Зеркало Горгоны (СИ) - "Omega-in-exile" - Страница 110

- Какая же мразь! – пробормотал Андреас.

- Я же говорю, он был болен психически, - пожала плечами Кондратьева.

- И что? Никто не мог его остановить? Пожаловаться в полицию хотя бы?

Кондратьева горько рассмеялась.

- Господи, о чем вы, Андреас? Это же Россия.

Андреас опустил голову. Он помнил Антона, его открытую улыбку, светящиеся глаза. Ему казалось, что Антон полон света, радости, иногда романтической грусти, и даже не представлял себе, какая адская тьма скрывалась за этим светом. Тьма, в которой жил тот, кого он любил.

И тут Андреас вздрогнул, словно вспомнив что-то.

- Подождите, - проговорил он. – Вы сказали, что Антона в тюрьме ударили ножом в живот, так?

- Да, - подтвердила Кондратьева. – Причем рана была очень глубокой и опасной.

- Значит, шрам на животе, - задумчиво сказал Андреас. – В нижней части живота. С левой стороны.

- Не знаю, - растерянно сказала Кондратьева. – Я… разумеется, я никогда не видела этого шрама. А вы видели, да?

Андреас ничего не ответил.

- Вальковский, конечно, ребенка чуть не угробил, - продолжала Кондратьева. – Но, с другой стороны, он был просто помешан на его безопасности. Даже ребята из охраны, а уж они профессионалы, говорили, что «папаша двинулся». Мальчика охраняли, словно принца какого-то.

- Из-за бывшей жены? – быстро спросил Андреас.

- В основном, из-за нее. У Вальковского в отношении Елены, то есть Элен Бреннан, была просто паранойя. Он все время следил за ней, за ее жизнью в США. Детективов нанимал. Он боялся, что она решит выкрасть ребенка. А еще у него в голове засела мысль, что эти Бреннаны могут увидеть в Антоне потенциального конкурента…

- В Антоне? – недоуменно переспросил Андреас. – Конкурента?

- Я неточно выразилась, - с досадой сказала Элина. – Вальковский рассуждал так: его бывшая жена Елена вошла в семью Бреннанов и даже получила часть пакета акций их корпорации. А значит, говорил Вальковский, Антон, как сын Елены, пусть и не от брака с Бреннаном, может считаться наравне с детьми Елены и Бреннана наследником этой доли. Там, конечно, какой-то незначительный процент ему мог отойти, да и то, непонятно, мог или нет, я не знаю американских законов на этот счет. Но все равно, речь шла чуть ли не о сотнях миллионов долларов. И Вальковский вбил себе в голову, что Бреннаны могут вознамериться убить Антона, чтобы убрать претендента на часть наследства.

- Это действительно паранойя, - усмехнулся Андреас, но, взглянув на свою покалеченную руку, вздрогнул и осекся.

- Бреннаны ведь были связаны с этими нелегальными алмазами и еще чем-то очень опасным и незаконным. И, как я поняла, Вальковский, который за ними тщательно следил, нанимал юристов, детективов, аналитиков, даже у каких-то разведок информацию получал – так вот, он уверен, что Бреннаны способны организовать убийство его сына. Поэтому и был помешан на его безопасности. И с пеленок внушал Антону мысль, что его мать – чудовище, что она его бросила, что она хочет его убить. Мой муж говорил, отец настолько запугал ребенка, что тот в детстве иногда звал телохранителей в свою спальню и просил проверить, не прячется ли его злая мать под кроватью. И, представляете, даже просил, чтобы телохранители спали с ним в одной постели, если вдруг мать за ним придет и захочет его украсть или убить. Нет, конечно, никто в постель с ребенком не ложился. Боже упаси! Но вы представляете, до чего довели мальчика? Ему внушили такой страх, такой ужас перед родной матерью, что у него начался психоз! К нему одно время даже психологи и психиатры приезжали. Потому что даже отец-параноик понял, что еще немного, и его сын просто свихнется.

- Или уже свихнулся, - задумчиво пробормотал Андреас.

- Да, у Антона явно были психические отклонения, - грустно кивнула учительница.

- Неудивительно, если его отец был таким психопатом.

