Улей 2 (СИ) - Тодорова Елена - Страница 40

— Ты куда, Марк?

— Пап? Папочка?

Остановившись, мужчина взъерошивает волосы на головке дочери и, выдавив улыбку, двигается дальше.

— Марк? Стой. Давай поговорим…

— Играйте в большую дружную семью без меня. А мне хватит.

— Успокойся… Ну, куда ты на ночь глядя…

Не слыша ничьих доводов, громко хлопает входной дверью.

У Евы двоится в глазах. Опадая на диван, она заторможенно курсирует взглядом по комнате, пока не находит Адама.

Все вокруг размывается.

Только Титов. Ее Титов.

Внутри нее застывает безумная смесь страха и сожаления. Она до ужаса боится, что все бесповоротно испортила. Ищет в глазах Адама ответы на вопросы, которые ее сознание буквально кричит ему через тишину пространства.

«Скажи, что я все еще нужна тебе».

«Я все еще твоя?»

«Пожалуйста, скажи…»

«Скажи хоть что-нибудь!»

«Будешь ли ты любить меня плохой?»

«Будешь ли ты любить меня любой?»

«Пожалуйста, не отворачивайся от меня… Пожалуйста».

«Пожалуйста…»

Каким бы хладнокровным, неприступным и даже жестоким не был человек, наступает тот самый момент, когда ему становится страшно, он готов молить о прощении. Он готов сделать все, чтобы быть услышанным и понятым.

Когда надежда медленно и мучительно умирает внутри Евы, лицо Адама смягчается. Прежде чем она понимает, что он собирается делать, парень пересекает комнату и приседает перед ней, заглядывая в глаза.

— Ты в порядке?

Все еще чувствуя себя мерзким уродливым существом, она готова расплакаться. Но боится того, что на фоне всех событий это будет выглядеть фальшиво, как манипуляция с ее стороны. Типа «пожалейте меня, бедную-несчастную».

Кроме того, девушка не может не думать о том, что Марк Дмитриевич прав. Адам из-за нее может пострадать.

Она должна все вспомнить. Но как ей вернуть память?

— Ева? Скажи что-нибудь.

Ладонь Титова касаетсяее щеки. Пальцы ласкают холодную бледную кожу.

— Ева? — тон голоса необычайно мягкий.

Ей же хочется провалиться сквозь землю. Исчезнуть.

Но, к сожалению, это невозможно. Приходится столкнуться с последствиями своего поступка.

— Прости.

Ей, возможно, плевать на то, что думают остальные Титовы. Она переживает лишь о том, чтобы не разочаровать Адама.

«Ладно…»

Еще ей страшно посмотреть на Софию. Она знает не понаслышке, насколько слепо ребенок верит в правоту своего родителя. Как отчаянно он способен его защищать…

«Боже…»

— Простите, — это слово со скрежетом покидает ее губы. — Мне очень жаль. Я не знаю, как это получилось…

Набравшись храбрости, смотрит в глаза девочки, буквально умоляя не спешить ее осуждать.

— Я… Я не знаю… Что-то взорвалось внутри меня… Это было… больно и обидно… Но я понимаю, что не должна была… Понимаю, что не права.

— Ладно. Перестань. Хватит волноваться, — спокойно просит ее Адам. — Мы все вышли немного из себя… Было сложно сдержаться.

Он находит для нее оправдания, но достойна ли она их?

— Ох, Ева, дорогая… Мне так жаль, — Диана садится на диван рядом с ней и крепко обнимает ее поверх плеч. — Ты не должна извиняться. Марк перешел границу. Он ненавидит твоего отца, но тебя совсем не знает. И слушать то, что он говорил, было на самом деле ужасно.

Но в его словах была как минимум небольшая часть правды.

«Ты себя не знаешь».

— Пожалуйста, не расстраивайся. Невзирая на все… Невзирая на то, что Марк ушел, — Диана опускает глаза, и Ева понимает, что ее это расстраивает больше, чем она хочет показать. — Несмотря на это, мы все еще собираемся хорошо встретить новый год.

Софи садится с другой стороны дивана. Читая поддержку в глазах Адама, пожимает плечиками и едва слышно вздыхает. Поднимая руку Евы, крепко сжимает ее своими ладошками.

