини как завороженный, и забывал обо все тревогах. Сейчас же голос Дю-Жхе царапал уши, сама история казалась слишком чуждой, чтобы быть интересной, хотелось поговорить с женой, обнять ее, поцеловать Сашку, прижать к себе, чтобы она радостно запищала.

И никогда не видеть ни «Гнев Гегемонии» с его обитателями, ни планету Бриа…

Сегодня я так затосковал, что вынул пингвинчика дочери, сунул в карман и таскал с собой, время от времени поглаживая через ткань.

— Женщина-Исток сказала Первому Охотнику — «Не ходи туда, где зло еще свежо. Сердце твое крепко, но даже на камне появляются трещины». Только Первый Охотник не послушался ее, он верил в себя, в свою силу и стойкость… и что за мужчина будет слушать советы женщины?

Тут я вспомнил Диль, которой никогда не будет с нами.

Кто бы мог подумать, что я так к ней привяжусь — просто как к человеку, к другу, к соратнику. Накатила бессильная злость на Равуду, и чтобы не дать ей вырваться, я встал и побрел прочь, лавируя в лабиринте контейнеров и штабелей из ящиков.

Где-то тут был туалет для трюмного персонала.

Но добраться до него не смог, дорогу мне преградил Диррг.

— Давай за мной, — прошептал он, хватая меня за локоть. — Тут есть слепая зона.

Руку я у него вырвал, но все же пошел следом, в такой же примерно уголок, где мы кувыркались с Лирганой. Я невольно задрал голову, но Молчуна ни на одном контейнере не обнаружил — хотя этот извращенец может таскаться за мной где угодно, и прятаться где-то неподалеку.

— Да не бойся ты, — пропыхтел Диррг. — Тут все прикрыто. Мне нужна…

— Моя помощь, да, — сказал я. — Но я не собираюсь тебе помогать, вообще никак! Кажется мне, что ты и есть тот диверсант, которого ловит Геррат, что ты работаешь на бриан! Что ты устроил тот взрыв, который половину линкора раскурочил! Тебе помогать? Нет уж! Ты мне помогал и мой друг… был другом… и только из-за этого я все это говорю, а не сдаю тебя!

Тут уж из меня полилось все, и злость с ненавистью, и тоска по дому, и боль за родных, которым ничем не могу помочь.

— Такая вот, как ты говоришь — ерундень! — прорычал я, гладя игрушку в кармане.

— Тише, — Диррг прижал палец к губам. — Что за ерунду ты несешь? Какой взрыв? Зачем это мне?

— Откуда я знаю, — я пожал плечами.

Сержант-техник улыбнулся, грустно-грустно, и ярость моя начала слабеть.

Он снова выглядел паршиво — запавшие глаза, обвисшие мешки под ними, полнота не уверенная и надежная как раньше, а болезненная и нездоровая, и движения неловкие, как бывает, когда мешает боль.

— Ты думаешь, я продался бриан? — спросил Диррг. — И чем они могли меня купить? Я умираю, вот в чем дело… Не быстро, но умираю, эта хрень внутри медленно ест меня, — он похлопал себя по груди. — Никакие деньги и богатства ничего с этим сделать не могут.

Насчет болезни он не врал — не мог же он подделывать симптомы все это время.

— А врачи? — спросил я — если меня исцелили от раны в живот за несколько дней, то медицина в Гегемонии должна быть очень крутой.

— А, — он махнул рукой. — Я понимаю, что ты устал и голоден, что ты потерял друга. Поэтому вот, держи… Очередная посылка из дома, жена постаралась.

И он сунул мне в руки небольшой сверток.

Запах из него шел такой, что рот мой мгновенно наполнился горячей слюной: шавванские домашние колбаски со специями, тонкие, будто спицы, закопченные на настоящей древесине.

— Еще есть вино, — в лапище Диррга объявилась смачно булькнувшая фляга. — Внутри пирожки… с мясом, с фруктами, с… — и он начал называть вещи, не имевшие аналога в русском, да и наверное в других земных языках.

Вино оказалось густым и сладким, а поскольку алкоголя я не пробовал уже много месяцев, то сразу окосел. Закинул в рот пучок колбасок, приятно жирных, хрустевших на зубах, обдававших язык солью, а затем взялся за пирожки.

— Жена пекла, — сообщил Диррг с гордостью. — Умеет, клянусь задницей Гегемона. Эх, когда еще ее увижу…

Судя по вздоху, он тоже скучал по дому, и я ощутил прилив родственных чувств.

Насчет пирожков сержант не соврал — нежнейшая начинка из нарубленного мяса с овощами просто таяла на языке; ничуть не хуже был микст из практически свежих фруктов внутри тонкого теста; дальше мне встретилось нечто похожее на творог, но очень мягкий, без комков, с крохотными орешками, которые лопались на языке, оставляя маленькие островки сладости.

Я знал, что «перекур» не затянется надолго, что скоро наших призовут к делу и обо мне вспомнят, и поэтому торопился. Чавкал, как настоящая свинья, давился, глотал куски, но желудок благодарно урчал, а по телу расползалось сытое тепло.

— Спасибо… — сказал я, вытирая рот. — Пить больше не буду. Ботва зачетная.

Вина во фляге было еще полно, но не хватало еще явиться под очи центуриона бухим в стельку.

— Не за что, — Диррг нахмурился. — Вернемся к разговору. Когда будут условия… — сержант сделал паузу. — Ты мне поможешь найти на «Гневе Гегемонии» то, что поможет мне избавиться от болезни.

Но что именно добыть — я спросить не успел, поскольку издалека донесся злобный голос Лирганы, и довольно отчетливо прозвучали слова «дерьмосос» и «Егор».

Последние дни я уходил в святилище каждый вечер.

Нет, я не уверовал в Гегемона и его Святых Предков от первого до последнего. Просто казарма обрыдла мне до последнего предела, и я готов был залезть хоть в горячую зону, чтобы не видеть довольную морду Равуды.

А еще через день я в месте без свидетелей наговаривал всякую ерунду для трибуна из Службы надзора. Очень сильно рассчитывал, что ему сейчас не до меня, и что он не изучает мои послания.

Но сегодня я просто сидел в центральной молельне, у стены между колоннами, и слушал тишину. Потрескивали лампадки, приходили и уходили разумные — кайтериты, шавваны, гирваны, вилидаро и другие — а я пялился перед собой, вслушиваясь в чужие молитвы и считая дни, оставшиеся до завершения контракта.

В голове у меня все несколько спуталось, но по всему осталось немного, около трех недель. Выжить, не дать себя убить Равуде, не дать себя убить бриан, и я вернусь домой, а к тому времени и Сашке операцию сделают, она будет здоровой, веселой, радостной, настоящей.