Марья-царевна из Детской Областной (СИ) - Баштовая Ксения Николаевна - Страница 38

Маша нашла третий.

— Так вроде коловертыши не только у ведьм бывают?

Васенька, тем более, тоже об этом говорил.

— Бывают, — согласился Кощей. — Но реже. — Шагнул вперед, оглянулся на дверь и сильнее нахмурился: — Охранник где?

Пришлось рассказывать обо всем по порядку: благо было этого "всего" не так уж и много — разговор с охранником, да как Васенькой его обозвала.

Кощей молча выслушал Машину спутанную речь, и лишь когда она замолчала, спросил:

— И кто тебя надоумил чуру имя дать, царевна?

Маша пожала плечами:

— Ну, не могла же я каждый раз в него пальцем тыкать. А имя — это ж не носок. Откуда я знала, что так получится?

— Что? — не понимающе нахмурился Кощей.

Орлова вздохнула. Маркиз, конечно, утверждал, что Маша классику не читает, но современной литературы не знали, похоже, как раз-таки здесь.

— Забудь, мой царь.

Все равно ведь не объяснишь, что поп-культура лезет из всех щелей, а славянскую мифологию в школе не изучают.

— И где он твой… Васенька? Тьфу, придумала же имя!

Маша возмутилась:

— Нормальное русское имя!

— С чего бы это?

Орлова открыла рот, вспомнила о происхождении спорного имени — греческое ведь, что-то, да? — и спорить передумала.

— Ну, может и не русское. Но сейчас используется.

— Где? — скептически заломил бровь Кощей.

Маше очень хотелось ответить ему в рифму. Сдержаться удалось лишь благодаря профессиональной деградации педиатра, мешающей ругаться матом.

— В Яви, мой царь. В Яви.

— Зови своего коловертыша, — сухо приказал Кощей.

У маши на губах крутился вопрос: мол, самому сложно, что ли? — но женщина вспомнила, как появился Васенька и решила не спорить, а то мало ли, вдруг Кощей не имеет права Васеньку звать, раз имени ему не давал?

— Вася! — позвала Орлова.

— Асеньки? — откликнулся звонкий голосок из-под кровати.

— Выходи.

— Зачем?

Маша улыбнулась:

— Царь тебя видеть хочет.

— Ну, ежели царь… — тяжко вздохнули из-под кровати.

На многочисленных матрасах материализовался крошечный зеленый человечек, хлюпнул носом и добавил: — Только потому, что царь. Был бы кто другой — я б и не появлялся!

— Почему? — удивилась Маша.

— Потому что я твой коловертыш, царевна, — ласково, как ребенку, пояснил Васенька. Как я могу перед остальными являться?.. Что ты хотел, мой царь?

— Пока — только посмотреть. — вздохнул Кощей. — Давно не слышал, чтоб коловертыши так просто появлялись.

Васенька помрачнел:

— Границы истончаются, мой царь. Происходит то, что раньше только в летописях баялось…

Уточнять, помнит ли коловертыш, как чуром был, Кощей не стал. Какое это сейчас имеет значение?

— Можешь быть свободен, — вздохнул мужчина.

Васенька лишний раз спорить не стал — тут же растаял в воздухе.

Кощей долго стоял, сверля взглядом пол. Границы истончаются. С каждым днем все больше и больше свидетельств этому. Мало того, что хранитель Мирового Древа об этом заявляет, уже и простые навьи люди в полный голос кричат.

Седьмица. Осталась не больше седьмицы. И хорошо — если не меньше. Лютогост прямо об этом сказал.

Один день из назначенного срока прошел.

И кожей чувствуешь, что стоишь на тонкой грани, что мир катится в бездну… И не знаешь, не ведаешь, как это остановить!

Мужчина мотнул головой, поднял глаза на молчаливую царевну:

— Пошли… Ты ведь хотела мальчишку увидеть?

…Книжку Маша сунула к травам, подаренным Ягицей Кощеевной. Перебирать мешочки сейчас не было времени, а что-то умное всегда в энциклопедии найти можно. Особенно, если нормальных лекарств нет, и приходится вспоминать про достижения народной медицины.

Орлова подозревала, что пострадавшего придется искать долго и нудно — идти на кухню, разыскивать, кто там вчера еду разносил, объяснять, что нужен конкретный ребенок…

Кощей решил эту проблему проще:

— Болеслав Предрагович!

