Изгнанник на цепи (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 47

Вообще, более преданного и полезного товарища сложно было бы вообразить и, будь этому Гримму лет двенадцать, я бы сейчас был бы доволен как… Голденштерн, но этому-то монстру было все сорок! Он уже был необучаем от слова «совсем»!

Ладно. Ладно-ладно. Спокойствие и только спокойствие, сэр Эмберхарт, ничего страшного не произошло. Вам всего лишь дали прекрасный повод расквитаться с принятым на себя долгом, ну а здоровяк… что здоровяк? Прокормим. Как минимум, он способен носить тяжести и пугать людей — обоим этим умениям я найду применение у себя дома.

Глубоко вздохнув, я открыл глаза и попросил Распутина и Сент-Амора сделать одолжение, рассказав, по какому именно поводу они оказали мне столь внезапную честь, прибыв в гости со столь обворожительными спутницами. Русский с французом начали излагать суть своего визита, постоянно переглядываясь между собой. Я их внимательно слушал, куря сигарету, но уже не рискуя взяться за ручку чашки своего кофе. Это был прекрасный, но довольно хрупкий фарфор, подаренный мне на одиннадцатилетие Скарлет. Я очень ценил эти чашки, потому что моё одинадцатилетие было единственным днём в жизни Алистера Эмберхарта, когда звезды сошлись так, что его сестра целый день не была законченной эгоистичной стервой.

Правда… потом я узнал, что это произошло из-за того, что Скарлет продула спор графу Роберту, но менее ценным чашки от этого не становились.

С другой стороны, по мере изложения сути дела Евгением и Жераром, смех за кадром становился все тише и тише, пока не утих совсем.

— Господа, знаете, что мне в вас нравилось последнее время? — наконец обратился я к замолчавшим гостям, — Одна сущая, но очень важная для меня мелочь. Вы оба мнились мне не просто хорошими товарищами, добрыми друзьями и настоящими джентльменами, но также и теми, у кого не было совершенно никаких причин как желать мне смерти, так и вызывать на дуэль. Признаться, я очень ценил эти чувства. Я буду скучать по ним.

— Ну, Алёш… — рус неловко повернулся, заставляя диван злобно заскрипеть ножками по паркету, — Ну, вот так вот оно…

Пронырливому французу было ссыкотно наносить визиты в Мезальянс-холл. Но очень хотелось по какой-то своей нужде, а может, просто из-за того, что усидеть на месте ему мешало шило в заднице. Долго ли коротко — он подписал на это дело Распутина, маявшегося скукой три дня в неделю из семи, ибо у седьмых сыновей владетельного князя обязанностей и будущего не особо густо. Несколько раз друзья-товарищи вполне благополучно сходили скоротать вечерок, а потом нарвались на местного обнищавшего острослова чешского или баварского происхождения, который в два счета довёл перепалку до вызова на дуэль.

Разумеется, извинения можно было принести не в таких уж и крупных размерах, ради чего это всё обычно и затевалось, только вот простодушный рус решил, что лучше будет обязан мне, чем унизится перед всем местным обществом, поддавшись на «рэкет».

В обычных обстоятельствах, я бы отказал Распутину не раздумывая, даже зная, что, скорее всего, его просто застрелят. У здоровяка совершенно не наработаны нужные рефлексы, практически отсутствует навык владения нормальными револьверами — пока он будет тащить свою дуру из кобуры, в нем уже сделают пять или шесть дырок. Тем более что Жерар как минимум должен был прикрывать товарища от подобных подлостей, а как максимум — выйти на дуэль вместо него. Но правая кисть француза была перемотана эластичным бинтом. Как не иронично, но именно этот легкомысленный тип, состоящий, кстати, в моем клубе «Современного Оружия», более всего тренировался в овладении этим самым оружием, пока не заработал себе ушибов и кровавых мозолей.

Причин выходить вместо Евгения у меня не было. Кроме одной — здесь и сейчас я страстно желал кого-нибудь убить, а судьба мне буквально в руки пихала шанс.

Еще бы уточнить один малюсенький вопрос, исподволь нашёптываемый мне подпрыгивающей от пара крышкой на моем чайнике…

— Евгений, друг мой, — людоедская улыбка сама по себе вползла на мое лицо как родная, — У меня есть один вопрос. Вы, случаем, не планировали за мою скромную помощь отдариться мне вашим великолепным дирижаблем столь смелого цвета?

