Проклятие лорда Фаула - Дональдсон Стивен Ридер - Страница 77

Затем Кавинант с некоторым удивлением услышал голос Лорда Тамаранты, вмешавшейся в разговор:

— Разумеется, мы знаем. Ах, эта глупость молодых. Морэм, сын мой, ты пока еще не пророк. Ты должен учиться этому виду мужества. Медленно оторвав от земли свое старое тело, она встала. Длинные волосы ее прядями свисали вокруг лица, отбрасывая на него тени. Подойдя ближе к огню, она чуть слышно проговорила:

— Дары пророчества и предсказания несовместимы. Согласно Учению Кевина, только Хатфью, Лорд-Основатель, был одновременно и предсказателем, и пророком. Менее сильные души не видят в этом разницы. Что ж, я не знаю. Но когда Кевин Расточитель Страны решил в своем сердце вызвать Ритуал Осквернения, он спас Стражу Крови, ранихинов и великанов, потому что он был предсказателем. А поскольку он не был пророком, то не сумел предугадать, что Лорд Фаул выживет. Он был не таким великим, как Берек. Разумеется, Создатель существует.

Она взглянула на Вариоля, чтобы он подтвердил, и он кивнул. Однако Кавинант не был уверен, что тот слышал, о чем идет речь. Но Тамаранта в ответ тоже кивнула, как бы в благодарность за то, что Вариоль ее поддержал. Подняв голову к ночному небу и звездам, она заговорила голосом, ломким от старости:

— Разумеется, Создатель есть, — повторила она. — А как же иначе? Противоположности существуют только при наличии друг друга. Иначе разница теряется, и остается только хаос. Нет, отрицание не может быть без созидания. Лучше спросить, как об этом мог забыть Создатель, сотворив землю. Ибо, если бы он не забыл, тогда созидание и отрицание существовали бы вместе в одном его существе, и он бы не знал об этом.

Вот что гласит древнейшая легенда: в вечность, существовавшую до сотворения времени, пришел Создатель, словно ремесленник в свою мастерскую. И поскольку творить совершенное — характерное свойство созидания, Создатель целиком отдался этому замыслу. Сначала он построил Арку Времени, чтобы его творение имело место, где существовать. И краеугольным камнем этой Арки он заложил Дикую Магию, чтобы время могло сопротивляться хаосу и длиться вечно. Затем внутри Арки он сформировал землю. На эту работу ушли века, он делал и переделывал, испытывал, пробовал и отвергал, и вновь испытывал и пробовал, чтобы в итоге его создание не могло ни в чем его упрекнуть. И когда земля, на его взгляд, стала достаточно прекрасна, он дал жизнь ее обитателям — существам, сутью жизни которых должно было стать воплощение его стремления к совершенству, — и он не отказал им в средствах, которые могли бы им в этом помочь. Когда его работа была закончена, он испытал гордость, какую может испытать лишь творец.

Увы, он не понимал отрицания или забыл о нем. Он понимал свою задачу в том, чтобы сделать труд единственным средством для достижения совершенства. Но когда он закончил работу и его гордость вкусила первое удовлетворение, он взглянул на землю внимательно, чтобы еще раз насладиться зрелищем своего творения, — и был повергнут в ужас. Ибо — увы! — глубоко в земле, независимо от его воли или творчества, таилось зло разрушения, силы, достаточно могущественные, чтобы превратить его шедевр в грязь.

И тогда он понял, или, быть может, вспомнил. Возможно, рядом с собой он обнаружил свою противоположность, заставившую его ошибиться во время работы. Или, возможно, он нашел источник зла в самом себе. Это не имеет значения. Он пришел в ярость от горя и попранной гордости. В гневе он схватился в рукопашную со своей противоположностью, либо внутри, либо снаружи себя, и в ярости он швырнул Презирающего вместо бесконечности космоса вниз, на землю.

Увы! Таким образом Презирающий оказался, словно в заключении, внутри нашего времени. И таким образом творение Создателя стало миром Презирающего, который он мог терзать, как хотел. Поскольку сам Закон Времени, принцип силы, сделавший возможной Арку, служил для того, чтобы оберегать Лорда Фаула, как мы теперь его называем. Осквернение нельзя переделать, порчу невозможно уничтожить полностью. Последствия их деятельности можно залечить, но искоренить нельзя. Так Лорд Фаул причинял страдания земле, и Создатель не мог помешать ему, ибо он сам поверг сюда свою противоположность.

