От жалости до любви (СИ) - Ратникова Дарья Владимировна - Страница 43

— Важное? Да нет, вряд ли, — Грегор рассеянно поправил очки и задумался. Грета… Странно. Неужели его служанка решилась на побег одна? И зачем тогда ей его записи? — Я все нужные записи взял с собой в академию. Не знаешь, она искала что-то конкретное, или просто взяла первую попавшуюся тетрадь?

— Ты думаешь… — дядя не закончил свою мысль, немного помолчал, а потом продолжил. — Кому-то есть смысл копировать твой почерк?

— Да нет, зачем? — Грегор растерялся. — Кому это будет нужно в здравом рассудке? Да и шантажировать кроме тебя им некого, а ты в курсе этого побега.

— Ну, наверное, тот человек, который связан с этой Гретой, рассчитывал, что ты первым узнаешь о пропаже и по рассеянности забудешь сказать мне. Но твой отъезд в академию и революция спутала все их планы.

Грегор согласно кивнул. Дядя озвучил его мысли. Но потом в голову закралась ещё одна:

— А не может ли эта пропажа быть делом рук Майерса?

— Ты думаешь, Саймон подбил твою служанку на воровство? А что, судя по его биографии, такое вполне может быть. Если он хорош собой, то ему ничего не стоить вскружить какой-нибудь служаночке голову, — усмехнулся дядя. Грегор отвернулся. Чувство омерзения накрыло его с головой. И как его жена смогла влюбиться в этого мерзавца? Но оправдание для Кеи скоро пришло ему в голову. Она просто была слишком доверчива, почти ребёнок ещё, а если верить Друфарсу, то знала Саймона с детства. Так что, конечно, она могла ошибиться. Он поймал себя на мысли о том, что всячески оправдывает её, лишь бы не верить, что она умерла, любя Майерса. Он не успел ей открыть глаза. И это давило тяжелее, чем если бы он потерял жену, которая любила его, точно любила.

Целый день они сидели в этой гостиной, с камином. Топили камин только ночью, чтобы дыма не было видно, а днём не жгли даже свечи. И ждали. Грегор словно кожей чувствовал надвигающуюся грозу, которая вот-вот должна была разразиться над этим домом. Ближе к вечеру в дверь постучали. Дворецкий доложил, что прибыл отряд гвардейцев во главе с Денизом. В отряде оказалось несколько раненых. Двое из них едва держались на ногах от потери крови. Когда их увели и разместили по свободным комнатам, отряд насчитал едва двадцать человек. Горстка, по сравнению с толпой бунтовщиков. Их единственный недостаток был лишь в том, что они не имели лидера и не подчинялись приказам, сметая безумной толпой всё, что стояло у них на пути к власти. Если до завтра подкрепление из верных лордам районов не подоспеет, их часы сочтены. Грегор увидел, как дядя помрачнел, разглядев жалкую горстку солдат, что осталась от отряда элитных гарлетонских гвардейцев, и сказал, что им всем не продержаться до завтрашнего полудня. Ну что-ж! Значит так тому и быть.

— Грегор, мы то старики, нам уже пора умирать. Но тебе ещё жить и жить. Возвращайся в академию, пока есть возможность, — тихо сказал ему Андриус вечером, когда они остались наедине.

— Нет, я не брошу вас. Вы с Друфарсом — последнее, что у меня осталось, кто у меня остался, — повторил Грегор, вздохнув. Дядя помрачнел, а потом вдруг улыбнулся:

— Видимо, такова судьба. Я вытаскивал тебя после… ну ты знаешь после чего. Нанимал докторов, выхаживал тебя, нашёл тебе работу, только чтобы ты жил, а теперь ты тут, и, похоже, этот вечер будет для нас последним.

— Спасибо, дядя. Я очень благодарен тебе, — эмоции рвались через край, но Грегор как всегда не находил слов. Андриус понял и неловко приобнял его, а потом отпустил.

— Я желал бы тебе, мой мальчик, иной судьбы, но кто я, в конце-концов, такой, чтобы решать чью-то судьбу?

Она ушла в свою комнату, прижимая письмо к груди. Кузина осталась в гостиной ожидать ужина. Но какой сейчас мог быть ужин? Руки тряслись, когда Кея распечатывала письмо. Она узнала бы этот почерк из сотни других. Ей вспомнились нелепые, иногда расплывающиеся буквы, такие же рассеянные, как и их хозяин. Грегор… Наедине она могла по сотне раз произносить его имя, не стесняясь и не смущаясь, не стыдясь, что он услышит. Открывая письмо, она представляла, как наяву, мужа, сидящего за письменным столом в библиотеке. И записи… Странные смешные закорючки. Интересно, разгадал ли он уже тайну исчезновения драконов? Она начала читать письмо, пробежала глазами первые строчки и… руки похолодели, а в груди больно защемило.