Даже сейчас, еле сдерживаясь от злости по поводу царящего вокруг театра абсурда, я задал вопрос просто для спуска пара. Лишь для того, чтобы нелепой шуткой немного уколоть Распутина, слегка продемонстрировав собственное неудовольствие. Конечно же, такая гнусная и глупая инсинуация…

…густо покраснев до кончиков ушей, рус кивнул, отводя взгляд.

И тут меня накрыло.

«Что случилось?»

«Что происходит?»

Я отчетливо представил, как встаю с места одним слитным движением, выхватывая из одиночной «домашней» кобуры «рагант». Отправить его шесть пуль в лбы Жерара, Евгения, Маргариты, Мао, Шино и спящей Момо — совсем несложно, расстояние детское. Разум поспешно выстроил приоритетность уничтожения целей в зависимости от их потенциальной угрозы. Четверо среагировать не успеют, телохранительницы… тоже. Потому, что начну с них. Вышибив мозги…

«Успокойся!!»

Ярость прорвала очередной заслон, плеснув ядреной импровизацией. Убив их, я даю расчет слугам. Среагировать те тоже не успеют, в этом зале у меня припрятано еще два заряженных «линьера», поэтому, встав перед выбором «пуля или деньги» Уокер и Легран выберут правильно. Насчет Азата не беспокоюсь совсем. Что дальше?

«Смертный, охлади эмоции!» — голос внутри из сонного и вялого становится резким, требовательным, с нотками нешуточной тревоги.

…а дальше я беру давным-давно утащенный из кареты Баркера ящик с циркониевой взрывчаткой и протаскиваю его через зеркало в замок отца. Даже знаменитому Гримфейту такой взрыв нанесет существенный урон. Что потом? Что сделаю потом? Убью короля Англии, воспользовавшись тем же зеркалом? Или отдать предпочтение императору Японии? Увы, но я не знаю расписания дня у последнего, он вполне может быть где-нибудь далеко…

Злость ошеломляла и освобождала. Она ломала выращенные и воспитанные мной барьеры, как гигантская приливная волна цунами. Голос внутри требовал, угрожал, орал, усиливался, но я его не слушал, упиваясь картинами смерти и разрушения, которые сейчас начну чертить на холсте реальности. Вопиющий идиотизм того, что творилось вокруг меня в последние месяца, требовал жертв, и эти жертвы, в угоду рационализму, воспитанию, хорошему вкусу и здравому смыслу… я готов был начать приносить.

«ОСТАНОВИСЬ! ВСЕ УМРУТ!»

Напугал ежа голой жопой! Ну умру я, и что? Как будто я не знаю, что делать дальше, куда двигаться, как и где приложить усилия, чтобы вернуться… вернуться… вернуться…

Туда. В Тишину. Место, где ничего не имеет значения, потому что всё, кроме тебя, отсутствует. Место, где можно продолжить спать. Место, которое невообразимо далеко отсюда, но так близко…

Что-то треснуло. Кажется, даже со звоном.

Сломалось? Надорвалось? Истончилось? Мне было совсем не важно, я упивался жгучим букетом из вырвавшейся изнутри ярости, смешанной с жаждой вновь окунуться во всепоглощающую Тишину…

«Что эт…»

И она пришла. Втекла в мою душу полноводной серой рекой, гася все эмоции, вымывая все мысли, всю эту ничтожную и не стоящую никакого внимания мелочь. Безмятежная и бурлящая, проницаемая и неприступная, заглушившая всё, но позволяющая всё кристально ясно понять. Блаженство, которого я был так долго лишен…

Тишина подавляла, освобождая.

Волна схлынула, возвращая меня назад. Горечь, обида, разочарование? Нет. Сейчас я сам себе напоминал прибрежный морской песок — пусть волна и ушла, но он по-прежнему был напитан влагой. Безмятежность и покой отступают плавно и тягуче, позволяя в какой-то момент открыть глаза.

Хо… все по-прежнему сидят там же, где и раньше? Неужели это было настолько быстро? Смотрят как-то напряженно. А, не буду об этом думать, много других дел. Но сначала нужно убить чеха… или баварца.

— Полетели, Евгений, — дружелюбно улыбнулся я русу, вставая с кресла, — Только твой дирижабль мне точно не нужен будет. Уважь уж, не обижай бесполезным подарком.