Солнечная сеть (СИ) - Харченко Александр Владимирович - Страница 25

Кинтия глубоко задумалась.

— Нет, — сказала она наконец, — я не готова немедленно принять ваше предложение. Но я понимаю свой долг перед отцовской цивилизацией. Даю вам слово: если я должна буду передать кому-нибудь здесь, в Солнечной Системе, свою природу, первым на этом пути будете вы. Или, возможно, кто-то из ваших товарищей, но никто другой. И поверьте мне на слово — я никогда этого не делала, но мне думается, что половое соитие для этой цели абсолютно необязательно.

— Зато совершенно обязательно для другой цели, — усмехнулся Морьер. — Женщина, сердце которой свободно, не задумываясь, нарушит любые обещания и клятвы ради своего избранника. Я хочу лишить вас возможности сослаться на вашу извечную женскую слабость, в том случае, когда вы всё-таки решите, что мы лишние, а ваша сила и могущество куда более достойны красавца киноартиста или преуспевающего руководителя среднего звена…

Кинтия вспыхнула.

— Рикки, у вас нет оснований считать, что я умею нарушать данное мной слово. Я не похожа на тех земных девушек, о которых вы мне рассказываете! Думаю, нам стоит оставить этот разговор.

— Хорошо, — сказал Морьер, — но тогда я прошу у вас уточнения вашего обещания. Если вы начнёте раздавать этот ваш дар, направо и налево, или же по талонам, это неважно — во всяком случае, я хочу, чтобы я был первым. Иначе потом у нас, у Астрофлота, может вообще не быть никакого «потом». Это вы мне можете пообещать?!

— Хорошо, — сказала Кинтия. — Мой долг помочь астролётчикам, коллегам моего отца, в такой ситуации. Я обещаю вам это, Рикард.

Выйдя из библиотеки, Рикки в отчаянии прислонился к стене, пытаясь унять сердечную дрожь. По его чёрному лицу катились крупные капли пота. В таком состоянии его застал Юсуф Куруш, но, не заподозрив ничего скверного, просто отвёл начальника строительства в его каюту и уложил там спать.

Наутро, в ожидании пассажирского рейса на Землю, Северов и Юсуф Куруш начали свои эксперименты. Под опыты с Кинтией выбрана была небольшая орбитальная станция, крутившаяся вокруг Ганимеда и занимавшаяся, главным образом, биологическими исследованиями синтетических гидропонных почв, получаемых здесь же из юпитеранского сырья. Приборы и технические инструменты снимали с Кинтии Астер множество параметров, в то время как Северов заставлял её то менять форму, то превращаться в облако плазмы, то доставать, словно из ниоткуда, инструменты и припасы, которые Кинтия привезла с собой из системы Край. Сотни хромодинамических модулей, содержащих разнообразную информацию, добытую в этих опытах, упаковывались в личные архивы доктора, Рикки, Юсуфа; кое-что отправлялось и на Уран Фейнману. Тут-то и случилась катастрофа.

В одном из опытов Кинтия Астер рассказала о своём отце, взявшем под контроль планетарные оболочки и биосферу Края. Это событие очень волновало её — ведь Кинтия не забывала ни на минуту, что прилетела на Землю прежде всего в поисках спасения для своего отца. Северов и Юсуф увлеклись, принялись строить модели, предположения — и Кинтия, чтобы разрешить их сомнения, попробовала точно таким же способом взять под контроль оранжерею орбитальной станции. Последним её сознательным воспоминанием были вытаращенные глаза кота, жившего на станции; кот, без памяти от ужаса, шарахнулся из оранжереи вон, опрокидывая горшки с рассадой. Прибежавшие на шум Юсуф и Рикки увидели, что Кинтия исчезла без следа. Все попытки дозваться до неё оказались тщетными.

Ну, а позже началось по-настоящему странное. К тому моменту, когда на станцию пришёл грузопассажирский корабль с Земли, оранжерея росла как на дрожжах. Рикки Морьер кое-как уладил ситуацию, сдавленно объяснив этот процесс экспериментами Северова по биофизике. Оранжерею погрузили в грузовую секцию целиком, и корабль двинулся в обратный рейс, забрав доктора, Юсуфа и Рикки, сопровождавших свой ценный груз. На Землю их, конечно же, не пустили — слишком уж быстро разрастались растения в оранжерее, слишком нетрадиционно для чахлой космической поросли вела себя буйная зелень. Оранжерею доставили на Луну, и тут-то начались настоящие чудеса.

