Звезда Гаада (СИ) - Свительская Елена Юрьевна - Страница 146

— Ты гад, а они изначальными быть не могут, — неохотно подняла кота, осторожно опустила на траву — и переместилась от них.

Мир перенёс меня к месту, где давно исчезло Равновесие. И атмосфера у этой деревушки стала такая, что меня аж передёрнуло. Да и воняло из неё страшно. С трудом пересилила себя, заставила войти внутрь. И быстро выскочила вон. Люди умерли. Все. Так и лежали, не закопанные, уже не первый день.

Меня вырвало. Потом, когда ужин вышел на истерзанную землю, мне стало очень совестно: могла же и раньше использовать свой дар для помощи этому миру, много использовать, а я вместо этого думала только о себе. Может, если бы я сразу начала… может, эти люди остались бы живы. А не гнили бы в своих домах и на дворах, забытые всеми. Старейшина изначальных? Как же! Старейшина ленивцев — вот я кто! Только и могу, что предать их огню.

Пламя вспыхнуло у меня на руке. Только хотела размахнуться и отправить его в ближайший дом, как чья-то сильная ладонь до боли сжала моё запястье. Развернулась. На меня грустно смотрел Гаад:

— Остановись, Вера!

Часть 4.7

— Чтоб они… — у меня задрожал голос, — Так и… гнили?

— Там кто-то выжил, — Старейшина посмотрел на деревню будто бы сквозь меня, — Может быть, есть шанс их спасти.

— Кто-то… выжил?.. — задрожала, поняв, что могла кого-то заживо сжечь.

Хранитель выпустил мою руку, подхватил с неё пламя, сжал его. Когда раскрыл пальцы, на его ладонях осталась только маленькое пятно копоти. И большой ожог.

— Ох, прости! — вырвалось у меня.

Взгляд. Внимательный взгляд на меня. Как будто что-то потеплело внутри этих холодных глаз. Как будто он обрадовался, что я забочусь о нём, а не злюсь о казни, в которой он участвовал. Тьфу, он же…

Гаад сжал моё плечо прохладной рукой — и злость моя вмиг исчезла. Будто и не было. А он серьёзно добавил:

— Давай о деле. Тут кто-то ещё живой, — посмотрел по сторонам, прищурившись, — Прячутся, в сарае или подвале,

— Ох, я… — теперь уже испугалась, что едва не убила кого-то из выживших.

Хранитель опять коснулся моего плеча. Нет, похлопал, насильно успокаивая. Нет, ладонь так и положил на моё плечо. Хочет извиниться за Тайаелла? Помириться со мной? А я… я захочу его прощать, если он попросить прощения? Передо мной. И перед Тайаеллом. Обязательно надо, чтоб он извинился перед Тайаеллом.

Заглянула парню в глаза. То есть, хранителю. Но он ответил вообще не об этом:

— Они болеют, состояние очень неуравновешенное. А ещё испуганы были. Не удивительно, что ты не заметила их среди хаоса, — плечо моё сжал, — Но больше так не делай, Вера. Хорошо?

— Больше не буду, — виновато потупилась, — Буду спрашивать у других хранителей, все ли живы или… — голос мой дрогнул, — Или все умерли.

— Молодец! — Гаад похлопал меня по плечу — и будто чувство вины соскользнуло с меня прохладной шалью. — Постой тут, — и переместился куда-то в деревню.

Вернулся с трёхлетним ребёнком на руках. Положил бесчувственного малыша на траву около моих ног. Добавил, улыбнувшись:

— Тут ты что-то можешь сделать. Вперёд! — и опять исчез.

Я опустилась на колени около ребёнка, коснулась рукой его лба. Такой горячий! И вид у малыша страшный. Бледный, губы потрескались. Ох, я… я… едва не сожгла его!

Гаад, притащивший бесчувственного подростка лет двенадцати, опустил его на траву около меня. С другой стороны от меня и маленького.

Да их тут много! И они — дети! А я едва их не сожгла вместе с трупами! Ох, что я наделала!

Тут чернокрылый ступил ко мне и отвесил мне затрещину:

— Чем больше хнычешь, тем скорее они помрут! — и отправился за следующим выжившим.

Ох, точно. Моё беспокойное состояние их только раскачает. Только усилит их хаос и болезнь. Лекарь должен быть спокойным. И целитель особенно.

Я положила ладонь ни лоб маленькому ребёнку, другую — на грудь подростку. Тоже ужасно горячему. Шумно выдохнула. Глаза закрыла, чтобы не видеть гибнущей деревни. Но запах разлагающихся тел слышала. Нет, нельзя. Нельзя волноваться. Я — целитель. Я должна быть спокойной. Соберись, тряпка! Может, у них появится шанс?.. Так… Дар мой, проявись! Я хочу помочь им!

