Сказка старого эльфийского замка (СИ) - Морецкая Анна - Страница 22

— А это господин опекун забыл тут или он твой… ой, ваш? — спросила гостья, по-видимому, быстрее, чем успела осознать, что не просто стоит рядом с госпожой, но уже и первая заговаривает.

Лисса с интересом посмотрела на залившуюся краской запоздалого смущения девочку:

— Мой. Видишь, какой он маленький? Для взрослого мужчины он и не подойдет, — ответила она.

— А ты… ой, вы и пользоваться им умеете, что ль? — опять не удержала язык за зубами Дымяна, и в этот раз аж засопела напряженно, готовая, видно, откусить его — такой непослушный.

Понимая, что так они никуда не продвинуться, так как девчонка сейчас вот-вот осознает, что творит непотребное и просто сбежит, Лисса решила брать разговор в собственные руки — и малышку было жалко, и самой уже интересно становилось. А то где потом еще такую непосредственность встретишь? Остальные-то девчонки близкого к ней возраста и не подходили. А тут, оставшись одна, да выбитая из привычной колеи разложенными по всей ее бывшей комнате интересностями, Дымянка сама начала общение.

— А что ты забыла в комнате? — спросила-таки ее Лисса.

— А-а? — оторвав глаза от стола, на котором были разложены так заворожившие ее вещи, Дымянка перевела взгляд на госпожу: — Шкатулочку с моими сокровищами… — покраснев и опустив глаза, ответила она.

— Так бери, — разрешила Лисса.

И проследив, как та открывает сундук, стоящий в углу, и достает простую, лишь слегка украшенную резьбой, деревянную шкатулку, спросила:

— А мне покажешь свои сокровища? — как и любой девочке десяти зим от роду Лиссе было жуть как интересно, что же может находиться в заветной шкатулке ровесницы. И то, что внутри коробка юной селянки, скорее всего ничего дорогостоящего и достойного ее внимания не было, само предстоящее мероприятие по разбору и разглядыванию тайного и ценного, заставляло графскую дочь интересоваться шкатулкой вполне искренне.

— А тебе… ой, вам разве интересно? — воззрилась на нее Дымяна и, получив утвердительный кивок в ответ, смущаясь, добавила: — Они очень простые…

Лисса похлопала ладонью по кровати рядом с собой и слегка подвинулась, освобождая девочке место. Та, охваченная тем же предвкушением, что и наследница — то есть, предстоящим разбором и разглядыванием тайного и ценного, и не важно, что оно ее собственное, устроилась рядом с Лиссой, кажется, уже и не вспоминая, что надо смущаться и остерегаться.

Что было в заветной шкатулке деревенской девочки? А вот знаете — много и много чего интересного! Несколько ярких атласных лент, скрученных в рулончики, две пары маленьких сережек из красноватого металла — одни с прозрачными белыми камешками, а вторые с матовыми, голубыми и гладкими. Бусы шариками из подобного же непрозрачного камня. Браслет резной кости, пара подвесок ажурно выточенного дерева и ракушечные монисто. Был там и небольшой мешочек с мелким и шероховатым речным жемчугом, про который, высыпав на ладошку и покатав по ней, Дымянка сказала, что еще подсобирает, а потом и решит, что из него сделать — туда, ближе к свадьбе.

Ну, и еще так — по мелочи: кусок блестящей парчи, из которого и носового платка не сошьешь, если б, конечно, из этой жесткой ткани они делались. Несколько красивых камешков с речного берега. Штук десять ярких перышек — и простых петушиных, и от лесных птиц. Да еще хрустальная пробка от графина, явно эльфийской работы. Как только попала-то в ларец с сокровищами деревенской девчонки?

Когда все ценности были разложены по кровати, тщательно рассмотрены и обсуждены, а потом убраны обратно в деревянную коробку, Лисса доверительно сказала:

— А у меня тоже такая есть! Хочешь посмотреть?

Дымянка, конечно, хотела. Ну, а то, что такая или не совсем такая — в этом случае и не суть важно. Хотя… шкатулка графской дочери была, однозначно, другой, и по размеру раза в два больше, и по оформлению несравненно богаче — дерево было полностью резным и лакированным, а крепежи не простыми железными скобочками, а серебряными с рисунком и вставными камешками.

А уж внутри… Конечно, в ней не было ничего, что могло бы быть достойным ларца взрослой знатной женщины — золотые, платиновые и серебряные детали украшений были тонкими, а камни в них мелкими, но на взгляд Дымянки сокровища эти выглядели просто несметными.

