Хроноагент - Добряков Владимир Александрович - Страница 37

— Товарищ генерал…

— Отставить! — командует комдив. — Ты бы еще строевым и за пять шагов. Смотри, люди от твоего рывка на нары попадали. Садись, садись. Показывай свои придумки-невыдумки.

Строев быстро просматривает записи, схемы, разрисованные карты, оценивающе смотрит на Волкова, потом неожиданно все сгребает.

— Конфискую!

— Как так, товарищ генерал?

— Конфискую по приказу Главкома ВВС. Это будет издано в Москве и разослано во все истребительные части и в училища в кратчайший срок. Не будешь возражать против названия “Наука Побеждать в воздухе”? И автор: гвардии майор Волков.

— Товарищ генерал, да разве я один над этим думал! Все мы: и Андрей Злобин, и Сергей Николаев, и…

— А основа-то все равно твоя. Не скромничай, не надо, — отрезает комдив.

Взгляд его падает на меня.

— Постой, постой! Это откуда у тебя шпала появилась? Кто посмел тебе капитана присвоить?

— По вашему представлению, товарищ генерал.

— Ну, Лосев, погоди! Подсунул-таки в общем списке. Ладно, бог с тобой, снимать не буду, но на вторую не рассчитывай. Вот она, видишь? — Строев достает из нагрудного кармана пару новеньких шпал и вертит их у меня перед носом.

— Видишь? Больше не увидишь! Я их другому отдам, чтобы тебе не достались. Где Николаев?

Сергей пытается вскочить, но генерал останавливает его, положив руку на плечо.

— Сиди, сиди! Нары еще головой снесешь, чинить придется. Держи, гвардии капитан, и принимай звено. У тебя, Волков, в третьем звене — сплошной молодняк, вот пусть он их и учит.

— А Злобин с кем летать будет, товарищ генерал? — встревоженно спрашивает Сергей.

— Ишь, как за друга переживает, — смеется комдив. — Волков, это уже твоя забота.

— Из третьего звена переведем младшего лейтенанта Шорохова. Слышишь, Геннадий, с сегодняшнего дня ты — ведомый Злобина.

— Понял, командир, — отзывается молоденький парнишка, прибывший в полк десять дней назад.

— Вот и решился вопрос. Давай, комэск, пакуй свое хозяйство, и пойду я.

Мы сворачиваем карты и схемы, генерал забирает их, встает и вдруг, словно внезапно вспомнив, говорит:

— Вот дьявол! Чуть не забыл.

Он достает из кармана какую-то бумагу, разворачивает ее и читает:

— Указ Президиума Верховного Совета СССР и Ставки Верховного Главнокомандования от 12 сентября 1941 года. За выдающиеся заслуги в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и самоотверженный ратный труд присвоить звание Героя Советского Союза… — генерал пропускает несколько строк, — гвардии майору Волкову Владимиру Геннадьевичу — командиру эскадрильи 2-го гвардейского истребительного полка. Подписано: Калинин, Сталин.

Мы ошеломленно молчим. Конечно, мы знали, что Волкова представили к званию Героя, но никто не ожидал, что это будет так скоро. А генерал складывает листок, прячет его в карман, затем не спеша достает из того же кармана две коробочки и прикрепляет к гимнастерке Волкова Золотую Звезду и орден Ленина.

— Поздравляю, комэск! Носи с честью!

— Служу Советскому Союзу! — отвечает Волков.

— Раньше таких, как ты, в Кремль за наградами вызывали, а теперь — война. По-полевому приходится. Ты теперь в полку — второй Герой и, уверен, не последний. Злобин, ты что там скромно стоишь? Вторую шпалу я тебе не дам, а представление на Героя в штаб фронта уже отправил. Сейчас оно у самого Жукова.

— А меня-то за что, товарищ генерал? — удивляюсь я.

— Видали скромника! Третий десяток распечатал, а все кокетничает: недостоин, мол. Ну, гвардейцы, до свидания. Будете сегодня обмывать — не перестарайтесь. Завтра погоду обещают.

— Товарищ генерал! Разрешите вопрос? — спрашиваю я. — Вы сказали: у Жукова? Разве он теперь нашим фронтом командует?

— Уже третий день. Павлов переведен в Генштаб, на должность заместителя, а фронтом нашим командует генерал армии Жуков Георгий Константинович.

Так. Павлов не расстрелян, Смушкевич жив. Жуков назначен командовать самым ответственным фронтом. То ли еще будет! Теперь мне уже ясно, что война идет совсем не так, как она шла в том 41-м. Каковы же все-таки будут последствия?