В горе и смирении Создатель смотрел на то, что сделал. Чтобы постигшая землю беда не была совершенно безнадежной, он начал искать косвенные способы помочь своему творению. Он привел Лорда-Основателя к созданию Посоха Закона — оружия против отрицания. Но сам закон земного созидания не позволяет ничего большего. Если бы Создатель решил утихомирить Лорда Фаула, то этот акт разрушил бы время — и тогда Презирающий вновь очутился бы на свободе в бесконечности и мог бы творить любые осквернения, какие захотел бы.

Тамаранта сделала паузу. Она вела свой рассказ просто, не загромождая его излишней риторикой.

Но на мгновение ее тонкий старческий голос убедил Кавинанта, что вся Вселенная поставлена на карту и что его борьба — это всего лишь микрокосм гораздо более обширного конфликта. В течение этого момента он с беспокойством ожидал, что она скажет дальше.

Внезапно она опустила голову и повернула свое морщинистое лицо прямо к Кавинанту. Почти шепотом она произнесла:

— И теперь мы подошли к величайшему испытанию. Повелитель Дикой Магии с нами. Всего одно слово может растерзать наш мир в клочья. Не ошибитесь, — произнесла она дрожащим голосом. — Если мы не сможем привлечь этого Неверящего на свою сторону, то земля превратится в груду щебня.

Однако Кавинант не мог определить, дрожал ли ее голос от старости или от страха.

Близился восход луны, он отправился спать, чтобы скрыть изменение в цвете кольца. Укрывшись одеялом с головой, он смотрел в темноту и определил момент восхода луны по кровавому отсвету, возникшему на поверхности кольца. Металл, казалось, был еще глубже пропитан этими пятнами, чем две ночи назад. Он притягивал взгляд Кавинанта, и когда он наконец уснул, то был так же изможден, как после долгого допроса.

На следующее утро ему удалось добраться до спины Дьюры, не подвергаясь атакам, и он вздохнул с облегчением, ничуть не стесняясь этого. Протхолл нарушил обычай и не стал объявлять привал в полдень. Причина этого стала ясна, когда всадники поднялись на вершину небольшого холма, с которого открылся вид на реку Соулсиз. Они поехали вниз, торопясь оставить позади суровые равнины, и переплыли реку, не слезая с лошадей. На берегу решено было сделать привал. И вновь Кавинант беспрепятственно сошел на землю с лошади.

Однако остаток дня стал резким контрастом по сравнению с этой необъяснимой передышкой. На расстоянии нескольких лиг от Соулсиз отряду впервые встретился веймит. Вспомнив рассказ Кавинанта об убитом вейнхиме, Протхолл послал двух Стражей Крови — Корика и Терреля — на разведку. Однако они лишь подтвердили возникшие подозрения. Даже Кавинант в своем напряженном состоянии смог почувствовать запах запустения и заметить, что веймит имеет заброшенный вид: зеленая крыша его потемнела, сделавшись коричневой, и просела. Вернувшись, гонцы доложили, что веймит никем не охраняется.

Лорды встретили это известие с застывшими лицами. Было очевидно, что они боятся того, что убийство, описанное Кавинантом, заставило всех вейнхимов отказаться от службы. Несколько воинов застонали в горе, а великан скрипнул зубами. Кавинант обернулся и на мгновение увидел лицо Морестранственника, перекошенное яростью. Это выражение быстро исчезло, но произвело на Кавинанта неизгладимое впечатление. Неожиданно он почувствовал, что беззаветная преданность великанов Стране была опасна — они были слишком поспешны в суждениях.

Итак, в конце седьмого дня над отрядом нависла угроза, еще более усиленная луной, обезображенной кровавыми пятнами. И лишь Кавинант испытывал некоторое облегчение: преследовавшее его зло отстало. Но на следующий день всадники достигли границ Анделейна. Их путь пролегал вдоль подножия гор с юго-западной стороны, и даже сквозь серую пелену хмурой погоды великолепие Анделейна блистало словно величайшая драгоценность Страны. Это заставило отряд немного подбодриться, подействовало на него подобно живому образцу того, как выглядела Страна до Осквернения.