Уравнение длиною в жизнь (СИ) - Медунова Мира "Клоденестра" - Страница 15

- Я хочу, чтобы ты попытался простить меня.

- Да зачем тебе это надо? Кто я вообще такой? Разве ты не получил, что хотел? На кой черт тебе мое прощение?

- Я только думал, что хотел этого, а на самом деле хотел совсем другого.

- Как это понимать? Ты можешь объяснить по-человечески?

Аксенов снова опустил глаза:

- Когда я в первый раз тебя увидел, со мной произошло что-то странное. Все изменилось, стало каким-то другим, и чуть позже я понял, что думаю о тебе не переставая, как не думал еще ни о ком никогда. Я решил, что это просто желание, что как только я пересплю с тобой, все пройдет, и я снова стану самим собой. Но после той ночи я понял, что ошибся. Это была не просто похоть, - он ненадолго замолчал, а потом твердо и решительно закончил, - это была любовь. Любовь с первого взгляда.

Мирослав, наверное, целую минуту обдумывал услышанное, а затем расхохотался. Громко и дико, в совершенно несвойственной ему манере, пока на глазах у него не выступили слезы, а в боку не закололо.

- Любовь? Ты вообще, что ли, ненормальный?! То есть ты хочешь сказать, что влюбился в меня, но не понял этого?

- Именно так, - невозмутимо сказал Аксенов.

Мирослава снова пробил истерический хохот:

- Ты больной! Ты совершенно больной!

- Возможно.

- Идиот! Какой же идиот… И это ты говоришь мне в свое оправдание?

- Нет. Я прекрасно понимаю, что моя вина слишком велика, чтобы тут можно было оправдываться.

- О Господи, - Мирослав тяжело откинулся на спинку стула. – И почему ты не влюбился в кого-нибудь другого, а?

- Я не мог. До тебя со мной никогда такого не происходило. Ты первый, кого я полюбил, и думаю, что и последний.

- Заткнись, Аксенов! Я тебя умоляю, закрой свой рот! Полюбил… Господи. Как только наглости хватило. Все, я вижу, ты уже отогрелся, давай, вставай и вали домой. И чтоб больше я тебя у своего подъезда не видел!

- Эй, не надо гнать меня, - тихо сказал Илья. – Мы еще не договорили.

- Да о чем нам еще говорить?

- Ты простишь меня? Вернее, попытаешься простить?

Мирослав понимал: если он скажет «нет», Аксенов, скорее всего, еще не скоро уйдет. Поэтому он со вздохом сказал:

- Хорошо, попытаюсь. Этого достаточно?

- Ты решил уволиться, да?

- Я еще ничего не решил, не до того было.

- Не увольняйся. Я даю слово, что никогда больше не буду тебя преследовать. Ты можешь спокойно оставаться. Все, что мне нужно, это хотя бы иногда видеть тебя вне школы. Просто быть рядом. Хотя бы недолго. Но если ты не захочешь, я не буду настаивать. Но не уходи из школы. Это все, что у меня осталось.

- Да что с тобой не так? – Мирослав смотрел на Аксенова почти в изумлении. – Совсем свихнулся.

- Да, я прямо-таки помешан на тебе, - с грустной усмешкой сказал Илья. – Обещай, что не уволишься.

- Я не собираюсь тебе ничего обещать.

- Тогда просто подумай.

- Хорошо.

- Договорились. Прости, что так напряг, - он встал и несмело взглянул на Мирослава. – Я сделаю все, чтобы ты забыл о том, что тогда произошло.

- Для начала просто исчезни, - сказал Мирослав, указывая рукой на дверь.

Аксенов покорно вышел в прихожую. На пороге не выдержал и снова бросил неуверенный взгляд на Мира.

- Чего еще?

- Тебе тогда было очень больно?

- Аксенов, иди уже.

- Я бы никогда этого не сделал, если бы понимал, что чувствую к тебе на самом деле. Даже несмотря на тонну алкоголя внутри.

- Значит, если бы этих чувств не было, ты бы сейчас был совершенно спокоен? – презрительно спросил Мирослав. – Уже забыл бы обо мне?

- Не знаю. Возможно.

- Чего-чего, а честности тебе не занимать.

- Но я уверен, что никогда бы так сильно не хотел того, кого бы не обожал до безумия.

- Ох, и повезло же мне.