С утра начинается боевая работа. Впервые лечу с новым ведомым, Геной Шороховым. С Сергеем оно, конечно, спокойнее. Несколько раз оглядываюсь на новичка. Сегодня он вообще первый раз в боевом вылете. Вроде держится нормально. Я с ним много говорил на земле. “Главное, не оторвись на вертикальном маневре. Не бойся идти в крутой набор высоты. Если обороты не потеряешь, то в штопор не сорвешься, проверено. А если пойдешь плавненько, оторвешься. И сам один останешься, и меня сзади откроешь. Тут нас с тобой немцы и порешат. И осматривайся чаще. Твой сектор — сзади и справа. Остальному научишься в процессе”.

Волков применяет наши разработки. Мы разворачиваемся пеленгом, с превышением задней пары над передней до полутора тысяч метров, и барражируем с юго-востока от участка патрулирования. Минут через десять появляется два десятка “Мессершмитов”. Поворачиваем “все вдруг”, широким фронтом атакуем их и вновь стремительно уходим на высоту. Немцы не успевают ничего понять, а три машины у них дымящими кострами уже падают вниз.

А вот и “Юнкерсы”. Как на гигантских качелях, эскадрилья обрушивается на них сверху, бьет и снова уходит вверх. Два “Юнкерса” разделили судьбу трех “Мессершмитов”. Истребители прикрытия разбираются, что к чему, и пытаются перехватить нас на втором заходе. Но им не хватает скорости. Мы проносимся мимо, клюем короткими очередями, в упор, и снова уходим вверх. “Мессеры” тянутся за нами, но скорости у них явно не хватает. Поняв, что сейчас мы начнем бить их, они поспешно отваливают в сторону и снова набирают высоту. Правильно мыслят: у кого запас высоты, тот и выиграл.

Но их маневр запоздал. После нашего третьего захода “Юнкерсы” оставляют поле боя, потеряв пять экипажей. Мы разворачиваемся в сторону “мессеров”, но те тоже охладели и в бой уже не рвутся.

Вся дивизия действует теперь по-новому. И без того громкая слава “молний” растет как на дрожжах. Наше появление наводит на немцев ужас. Бомбардировщики, завидев характерный строй наших эскадрилий, панически сбрасывают бомбовый груз куда попало и улетают в обратном направлении.

“Мессершмиты”, правда, не хотят сдаваться так легко.

Раскусив нашу тактику, они при появлении “молний” стараются уйти наверх, выиграть высоту, а вместе с ней и скорость. Но там они попадают под удар “тигров”. Мы не отказались от хорошо зарекомендовавшего себя “бутерброда”. Строев старается постоянно держать на большой высоте по меньшей мере одну эскадрилью “МиГов” над тем районом, где мы работаем.

Волков, словно Золотая Звезда придала ему второе дыхание, творит в небе чудеса. Его атаки стремительны, точны и страшны по своей результативности. Редкий случай, когда он с первого же захода не сбивает немецкий самолет. Второй заход делать, как правило, уже не надо. Если противник не имеет тройного превосходства, то второй атаки он не дожидается.

Счет комэска растет. К концу сентября на его счету уже тридцать семь сбитых немцев. Добавляю к своему счету и я пару.

28 сентября Сергей, вернувшись из разведки, приносит тревожную весть: на нашем аэродроме, под Копысью, обосновались “Нибелунги”.

Волков приказывает:

— С завтрашнего дня возобновляем попарное дежурство при посадке. Тактику этих хулиганов вы знаете.

Через два дня, 1 октября, эскадрилья возвращается с задания. Волков в этом вылете довел свой счет до тридцати девяти.

Сергей говорит ему по радио:

— Смотри, комэск, Геринг за твою голову премию назначит.

— Денег у него не хватит, — смеется Волков.

Сегодня при посадке дежурит он сам с ведомым. Мы заходим на посадку, а Волков закладывает круг над аэродромом. Он начинает строить заход на посадку, только убедившись, что мы все уже благополучно сели.

Вот они с ведомым уже выпустили шасси и начинают “притирать” машины к земле, как вдруг в гул их моторов вплетается новый звук. Так звенит на высоких оборотах мотор “мессера”. Мы не успеваем сообразить, в чем дело, как гремят пушечные очереди, и “Як” Волкова валится на левое крыло. Он выравнивается, проваливается вниз и, ударившись шасси о землю, подпрыгнув пару раз, катится по полосе. Над аэродромом проносятся две быстрые тени.