Звезда Гаада (СИ) - Свительская Елена Юрьевна - Страница 148

— А…

— Сама не смей готовить! Отмойся как следует в озере!

И он захлопнул у меня перед носом дверь. И как он может сохранять спокойствие в такой страшной ситуации?!

— Если я буду столбом стоять или реветь как некоторые, то люди будут умирать намного чаще! — проворчал парень из-за двери.

И верно, нельзя медлить.

Помчалась выполнять его поручение.

Трёхлетнего мальчишку мы спасли, жизнь семилетней девчонки всё ещё висела на волоске. Я не спала два дня, почти не ела, так волновалась за неё. Но меня к ней Гаад не пустил, сказал, что для начала мне нужно наесться и выспаться, а потом уж лечить её, иначе пользы от меня никакой не будет. Но какой тут сон, какая еда в такое время? Это они все бесчувственные, что Карст, что Тайаелл, что остальные — несколько часов около неё посидят, силами поделятся, потом пойдут, вымоются, наедятся, выспятся — и опять за лечение. Мало мне осознания моей беспомощности и глупости, так ещё и Тай перестал со мной разговаривать. Сказал так, чтоб услышала только я:

«Ты меня перед чёрными хранителями опозорила!» — и больше ни словечка, ни взгляда. Можно подумать, я его голого в женскую баню притащила, а там его женщины до полусмерти забили! А так только затащила к чёрным хранителям, причём, все они были мужского пола. Но он отчего-то жутко на меня обиделся.

Догорал закат… Уныло сидела у озера и смотрела, как солнечные лучи и ветер превращают поверхность воды в переливающийся атлас. Горько, что ничем не могу помочь девчонке. И эта битва за её жизнь не для меня. Мне нет места рядом с Гаадом и остальными, уж слишком я слабая и никчёмная. И как им удаётся быть такими спокойными, когда жизнь маленького человека вот-вот может оборваться?.. А впрочем, эта выдержка помогает им спасать других. В то время как я мечусь от растерянности и отчаяния.

У меня вырвалось:

— Ох, я такая глупая! Совсем ещё ребёнок!

— Без детей и дураков все люди давно бы умерли. Со скуки, — тихо произнёс Гаад за моей спиной.

Он присел шагах в шести от меня и залюбовался медленным бегом воды.

— А, на мой взгляд, вздохнули бы с облегчением.

Хранитель усмехнулся:

— С одной стороны, если бы не осталось детей и дураков, то людям некого было обманывать, не на ком срывать злость — и они бы умерли от отчаяния или со скуки. С другой стороны, без детей и дураков люди умерли бы от горя: потому что самых злых людей способны полюбить только дети и дураки, — тут он взглянул на меня и как-то странно улыбнулся, искренно и от сердца: и во взгляде его, и в выражении лица одновременно появились и радость, и горечь.

Улыбнулась в ответ. В эти мгновения Гаад был необычайно красивым.

Солнце медленно погрузилось в воду, а может, растворилась в земле или затерялось между деревьев. Спать не хотелось: я никак не могла уснуть от волнения за мир, за больных детей и от вины за моё долгое бездействие. Пока я носилась со своими обидами на Гаада, пока смотрела сверху вниз на белокрылых и их главы, люди продолжали гибнуть. В мире постоянно кто-то умирал. Но кого-то из них я могла ы спасти, если бы начала трудиться намного раньше. Если бы не была такой ленивой.

Парень поднялся с земли и тихо сказал:

— Подойди.

Приблизилась к нему. Между нами теперь расстояние шага в четыре. Он сам подошёл ко мне почти вплотную, медленно поднял правую руку и опустил ладонь мне на голову. С его пальцев как шёлковый шарф сползла Тьма. Я дёрнулась было, испуганно заглянула ему в глаза, но не нашла там ни злости, ни угрозы. А Тьма окутывала меня лёгкой дымкой. Такой нежной, как ночной мрак… как объятия сна… И от завораживающего спокойствия окружившей меня темноты мои веки сами собой сомкнулись, а сознание куда-то уползло. Кажется, тело моё обмякло, но его поддержали сильные руки, помешав ему упасть…

Я стояла или же просто находилась на берегу озера, в сгущающемся сумраке. И наблюдала, как медленно и осторожно Гаад подхватывает моё обмякшее тело и опускает на траву. В первые мгновения мне стало страшно, потом заметила, что тело дышит, медленно, спокойно и даже счастливо, так как наконец-то получило долгожданный отдых. Значит, Тьма, это не только разрушающая сила, это ещё и ласковая ночь, лёгкое дуновение сновидений.