По полу скользнула легкая тень, и Маша вздрогнула, когда от нее послышался мягкий голос дворского:

— Звал, мой царь?

— Как зовут мальчишку — помощника стольника, которого вчера добудиться не могли?

— Сей миг выясню, — мурлыкнула тень. Растаяла зыбким маревом, для того, чтоб через мгновение проявиться и сообщить:

— Вук, Жданов сын, мой царь. Из суседок он. Живет с родичами в Неревском конце Навьгорода, на Розважи улице, пятый двор.

— Можешь быть свободен, — кивнул царь. Повернулся к Маше: — Идешь, царевна?

— Да куда ж я денусь с подводной лодки?

Если Кощей и не понял, о чем сейчас говорит невеста, виду он не подал. Наверное, надоело спрашивать.

Ниян смотрел на Огненного Змея пустыми глазницами, скалясь истлевшим ртом:

— Какая встреча, советник! Каким ветром сюда занесло?

— Ты обманул меня! — выкрикнул мужчина. Голос дрожал и срывался, а перед глазами от бешенства стоял багряный туман.

— О чем речь, советник? — голос правителя царства мертвых был сладок и медоточив.

— О чем?! — хриплое шипение. — О сговоре нашем! Ты клялся мне Пеклом, что зла для Нави в нем нет и не будет! Именем Чернобога божился, что вся польза Пекельного царства лишь в нескольких пробоинах в охранной стене! Что лишь для свежего воздуха это нужно!

— А, — ласково протянул Ниян. — Ты о своем предательстве баешь?

— Ах ты ж… — советник рванулся вперед, метя огненным всполохом туда, где у истлевшего мертвеца когда-то было сердце…

Он не достал самую малость. Пламя обессиленной вспышкой истаяло в пяди от груди Нияна — слишком много сил отнимало пребывание в Пекле — а на самого Огненного Змея накинулись слуги правителя Пекельного царства повалили на пол, заставили встать на колени.

Мужчина рванулся, выламывая руки из суставов, пытаясь послать огненный всплеск вперед, метя в ненавистное, истлевшее лицо, но холодные руки умертвий, заложных покойников, умрунов держали крепко, гасили жаркое живое пламя…

Из-за трона Нияна выскользнула легкая тень. Ния в алых одеяниях мягко шагнула к коленопреклоненному змею, нежно погладила его по левой щеке…

Прикосновения восковых ледяных пальцев обжигали пламенем. Мужчина дернулся в сторону, пытаясь уйти от болезненной ласки, но там, где пальцы Живьей дочки касались кожи — бережно установленная личина сползала, обнажая с каждым мигом все увеличивающуюся на лице у Огненного Змея гниль…

Ния склонилась к мужчине. На восковой маске лица застыла мягкая улыбка. Пожелтевшие губы шевельнулись, кожа пошла трещинами:

— Ах, советник — советник… Что ж ты так яришься? — уветливо мурлыкнула она.

— Вы обманули меня! Оба — обманули! — ненавидяще выдохнул он. — Вы клялись, что это не затронет Навье царство, не причинит вреда!..

Она чуть слышно рассмеялась:

— Какая тебе в том печаль, советник? — пальцы бережно касались его истлевшей плоти, причиняя новую боль, пускающую крошечные молнии к самому сердцу.

К тем мукам, что уже пять лет вгрызались в голову, Змей привык, свыкся, сжился с ними, но эти, новые прикосновения, подобные укусам ядовитых змей, заставляли сжимать зубы, чтоб не закричать…

— Вы обещали! — прошипел — простонал он

— Какое тебе дело до Нави, советник, — нежно шепнула она. — Ты уже — наш…

— Врешь! — бешено выдохнул он. — Навьи люди умирают навечно. Ни Пекло, ни Ирий нам не грозят!

— Уверен, советник? — хихикнула она. Мелкие трещинки, искажавшие застывшую маску лица, осыпались трухою. — А кого ж ты вернуть тогда стремишься? Ради кого душу на кон поставил?

Ядовитые аспиды боли, пущенные ее прикосновениями доползли до груди, впились острыми зубами в сердце…

По короткому жесту повелительницы Пекла от стены шагнула закутанная в серые ткани фигура, протянула небольшой ларец, откинула крышку.

Тонкие пальцы Нии извлекли из глубин шкатулки тонкую плетенку. Закачались перед глазами шитые пуговицами розетки, пустил искры колотый бисер, мелькнули между пальцами алые, золотые и лазоревые нити.