Впрочем, их тоже разобрали, разложили и обсудили — каждое в отдельности. А когда стали складывать обратно, Лисса поймала тоскливый и расстроенный взгляд Дымянки, которым девочка провожала ее простенькие вещицы, отправляемые опять в шкатулку.

— Хочешь, я тебе что-нибудь подарю? — спросила она ее.

Дымяна ей не ответила, но дышать перестала, а по вытаращенным глазам Лисса поняла, что даже сама мысль о том, что девочка может стать обладательницей хоть чего-то из ее шкатулки, может довести ее новую приятельницу до потери сознания.

Спеша, Лисса выискивала среди украшений что-то подходящее. Нет, жалко вещей ей не было, по крайней мере, в том понимании, что все они, в общем-то, были довольно дорогими. Но многое, а лучше сказать большинство из них, девочке подарил отец. И вот с ними-то как раз расставаться она и не желала.

А подружка ее, кажется, так до сих пор дышать и не начинала, так что Лисса, выудив побыстрее из общей кучи одно из тех украшений, что были преподнесены ей кем-то из приятелей отца, сунула его девочке в руки.

Та, слава Светлому, протяжно выдохнула и неверяще воззрилась на дарительницу:

— Это… мне?! — и опять затаила дыхание, переводя глаза на вещь, лежащую на своей ладони.

На взгляд Лиссы — так, ничего особенного. Она прекрасно помнила украшения, которые носила мачеха — каждое в несколько раз крупнее и тяжелее любого из этих. Хотя, в общем-то, те непомерно яркие и тяжеловесные драгоценности девочке тоже не нравились. Для нее, в силу возраста и полного отсутствия практики в пользовании деньгами, стоимость вещи оценивалась только с позиции собственного вкуса и личности ее дарителя.

Так вот, заколка для волос из белого металла гномьей работы, что лежала на ладони Дымянки, казалась ей чересчур броской из-за количества цветов тех мелких камней, которыми был выложен ее витиеватый узор. А уж кто подарил сию вещицу… она и вовсе не припоминала. И, уж конечно, она даже мысли не держала, что цена за это маленькое украшение, возможно, могла равняться стоимости… всего обширного хозяйства старосты… включающего в себя и дом, и дворовые постройки, и даже всю домашнюю живность в них.

Впрочем, ее деревенская подружка, имеющая более практичное воспитание, что-то такое заподозрила и, отмерев, расстроено сказала:

— Дорогущая, наверное — у меня ее отберут сразу…

— А чтоб не отобрали, ты говори, что будут иметь дело со мной! — грозно сказала на это Лисса, и немного поразмыслив, добавила: — И с моим опекуном! — это, видимо, для тех, кто не впечатлится в первом случае.

Что еще сказать? Да только то, что примерно ко времени, когда была открыта вторая шкатулка, девочки уже перешли в обращении к друг другу на «ты» и по имени — так Лисса повелела. А то постоянные путания и спотыкания речи Дымянки на этих «ты» и «вы» ее быстро утомили — графской дочери, между прочим, тоже хочется нормального общения! И даже восторг от этого разрешения почти не уменьшился, когда было сказано, что не только ей, а еще и Вербу с соседнего двора такое же благоволение выдано. Хотя… конечно… Дымянке и подумалось, что какому-то простому пацану тыкать госпоже совсем и непотребно — сама-то она все-таки не «какая-то», а дочь старосты!

Но, как бы то ни было, но вот именно в такой компании — с Вербом и Дымянкой, и началось для Лиссы, то самое — неположенное воспитанной графской дочери лето в деревне. Потом, конечно, и другие ребята и девчата к ним присоединились, перестав дичиться госпожи. Но, понятное дело, никто из них тыкать ей и звать по имени так и не решился. Хотя ко второму летнему месяцу, к самой жаре, из-за недогляда тех, кто должен был этот догляд вести и непозволительности что-то ей вменить остальных взрослых, она и выглядела скорее как расхристанный пацан, а не благонравная девица, и уж тем более, богатая наследница. Босоногая, с подкатанными до колен штанами, в развевающейся не подпоясанной ничем долгополой рубахе, она носилась с деревенской детворой по лесам и полям. И только длинные не всегда должным образом заплетенные волосы, выдавали издалека в ней девочку, а не еще одного парнишку в их большой ватаге.