Парень задумчиво присел в паре шагов от моего неподвижного тела, рассматривая его. Я долго спала, а он сторожил мой покой. А так же пользовался возможностью побыть рядом со мной. А впрочем, когда я едва не спалила деревню и несчастных, ещё не побеждённых болезнью, Гаад тоже был рядом, вовремя помешал мне швырнуть пламя в дома. И когда я как-то разговаривала с Таем, Гаад незаметно наблюдал за нами с дерева.

Может быть, он часто находится около меня, только я его не замечаю? Ему хочется быть рядом со мной, поддерживать меня, успокаивать, тренировать, чтобы стала сильнее, но он опасается подойти близко, показать, что это его настоящее желание. Потому что я не принадлежу этому миру и в любой из дней могу вернуться обратно. Впрочем, может, я покину этот мир только после определённых действий? Что если Небеса и этот Страж хотят использовать меня, а после этого выкинуть, отправить обратно? Или только моё желание пообщаться с обладателем прекрасной мечты переместило меня сюда? Не понимаю.

А Гаад не пытается найти выход. Должно быть от того, что ему известно о прежних странниках из других миров… или только из моего мира? Ведь неизвестно, сколько всего миров! Или только мне неизвестно? Однако все приходящие до меня уходили обратно. Или в другое место? Но ясно, что здесь не остался ни один. Вот и Эррия ушла, а Камилл продолжил жить здесь. Ему повезло, если он смог всё забыть: вместе с радостью Камилл потерял так же всю свою боль. Если можно назвать забвение счастьем… но из-за это Камилла, из-за Эррии и остальных Гаад не хочет со мной сближаться! Он даже лишний раз ласковое слово сказать остерегается! И это грустно.

Мой любимый сидел до зари, потом сам растянулся на берегу и уснул. Теперь я незаметно следила за ним. Невидимою частью себя сидя возле него. И осторожно гладя его по волосам, снова собранным в тугой хвост у шеи. Как и чувства его собранные, которые он снова упрямо скрывал. В объятиях сна мы могли оставаться рядом. Хотя бы в объятиях сна. Чтоб хотя бы на миг забыть о всех наших поводах для ссор.

Я вдруг ощутила прикосновение к щеке. Невидимой меня. И она же обернулась.

Это был не Гаад. Точнее. Не его тело: он всё ещё спал возле меня. Хотя и на некотором расстоянии от моего тела.

Гаад, полупрозрачный и с непривычно тёплой улыбкой, опустился возле меня. Вдруг обнял невидимую часть меня, прижимая к себе.

«Это ведь просто сон? — робко спросила у меня его душа, — Хотя бы во сне я могу тебя обнять?»

«Это просто сон, — задумчиво потёрлась щекой о его плечо, — Давай. А утром мы опять придумаем, отчего поссориться»

«Но пока ты ещё спишь» — он осторожно погладил меня по голове.

«Пока я ещё сплю» — улыбнулась я, накрывая его руку своей, переплетая наши пальцы.

Часть 4.9

Проснулась утром, полная сил. Хотела незаметно вернуться в дом, к больным детям, а Гааду дать ещё поспать, но стоило мне встать, зевнуть и потянуться, как он шевельнулся и открыл глаза. Проворчал:

— Вот теперь от тебя будет польза. Идём!

И быстро поднялся, отдохнувший и такой же вредный как обычно. Даже не извинился за применение Тьмы, да ещё и без предупреждения. Почти что напал на меня, а ведёт себя как ни в чём ни бывало!

Однако после этого странного применения разрушающей силы, точнее, другого свойства Тьмы, я начала быстро засыпать по ночам и крепко высыпалась.

Так что через восемь дней усилиями троих изначальных и нескольких чернокрылых девочка была спасена. О, как же радостно, когда выживает кто-то, о ком заботился! И, кажется, эта радость становится ярче, когда к ней примешивается вкус горечи. В смерти нет ничего красивого. Но после больших потерь удачи и спасённые жизни начинают радовать намного больше. Хотя казалось, что я и так уже радовалась, когда удавалось спасти кого-то. Хотя теперь к каждой радости от удачи примешивался и липкий, отчаянный страх. Страх снова потерять. Снова не успеть. Не суметь. Хотя… я всё ещё боялась временами, что не смогу. Но, спустя сколько-то отчаянных схваток за жизнь, свою и других, когда я уже прошла хотя бы маленькую полосу удач, когда их уже было несколько и они постепенно становились звеньями цепи — цепи моей веры в себя — мне стало местами легче бороться за жизнь. Потому что я теперь знала, что я смогу. Что хотя бы иногда у меня что-то получалось уже. И, наверное, хотя бы иногда будет получаться и впредь. Хотя бы иногда. Это лучше, когда вообще ничего не получается. И даже не удавалось никогда.