— Папа все равно редко бывает дома. Наверное, ему снова пришлось срочно уехать в командировку. В Турцию. Или в Болгарию… Может, в Грузию? — бегает взглядом от одного взрослого к другому в поисках помощи. — Он совсем недавно туда летал. Да, мам? Правда же?

— Да, Соф. Правда.

Приглаживая пальчиками холодную кожу Евы, смотрит на нее с добротой и удивительным снисхождением.

— Я не злюсь на тебя, — очень тихо, едва слышно произносит девочка ту часть, что предназначена лишь для Евы.

Только дети могут так легко закрывать глаза на недостойное поведение взрослых. И это не продуманный аванс, они не швырнут эти поступки вам в лицо, когда им этого захочется. Они перешагивают этот барьер раз и навсегда.

— Ты написала письмо Деду Морозу? Что ты попросила?

Еве страшно не хочется быть злой в глазах этого маленького человечка. Именно поэтому она заталкивает все свои переживания на задний план и пытается улыбнуться.

— Хммм… К сожалению, я не успела придумать, что хочу.

Глаза Софии становятся огромными.

— Как так? Я заказала сразу два подарка! Если бы я знала, что ты не успеваешь, то написала бы за тебя.

— И что же ты попросила?

— Путешествие в Диснейленд и отпуск для мамы, — с гордостью оповещает девочка.

— О-о… А я ведь тоже там не бывала…

— А я был, — включается в разговор молчаливый Герман. Он втискивается рядом с Софией, хотя места на диване, вроде как, уже нет. — Самый крутой аттракцион там — Пираты Карибского моря.

Марина Станиславовна с Терентием Дмитриевичем обмениваются улыбками.

Впервые Ева чувствует такую странную и такую колоссальную поддержку от людей, которых она не знает.

— Я слышала об этом! — восторженно заявляет Софи. — Там на корабле настоящий Джек-воробей…

— Не настоящий, конечно, — важно заявляет Герман, чем изрядно разочаровывает девочку. — Это же всего-навсего аттракцион.

— Не настоящий? А хоть сильно похож?

Нахмурив лоб, Герман колеблется с ответом.

— Сильно, — выдает, не желая расстраивать Софию еще больше.

— Ух, ты! — хлопает она в ладоши. И тут же пристает к нему с новыми расспросами. — А расскажи еще что-нибудь! Какие там еще крутые аттракционы есть?

— Нууууу… Большая Гремящая Гора. И правда, такой грохот! Пески, ковбои, койоты… И настоящие змеи!

— Вау! — воскликнув, София пищит, ежится и сильнее сжимает руку Евы. — Адам, Адам? Ты слышишь? Правда, круто?

— Да, малыха, круто, — подмигивает ей брат.

— Поедем? Поедем? Адам? Мам? Дядя? — бегает глазами от одного к другому. — Все вместе! И ты, конечно, — спохватившись, гладит Еву по руке.

Хоровод добродушного смеха снимает остатки напряжения.

— Ну, — щелкнув языком, Диана принимает задумчивый вид. — Посмотрим. Ты же просила у Деда Мороза…

— Ой, Божечки, — восклицает София, выпуская руку Евы и складывая ладошки перед собой. Это выглядит настолько мило и забавно, что девушка не может сдержать смех. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — тараторит, четко выговаривая «й», которую обычно все глотают.

Атмосфера неизбежно становится легкой, хоть и с неким осадком. И, наконец, с появлением последней гостьи, Ева окончательно забывает обо всем случившемся.

У нее перехватывает дыхание.

Эти рыжие волосы… Эти глаза… Неуверенность движений… Стеснительность…

«— Смелее, крошка! — командует Ева. — Ну, что же ты мнешься, подойди и…

— Нет-нет, я не смогу, — прерывает ее девочка с всклоченными рыжими косами. — У меня сердце остановится до того, как я пересеку комнату.

— Эх… Смотри! Я сама все сделаю. И ничего ни у кого не остановится.

— Но…

— Виктория Вячеславовна! Захарченко тоже будет участвовать».

«Захара!»

«Захара!»

«Без гипса!»

Смотрит с улыбкой.

«Не обижается… Не обижается!»

Обращая взгляд наверх, через клетки этажей, к небу, которое в эту минуту Ева может четко представить. С благодарностью к тем высшим силам, которые, она уверена, сейчас наблюдают за ними.

Обнимает Дашку так крепко, как только может, и восторженно вскрикивает от переполняющей ее радости.