Гаад вынес пятерых. Я, даже закрывая глаза, чувствовала его приближение: боль и страх внутри меня успокаивались. Вороны за рощей переставали так мерзко, так мрачно хрипеть и каркать. Да и подросток переставал метаться. Хранитель более меня не бил, не говорил. Просто стремился прочувствовать это место, найти выживших. Я удивлялась его спокойствию. Раз — после четвёртого человека — посмотрела на Гаада пристально, с восхищением. Он вдруг обернулся и подмигнул мне. И снова переместился. И я как-то держалась. Даже сколько-то Света пролилось с моих пальцев и ладоней на пострадавших. Ох, здорово, что Гаад пришёл сюда! Он помог мне сохранять хотя бы хлипкое, но спокойствие!

Хранитель опустил возле подростка девушку. Шумно выдохнул, вгляделся пристально на деревню. Руку вверх поднял, выбиваю струю темноты. Миг — и всю деревню объяло пламенем. Огромный костёр, казалось, поднялся до неба. Жаром на меня полыхнуло. Я невольно отпрянула, испугавшись. Дёрнулся мальчик, которому я слишком сильно нажала на живот.

Прошло не более минуты — как на месте проклятого места остался только пепел да голая унылая земля. Да запах гари витал. Не слишком заметный — слишком быстро чернокрылый всё сжёг. И… слишком спокойно. Ну да он, наверное, такого уже насмотрелся. Он уже около трёх веков как хранитель. И, можно понять, что они не всех успевают спасти. Не всех возможно спасти, в ком слишком много Тьмы уже скопилось. И… и, выходит, что смерть — это часть жизни врачей и спасателей. Я только сегодня об этом подумала.

— В принципе, идея очищать место огнём была правильной, — спокойно сказал чернокрылый, садясь на корточки у тех, до которых я не дотянулась сейчас — но я всё равно их касалась и пыталась напоить Светом, когда он ещё только принёс их — и, погладив по лбу больных, добавил: — Огонь — создание Света, сгусток его. Огонь хорошо выжигает Тьму, а скопление и сгущение Тьмы — причина болезней и осложнение их. Даже сжигая одежду больных, тем более, тела умёрших, люди отчасти очищают место вокруг них. У некоторых народов даже есть обычай ходить по углям или прыгать через костёр.

— Но как вы, чернокрылые, создаёте огонь? — не удержалась я, — Если огонь — это свет?! Тем более, дерётесь временами, используя огонь как оружие.

— Убираем Тьму, чтобы в каком-то месте скопился Свет, излишек его, — Гаад усмехнулся. Руки положил уже на плечи неподвижной девушке, — Но, впрочем, ты пока видишь преимущественно большие места хаоса, резкое нарушение равновесия. Тебе не следует самой очищать места, где есть умершие.

— Прости, — виновато опустила голову, — Это больше не повторится.

— Я верю. Ты же ненавидишь, когда кто-то страдает.

Голос у него потеплел. Робко посмотрела на него. Гаад смотрел на меня, улыбаясь. Искренно и тепло улыбаясь. Будто и ссоры не было. Толкьо… Тайаелл…

— Ты ненавидишь, когда тко-то страдает, — Гаад нахмурился, — И наши обычаи принять не можешь. Я знаю, ты не можешь простить мне, что я не вступился за Тайаелла. Что я хотел, чтоыб казнили его. Твоё право. Твоё дело. А я не мог отвернуться от друзей, который помногу лет были со мной. Он убивал их и мучил, — шумно выдохнув, он переместился, стал гладить грудь трёхлетнего мальчика, — Впрочем, сейчас не время и не место для других разговоров.

— Не время и не место, — согласилась я.

Да и… он по-своему прав. Он — главный в клане чернокрылых хранителей. И он не стал предавать своих друзей, свой клан, ради спасения врага. Убийцы его друзей. Хотя мне страшно обидно, что он выбрал своих подопечных, а не меня. Он же говорил, что полюбил меня, но выбрал своих друзей вместо меня, свой клан и его интересы! И ещё грустно, что он так ненавидит Тайаелла. А ведь они оба — хранители Равновесия! Каждый по-своему. Но… он прав. Не время для таких разговоров. Если начнём говорить дальше об этом, я буду больше злиться. А моя злость может оказаться последним комком Тьмы, который будет стоить кому-то жизни. Эти пятеро несчастных и так с трудом выжили. И так с трудом держатся. Я должна быть спокойной. Хотя бы отчасти.