Хроноагент - Добряков Владимир Александрович - Страница 38

Ведомый комэска. Рустам Мараджабов, выпрыгивает на ходу из горящей машины, которую он умудрился посадить.

Его “Як” укатывается в конец полосы и там взрывается. “Як” Волкова стоит, развернувшись поперек полосы, кабина не открывается. Переглянувшись, мы все бросаемся к нему. Мы еще не добежали до самолета, как над нами низко, с торжествующим ревом, проходят два “мессера” с золотыми коронами на хвостах.

Но нам уже не до них. В правом борту “Яка” — ужасные пробоины. Открываем фонарь. Вся кабина залита кровью. Волков лежит лицом на приборной доске, упершись лбом в бронестекло. Быстро отстегиваем ремни и осторожно вынимаем из кабины окровавленное тело. Весь правый бок разворочен, руки практически нет. Машину он выравнивал и сажал левой. Пока мы возимся, подбегают санитары с носилками и командир полка.

— Живой?

— Вроде живой, — отвечаю я, — дышит.

— На машину и в Краснове! Мухой! — кричит Лосев санитарам.

— Я с ним поеду, товарищ полковник.

— Давай, Андрей, ты их там всех знаешь, проследи, чтобы прямо с колес — на стол.

— Только бы живым довезти, у Гучкина — руки золотые.

— Я его лично спиртом по уши залью, если Володю спасет. Давай, Андрей, давай! Только не задерживайся там. В двенадцать — вылет, а эскадрилью вести некому.

Через пару минут наша “санитарка” на предельной скорости мчится в сторону Краснова. Я смотрю на бледное лицо Волкова, и меня не оставляет впечатление, что жизнь стремительно вытекает из этого сильного замечательного человека. Только бы довезти!

Словно навстречу нам на крыльцо школы выходит Ольга в своей окровавленной хирургической униформе.

— Оля! Быстрее, помогите, Волкова ранило!

— Володю? Где он? Куда ранило?

Санитары выносят из машины Волкова, и Ольга наклоняется над ним.

— О господи! И он еще жив?

Она хватает его за левую руку, нащупывая пульс, а сама кричит:

— Андрей Иванович! Срочно готовь резервный стол и кровь! Крови побольше!

Она поворачивается к санитарам.

— Несите его, бегом!

Она поворачивается ко мне, на глазах у нее слезы.

— Андрюша! Да что же они с вами делают?

— Оля! Не надо, успокойся, вытри слезы. Иди работай, спасайте его!

— Чем это его так?

— Снарядом. Прямо в кабине разорвался.

— Ой, мамоньки! Как же он долетел?

— Его над самой землей, при посадке подстрелили, сволочи.

— Ладно, Андрюша, я бегу. Начну я, а Костя освободится — поможет. Тут работы! Сделаем все, что сможем.

Ольга убегает, а я присаживаюсь на подножку машины и закуриваю, дожидаясь наших санитаров. Ловлю себя на том, что у меня дрожат руки и ломаются спички.

Вернувшись на аэродром, первым делом захожу в штабную землянку.

— Ну, как с ним? — с тревогой в голосе спрашивает Лосев.

— Довезли живого. Сейчас его Ольга Колышкина оперирует. Сказала, как Гучкин освободится, тоже им займется.

— Как думаешь, спасут? — с надеждой спрашивает Жучков.

— Не знаю, — качаю я головой. — Я понял, что он слишком плох. Ольга даже испугалась, когда его увидела. А уж она-то насмотрелась всякого.

— Будем надеяться на лучшее и уповать на искусство хирургов. А ты принимай эскадрилью. Вот тебе первая, как комэску, задача. Взлет в двенадцать. В квадрате 6Г, на четырех тысячах, примешь полк “Пе-2” и отведешь их в квадрат 8Д. Станция Горки. Зенитные батареи: здесь, здесь, здесь и здесь. “Мессеры” могут появиться вот с этого и с этого аэродромов. Соответственно пятнадцать и двадцать минут лета. На высоте могут ходить “Нибелунги”. “Медведи” видели их в этом районе на пяти-шести тысячах. И давай, чтобы по-волковски, без потерь!

— Есть по-волковски!

— Вы теперь не просто “сохатые”, вы теперь — “сохатые волки”!

— Ничего себе помесь!

— Чем страшней, тем лучше!