Для начала, в кратере, где была спущена капсула с оранжереей, появился воздух. Его тонкий слой удерживался неведомой силой, отличной от лунной гравитации. Это был прекрасный, чистый воздух, снабжённый сверху тонкой плёнкой ультрафиолетового щита. Потом капсула оранжереи лопнула, и зелёные побеги поползли по Луне во все стороны с постепенно возрастающей скоростью. Перед зелёным валом, как фронт ударной волны, бежало широкое бурое кольцо почвы, в которую стремительно превращался истерзанный метеоритными бомбардировками лунный грунт. Мир следил за этими чудесами с замиранием сердца; обсуждались самые различные предложения, что делать дальше, от раздачи премий до атомных бомбардировок включительно. Рикард Морьер, поначалу слегка струхнувший, внезапно оправился от шока и стал давать разнообразные объяснения насчёт фантастических экспериментов Астрофлота по терраформированию. От разглашения подробностей он умело ускользал, ссылаясь на незаконченность исследований и экспериментов. Именно классическая учёность Рикки Морьера заставила его окрестить происходящее проектом «Феба», а сенсационный успех этого проекта стал краеугольным камнем его карьеры и его стремительно растущего влияния.

Именно тогда Рикки осознал, что это за чудовищная сила — Кинтия Астер.

Именно тогда впервые в разговоре он полушутя назвал Кинтию «богиней», а себя — её верховным жрецом.

Именно тогда, на основе расчётов Фейнмана и Северова, задуман был противовес этой феноменальной, всеохватной космической мощи — Змей-Ракета.

А ещё именно тогда Рикки заметил, что Юсуф Куруш всё чаще бывает в самом центре этих лунных садов, на небольшом искусственном холме, там, где лежала когда-то лопнувшая оранжерейная капсула, и что он никогда не уходит из этих садов с пустыми руками; то гроздь сверкающих росой вишен, то связка бананов, то какой-нибудь экзотический плод сами падали в руки Юсуфа. А Юсуф гладил ладонями стволы деревьев и мягкую траву, тихо говорил что-то, задумавшись, подолгу рассматривал узоры на коре, слушал журчание невесть откуда появившихся (на Луне-то!) ручьёв с чистой, мягкой водой. Вот так новость! Неужели Кинтия узнаёт, слышит Юсуфа?! Не кончилось бы это чем дурным!

— Почему, интересно было бы мне знать, ты не летишь бегом обратно к своему пафосному Фейнману? — спросил Рикки однажды между делом у Юсуфа за столом.

— Моё место здесь, и старый хрен это понимает, — ответил Куруш. — Он сам не берёт меня назад, с тех пор, как узнал, что тут случилось. Он, пожалуй, знает не хуже меня, что такое вечная верность.

— Так ты был в неё влюблён?! — задохнулся Рикард Морьер.

— Почему «был»? — задумчиво спросил Юсуф в ответ. — Я и сейчас влюблён в неё, и она знает это. Иначе я не был бы здесь, не искал бы способа извлечь её из этой оболочки!

— А ты подумал, о мой безумный влюблённый Меджнун, — спросил у него Рикки, по-прежнему задыхаясь от возмущения, — что, если ты извлечёшь свою Лейли назад, то всё это лунное великолепие рухнет, а вместе с ним рухнет и намечающаяся автаркия Луны, да и всего Астрофлота в целом?!

На этом месте Юсуф Куруш полез в драку:

— Ах ты сволочь! Тебе, значит, самообеспечение лунных колоний дороже человеческой жизни? Хочешь на чужом горбу в свой персональный рай въехать, ангел ты наш! Думаешь, мне неизвестно, как ты тайком от нас делал ей предложение переспать с тобой?! Хорошо же ты сам держишь своё обещание, Рикки Морьер!

Тогда Рикки понял, что пора действовать. Раз Кинтия узнавала Юсуфа, то и его, Рикки, она должна была неизбежно узнать. Он не слишком-то долго продумывал свою стратегию действий, его вели слепые чувства, похожие на инстинкты. Он, Рикард Морьер, должен окончательно заявить свои права — права ангела, не человека, ради будущего, ради звёзд! — на эту женщину, посланную ему невесть откуда, чтобы передать в его руки власть над Вселенной. Она вспомнит — и запомнит — его! Неважно, как он это сделает, важен только результат — он, Рикки Морьер, должен стать первым и, по возможности, единственным мужчиной в жизни Кинтии Астер!