- Да. Знаете, Вальковский поначалу вообще подозревал, что Антон – не его ребенок. Но все тесты однозначно подтвердили его отцовство. Тем не менее, Вальковский считал, что жена навязала ему этого ребенка. Проще говоря, забеременела, чтобы выйти замуж. Да так ведь и было. Вальковский, с одной стороны, понимал, что это его сын и единственный наследник. А с другой… Антон самим своим существованием напоминал Владимиру о первой жене. Которую он так и не простил. И которой боялся. Наверное, подсознательно, он перенес ненависть к бывшей жене на ребенка. Может быть, и сам этого не осознавая. Потому и подвергал мальчика всем этим… истязаниям, не могу даже слова подобрать. И еще, для него Антон был вещью, которую бывшая жена хочет украсть. И одновременно мальчик был заложником на случай конфликта с Бреннанами. Но вы должны понимать, что всё это лишь мои домыслы.

- Но если Вальковский так… странно относился к сыну, почему он не завел других детей? Он ведь женился вскоре после развода, я правильно понимаю?

- Да, женился, - на губах Кондратьевой появилась презрительная усмешка. - Его вторая жена Наталья была из тех, кого в России называют “блондинками”. Воплощение пустой, никчемной красотки. Такие дамочки, выскочив замуж за богатых, проводят целые дни в салонах красоты, делают себе бесконечные пластические процедуры, летают в Милан и Нью-Йорк за тряпками, шляются по светским тусовкам и дорогим кафе, сплетничают… Ходячие вешалки. Наталья была именно такой. Кажется, она хотела делать карьеру фотомодели, но даже на это оказалась неспособна. Но дело не в этом. Проблема Натальи была в том, что она оказалась бесплодной. Извините, что сама сплетничаю, но коллеги моего мужа говорили, что еще до встречи с Вальковским Наталья сделала минимум два аборта, и после этого ни о каким ребенке речи быть уже не могло.

- А как складывались отношения мачехи с Антоном? - поинтересовался Андреас.

- Знаете, Наталья была пусть глупой и пустой, но, в сущности, неплохой женщиной. Даже доброй. А к ребенку она относилась… тоже странно. Нет, она его не унижала, не гнобила, совсем наоборот. Но считала его чем-то вроде домашнего зверька. И еще. Она мечтала иметь дочку. И ее отношения с Антоном напоминали игру в дочки-матери. Она обожала наряжать Антона в девичьи платьица, заплетать ему косы, даже красить ноготки… Мальчик был очень миловиден, но… вы сами понимаете, Андреас, это же ненормально! И… - Кондратьева снова запнулась, - я не берусь судить о проблемах сексуальной ориентации, но считаю, что именно Наталья повлияла на Антона. Во всяком случае, когда я узнала от своего мужа, что Антон увлекается юношами, а не девушками, я была совсем не удивлена. Поразительно другое. Судите сами: отец пытался сделать из мальчика этакого Рембо или Тарзана, супермена, а мачеха – наоборот, превращала его в нечто изнеженное, женоподобное… Да еще эта параноидальная атмосфера страха, вечной опасности! Это чудо, что ребенок вырос более-менее нормальным! Более-менее. Хотя, конечно, Антона нельзя было назвать вполне нормальным. В него вбили вот эту идею выживания, мысль о постоянной угрозе, да еще приучили к актерству с этими переодеваниями … А вы каким его запомнили? – неожиданно спросила Кондратьева.

Андреас вздрогнул, помолчал, потом медленно произнес:

- Чистым, светлым. Романтичным. Но… теперь я почти уверен, что знал его и другим. Слишком другим…

- Да, это была проблема Антона, - сказала Кондратьева, которая не уловила туманный смысл слов Андреаса. - Внешней стороной его воспитания занимались более чем хорошо, материально он не испытывал нужды ни в чем, имел все, о чем его ровесники только могли мечтать. Типичный “золотой мальчик”, живший в роскоши. Но вот его внутренним миром никто не занимался. Никому до этого не было дела. Я сразу заметила, что мальчик очень одинок. И очень страдает от этого. У него была серьезная психологическая проблема. Из-за внушаемого ему страха перед матерью он во всех видел угрозу. У него не было близких друзей, он просто не умел их заводить. Зато… - Кондратьева помолчала. - Зато я обратила внимание, что Антон очень хорошо умел использовать людей. Манипулировать ими. И в этом у него не было никаких моральных ограничений. Он относился к другим как к пешкам в своей игре. Да, такие люди есть, и это страшные люди. Но когда видишь это в мальчике, подростке… то невольно становится жутко при мысли о том: а каким же он вырастет? А вы, - обратилась Кондратьева к Андреасу, - вы ничего подобного в Антоне не замечали?