Я иду в нашу землянку. При моем появлении все замолкают и смотрят на меня. Ждут вести: хорошей или плохой. Мне нечем их порадовать. Коротко рассказываю, как сдал комэска Ольге, и ставлю задачу на боевой вылет. Сергей присаживается ко мне.

— Ты заметил номер этого “Нибелунга”?

— Заметил, двадцать второй.

— Я тоже заметил, — с нехорошей улыбкой говорит Сергей. — По-моему, эта тварь здесь еще не раз появится. Как бы его подловить?

— Волков пытался его подловить, да, видишь, сам попался.

— Тут подумать надо.

— Давай подумаем. Этот “Нибелунг” не из простых.

Через полчаса я поднимаю эскадрилью в воздух. Задание выполняем без помех, если не считать того, что дважды пришлось отбить наскоки “Нибелунгов”. Правда, обошлось без потерь как с той, так и с другой стороны.

Перед посадкой Сергей с ведомым делают несколько кругов над аэродромом на разных высотах.

— Есть кой-какая мыслишка, — говорит он мне, приземлившись.

После разбора полетов он идет в штаб и берет у Жучкова карту окрестностей аэродрома с более крупным масштабом. Устроившись в землянке, он долго ее изучает, меряет расстояние, что-то считает.

Закончив свои операции, Сергей закуривает и долго в задумчивости сидит над картой.

— Андрей! — зовет он меня наконец. — Подсядь сюда.

Он показывает мне две глубокие извилистые балки, начинающиеся неподалеку от нашего аэродрома. Одна тянется на юго-восток, другая — на запад.

— Ну и что? — спрашиваю я.

— А то, что незаметно подойти к аэродрому можно только по этим балкам, на бреющем.

Я прикидываю размеры этих балок, их длину, оцениваю их извилистость и недоверчиво качаю головой:

— Сомнительно. Они же не могут сидеть в этих балках и ждать нас, к тому же из них ни черта не увидишь. Значит, они должны засечь нас заходящими на посадку вот с этой или этой точек, потом нырнуть в балки и идти по ним к аэродрому, чтобы выскочить именно в тот момент, когда будет садиться последняя пара. Ты представляешь, какой точный здесь нужен расчет?

— Не только представляю, но и сделал его. Вот, смотри.

Сергей протягивает мне листок, исписанный цифрами.

Вглядываюсь, вникаю в расчеты, и меня охватывает еще большее недоверие к этой идее.

— С такой скоростью пройти на бреющем по этим балкам! Это слишком опасно и слишком трудно.

— Трудно, но можно! Другого варианта просто нет. Я исключаю такую возможность, что Волков, опытнейший в полку ас, прошляпил пару “мессеров”. Да и не один он был. Мараджабов тоже их не заметил. А в балках они их и не высматривали. Им это и в голову не приходило.

Я задумываюсь. Каким искусным надо быть пилотом и бесстрашным бойцом, чтобы осуществить такой маневр! Расчет с точностью до секунды, полет буквально брюхом по траве между откосами извилистой балки на скорости не менее 420—450 километров в час.

— На такое способен только самый опытный ас. Ас с большой буквы.

— А кто тебе сказал, что этот двадцать второй слабак? Видал, как он сделал комэска? Одним заходом на перпендикулярных курсах, короткая очередь: шмяк, и готово! Да и ведомый у него тоже не подарок. Можешь у Мараджабова поинтересоваться.

Я еще раз смотрю на карту, на расчеты, еще раз все оцениваю.

— И как же их подловить в таком случае?

— Есть у меня кой-какие соображения и по этому поводу…

Нас прерывает голос старшины Шмелева, нашего оружейника:

— Вот землянка второй эскадрильи, заходите, они все должны быть здесь.

На пороге землянки появляется согнутая, как знак интеграла, длинная фигура Гучкина.

— Здорово, “сохатые”!

Не дожидаясь ответа, он проходит и садится к столу. За ним входит Ольга, кивает нам с Сергеем и присаживается рядом с Гучкиным. На лице ее — ни тени улыбки. В землянке воцаряется напряженная тишина, которую нарушает Гучкин:

— Андрей, у вас полеты сегодня еще будут?

— Нет, — отвечаю я, настороженно вглядываясь в каменное лицо военврача.

— Тогда, Сережа, организуй простецкую закуску.

— Это можно, только по какому поводу пить-то будем?

— Поминать будем, — отвечает Гучкин, выкладывая на стол две фляжки со спиртом.

— Волков? — встает Сергей в страшной догадке.