Марья-царевна из Детской Областной (СИ) - Баштовая Ксения Николаевна - Страница 37

— Мне ребенка осмотреть надо.

— Какого ребенка?

Маша вздохнула:

— Вчерашнего. Все эти благословения и проклятья — это, конечно, хорошо, — подумала и добавила, — мой царь, но я должна убедиться, что с ним все в порядке.

— А какое тебе до этого дело, царевна? — прищурился Кощей, легким кивком отпуская рынд и набежавшую челядь.

Полонянка хмыкнула: похоже, здесь все страдали избирательной глухотой. Вроде бы только что, при нем рассказывала, как Соловью лечиться, так нет же, каждый раз спрашивают — а что ты, красна девица, в медицинское дело лезешь?

— Врач я, — устало сообщила Маша. — Терапевт — педиатр. Лекарь, по-вашему. По детским болезням.

— Родимцы заговариваешь и грыжу закусываешь? — насмешливо хмыкнул Кощей.

Орлова, что называется, "зависла". Она понятия не имела, что местные понимают под словом "родимец". Так что этот вопрос решила обойти.

— Грыжу не закусывать надо, а лечить, — вздохнула женщина. — Массаж, лейкопластырь, выкладывание на животик… Если совсем уж не поможет, остается операбельное лечение.

Этих подробностей Маша решила не касаться. Она же не хирург, в конце концов. И можно только надеяться, что тут в Нави ей не придется внезапно вырезать кому-нибудь аппендицит. Не справится же!

— Руками, значит, не вправляешь, — дернул уголком рта Кощей и не удержался, съязвил: — А косу тебе за хорошее лечение отрезали?

— Да что ж вы так привязались к этой паллиативной косе?! — не выдержала Маша. — Никто мне ее не резал! Мода такая! По городу пройдись — хорошо, если у одной женщины из ста косу увидишь! Мода такая! Понимаешь? Мода! — она даже "мой царь" забыла добавить.

Последнее слово Кощею было совершенно не понятно. Но общую суть речи он уловил.

— Правда, не резали? — внезапно осипшим голосом спросил он.

У царя даже от сердца почему-то отлегло. Хотя вроде и не с чего было…

— Правда, — буркнула успокаивающаяся Маша. — И, если так уж интересно — а тут уже были всяческие грязные инсинуации — скажу сразу: личная жизнь у меня не удалась. Ни разу. Ни с кем. Все нормальные люди уже сто раз попоженились, поразводились… Одна я, как дура…

И тут, конечно, можно и засомневаться, но Кощею почему-то так захотелось ей поверить…

Мужчина медленно поднял руку, по кончикам пальцев скользнули серые искры…

Маша испуганно-удивленно отступила на шаг: вроде ничего совсем уж плохого не говорила. Но кто этих Кощеев Бессмертных знает?

На глаза упала прядь волос. Орлова автоматически заправила ее за ухо… и вдруг поняла, что волосы у нее чересчур уж длинные… Женщина охнула, вновь вскинула руку к голове и вдруг поняла, что у нее заплетена коса. Длинная. До пояса.

Маша даже дернула себя за волосы пару раз. Больно. Настоящая.

— С ума сойти… — потрясенно прошептала она и перевела ошарашенный взгляд на Кощея: — А какие еще косметические услуги оказываются?

Царь непонимающе нахмурился:

— Что? — он уже и сам пожалел, что поддался первому порыву.

Колдовство простенькое, в лягушку и то сложнее превратить, — хотя общая канва похожа — да только зачем он вообще это сделал?

Маша хихикнула:

— Ну, не знаю. Веснушки убрать, брови подкорректировать…

— Веснушки — не надо убирать, они тебя только красят, — чуть слышно пробормотал Кошей, и запнулся, поняв, что же он сказал.

— Что? — не расслышала Маша. Ответа не получила и продолжила трещать, чтоб скрыть смущение: — Гиаулронку в губы, конечно, не предлагаю, это слишком. А что-нибудь попроще можно.

Судя по опустевшему взгляду, царь понял хорошо, если половину сказанного.

Маша решила над ним больше не издеваться. Она вон тоже многих слов здесь не понимает, будто на разных языках говорят.

— Шучу я, — вздохнула Маша. — Не надо больше ничего менять, я себя во всех местах устраиваю. А за косу спасибо — я бы сто лет такую отращивала.