- Я постараюсь, чтобы так оно и было.

- Ты идиот.

- Я сказал тебе об этом с самого начала.

- Я это оценил, можешь поверить.

Их взгляды слишком долго не разрывались, и Мирослав внезапно осознал, что это как-то странно на него влияет: усыпляюще и даже как будто… расслабляюще?.. Чтобы не выдать себя, он выразительно посмотрел на дверь.

- Просто знай: это была не шутка, - сказал Аксенов, выходя на лестничную площадку.

- Насчет чего?

- Насчет того, что я люблю тебя. Я еще никогда в жизни не был так серьезен. А если уж такой, как я, полюбил, то это явно навсегда, - он улыбнулся почти с нежностью, став раз в двадцать красивее, чем обычно. – Все будет хорошо, Мир. Я докажу, что мне можно доверять. Я все исправлю. Спокойной ночи.

И он ушел.

А Мирослав еще долго приходил в себя после этой очаровательной угрозы. Он был вне себя от ярости, но и не мог спорить с тем, что после разговора с Ильей та кошмарная, изнуряющая пустота, что терзала его все эти дни, значительно ослабла и уже не давила на него так безжалостно. Чувство униженности и никчемности также заметно притупилось, и ему уже не было так больно думать о завтрашнем дне.

По крайней мере, за это он мог быть благодарен Аксенову, хоть и не сомневался, что плата за это мимолетное облегчение будет очень высокой.

========== Уравнение №10 ==========

Мирослав и сам не заметил, как каникулы закончились и пришло время возвращаться на работу. Решение об увольнении все еще было в силе, но ему настолько не хотелось сейчас что-либо менять, погружаться в поиски новой работы и все сопутствующие этому шагу нюансы (собеседования, адаптацию в новом коллективе и даже, возможно, переезд), что он решил потянуть еще какое-то время. Вообще-то его далеко нельзя было назвать мальчиком-одуванчиком, привыкшим к легкой и стабильной жизни, но после великолепного Нового Года, устроенного ему Аксеновым, все его моральные силы уходили на то, чтобы просто-напросто не свалиться в пучину безнадежной депрессии, а на все остальное энергии уже просто не хватало.

Однако сдаваться и безвольно плыть по течению он тоже не собирался. Аксенову удалось внушить ему некоторое доверие в их последний разговор, но едва ли это доверие можно было назвать всецелым. Мирослав знал: если еще хоть раз Илья взбесит его, сделает что-то, что вызовет в нем страх или усугубит его эмоциональное состояние, ему уже не придется прилагать никаких усилий, чтобы уволиться: он сделает это сейчас же и без всяких колебаний.

Но пока ничего подобного не произошло, он решил бездействовать. Ему было стыдно за свою слабость, ведь он почти не сомневался в том, что лишь оттягивает неизбежное, но он просто не мог. У него не было сил предпринимать что-либо заранее.

Конечно, в немалой степени Аксенову удалось его успокоить. Несмотря на отсутствие всяких гарантий, Мирослав был уверен, что взять его силой Илья уж точно никогда больше не попытается, во всяком случае, в трезвом состоянии, но разнообразных, незначительных выходок с его стороны он не исключал и знал, что первая же из них заставит его действовать без промедления. Другими словами, теперь все зависело только от Аксенова, о чем тот, естественно, даже не подозревал.

Возвращение к работе, как ни странно, оказало благотворное действие на Мирослава.

Радость учеников при встрече с ним, мирная документационная возня, привычное и близкое сердцу дело - все это помогло ему отвлечься от тупой, зыбкой боли внутри и сосредоточиться больше на настоящем, чем на прошлом. А так как все эти занятия, к тому же, нисколько не угнетали его, а наоборот, были понятны и легки, он вскоре почувствовал себя почти совсем хорошо.

С Аксеновым в понедельник они не виделись. У 11-ого «А» не было в этот день математики, а случайных встреч, к счастью, не произошло.

Илья не звонил и не писал, и это одновременно и радовало, и напрягало Мира, так как он неплохо знал своего противника, и эта тишина казалась ему весьма зловещей. Как он и ожидал, вторник вполне возместил маленькое послабление первого дня недели. Ему предстояло целых две алгебры с 11-ым «А», и он не без тревоги шел из учительской в класс, зная, что некто глубоко ему неприятный, скорее всего, уже ждет его там.