Письмо выпало из ослабевших рук. Кея рассеянно смотрела, как лист с ЕГО почерком медленно осел на пол. Вот и всё. Она подошла к окну и прижалась лбом к закрытым ставням. Они пахли свежевыкрашенным деревом. Когда-то в детстве так пахло в новом доме, куда они переехали с отцом… Кея сжала зубы. Она не заплачет. Она не будет плакать. Но слёзы уже прочертили дорожки на её щеках. Что же ей теперь делать? Она до последнего верила, что ещё сможет выпросить прощение, что не всё потеряно, но вот это письмо… Она представила, как стучится в дверь дома, в котором недолго, правда, но была хозяйкой. Дверь открывает мадам Берс и произносит: «Мистер Рихтер не желает вас больше видеть. Не приходите сюда никогда». Никогда… Слишком долгое слово для девятнадцатилетней девушки. Хотя нет. Ей на днях вроде бы исполнилось двадцать. Но она потеряла счёт времени, и вспомнила об этом событии только сейчас.

В дверь постучали. Наверное, Алисия пришла звать к ужину. Ей было всё равно. Пусть заходит.

— Келинда, дорогуша, пора ужинать. Да ты что, никак плачешь? — Алисия подошла к ней. Кея отвернулась, не желая показывать слабость. Сейчас начнутся расспросы…. — Что стряслось?

Ну так и есть! Кея мечтала только об одном — чтобы её оставили в покое и дали обдумать, что ей делать дальше. Вся её дальнейшая жизнь, всё, о чём она мечтала, разрушилось, и она сама вырыла могилу своему счастью. Она застонала. О, Творец, как же тяжело это осознавать!

— Ну-ну, успокойся, — Алисия силой оттащила её от окна и усадила на кровать. — Это из-за письма? Что-то было в том письме, верно? — Кея кивнула. Сил говорить не было. Если она сейчас скажет хоть слово, то разрыдается. — Расскажи-ка мне поподробней. Как бы тяжело тебе не было, всегда должен быть человек, с которым можно поговорить. Уж я то знаю это.

Кее послышалось в последних словах кузины затаённая горечь. Может и правда, высказать ей всё, что лежало на душе? Соблазн был настолько велик, что она не удержалась и начала рассказ, всхлипывая и вытирая слёзы. Ей, действительно, просто необходимо было выговориться. После того, как она договорила, в комнате воцарилась странная тишина. Кея подняла голову и увидела, с каким немым изумлением смотрит на неё Алисия.

— Кея, девочка, я была не права. Прости меня. Я даже и подумать не могла, что ты не такая, какой мне всегда казалась. Я всегда считала, что пережила больше тебя и больше многих на этом свете и что мне позволительно делать всё, что вздумается, — кузина помолчала немного, а потом вдруг спросила. — А знаешь, зачем я ехала в Гарлетон?

— Нет, — Кея покачала головой. Слова ещё давались с трудом.

— А мне жить надоело! Я устала от самой себя. Я знаю, что все они, вся высшая знать, все, с кем я общаюсь, мило улыбаются мне на приёмах и говорят комплименты. А за спиной… Знаешь, что они говорят обо мне за спиной? Распутница! Сумасшедшая! Женщина свободного поведения! И это только самые лестные из их эпитетов. И знаешь что, ведь я действительно такая, какой они меня называют. Я распутничаю, лгу, жадничаю. У меня несколько имений и огромное состояние. Да гори оно всё! Если на свете нет ни одного человека, который меня бы любил, никого, кто уважал бы меня за мою душу, а не за мои деньги, зачем мне жить? Я ехала в Гарлетон, чтобы быть в самом сердце бури. Ты знаешь, что бунтовщики рыщут по дорогам? Хозяин трактира боится и нос высунуть за дверь. Это просто слепое везение, что нам они до сих пор не встретились. А самое смешное, что я возомнила себя вершительницей судеб и собралась везти и тебя в Гарлетон, на погибель. Как же! Великая Алисия и глупенькая Келинда у её ног, — кузина безумно расхохоталась, откинув прядь волос с лица. Кея смотрела на неё с жалостью и робостью. Но страха не было. — Но я вижу, ты не боишься меня и не спешишь заклеймить одним из тех слов, что любят бросаться знатные гордецы, — она замолчала, а потом внезапно спросила. — Поедешь со мной? Будешь жить у меня на правах сестры? Вдвоём горе переносить легче. Пожалуйста! — Алисия с мольбой посмотрела на Кею. — Я отменю все балы и развлечения, закрою двери для всяких типов, для кого раньше был свободный вход. Мне так одиноко, Келинда!