О том, что у нее теперь будет куча мороки с тем, чтобы такое счастье вымыть, высушить и расчесать — Маша решила не говорить. Видно же, что будущий муж из лучших побуждений действовал.

Мог же, вон, как Соловьевичи, гадости всякие говорить и в спину плеваться, а он — ничего, наращивание бесплатное сделал.

Маша бы сама на такое не отважилась. Да и на парикмахера денег бы не хватило.

— Не за что, — вздохнул мужчина.

Маша помолчала, подождала продолжения разговора, ничего не дождалась и улыбнулась:

— Ну, я пошла? — и уже даже развернулась, когда ее вновь за руку поймали:

— Погоди, царевна, я с тобой.

Оказавшись в своих хоромах, Змей задвинул засов — не хватало только, чтоб слуги заглянули. На нетвердых, подгибающихся ногах прошел к кровати, повалился на постель.

Болело все. Ныла спина, превратившаяся в один сплошной синяк. Острая боль впивалась в ребра — наверняка есть пара трещин. На затылке рассек кожу — волосы слиплись от крови: хорошо хоть череп не пробил.

Лежал он не долго: несколько раз проваливался в беспамятство, приходил в себя, понимал, что не может подняться, и вновь скатывался в зияющую бездну забытья… На последнем издыхании собрался с силами, боком скатился с постели, ударился оземь, осыпавшись жгучими искрами, и, кашляя дымом и чадом, вылетел в окно.

В прежнее время путь до Пекла занимал час, не больше. Сейчас лететь пришлось намного дольше: из-за дурноты подкатывающей к горлу, — в хоромах у Соловья на честном слове да на желании колкость сказать держался, — из-за того, что добираться пришлось днем, из-за того, что приходилось скрываться от любопытствующих.

Границу между мирами Огненный Змей пересекать сразу не стал. Опустился на берег, перекинулся в человека. Видоков вокруг не было — место советник выбрал не приметное. Так что, можно было хотя бы слегка отдышаться, собраться с силами.

За беспокойными серыми волнами противоположный берег был почти не виден. Воды прожигают любую плоть… Но кроме этой, заметной каждому преграды, есть и иная, незримая, проходящая от дымных вод до самого поднебесья. И эту, невидимую стену каждый раз приходилось пробивать собственным пламенем, для того, чтобы вырваться из Нави в Пекло и обратно.

И для того, чтоб выполнить свою часть договора с Нияном…

Змей сцепил зубы, собираясь с силами и огненной свечкой взмыл в воздух.

До черного терема Нияна лететь пришлось долго. Если б советник не знал, что у него полдня и вся ночь впереди — царь только на рассвете позовет — он бы и не рискнул добираться сюда.

Злость и гнев гнали советника вперед.

Огненный всполох на миг застыл над крышей терема, а затем рухнул вниз, пробивая собою крышу, потолок, пол…

Там, где сил не будет — дури хватит!

Пламенеющая вспышка в щепки разнесла потолок из мертвого огня, рухнула на пол перед черным троном, а на ноги советник уже в человеческом облике поднялся.

Вытянулся в струну, шагнул мимо прижавшихся к стенам упырей да умертвий, остановился в нескольких шагах от престола и, глядя глазницы Нияна, выдохнул — зло и хрипло:

— Ты обманул меня! — голос отразился от стен, прогрохотал горным обвалом, откликнулся шелестом и скрипом лесным, криком звериным…

Зайти за умной книгой Маше все-таки удалось. Женщина только потянулась за томиком, как на многочисленных матрасах кровати материализовался Васенька, всплеснул длинными лапками:

— Ой, какая ты красивая, царевна!

Кощей, остановившийся в дверях светлицы, недобро нахмурился:

— А это еще кто такой?!

Зеленый человечек испуганно пискнул и растаял в воздухе. Маша поняла, что запахло жаренным.

— Коловертыш это. Мой. Кажется.

— А ты никак чародействовать умеешь, царевна? — заломил черную бровь Кощей. — А говорила, только в лекарском деле разумеешь…

Тут было два варианта. Можно было делать квадратные глаза и спрашивать "а разве лекарское дело с чародейством не связано?" — ну, были же всякие бабки, которые лечили заговорами. Можно — перевести стрелки: мол, я — не я, лошадь не моя, коловертыши здесь сами появились.