Прекрасный инстинкт (ЛП) - Холл С. Э. - Страница 36

Я могла бы слушать его вечность. Его глаза сияют, и он взволнованно размахивает руками, облизывая свои полные губы через каждые несколько предложений. Если бы Свидетели Иеговы послали его к вашим дверям, они бы повысили свою репутацию с «ох, дерьмо, они здесь» на «пригласите войти ненадолго этих ублюдков». У меня в голове возникает картинка, как домохозяйки по всему миру предлагают блюда с печеньем, говоря: «Нет, не уходите. Прочитайте мне этот справочник». И у меня вырывается хихиканье.

— Что смешного? — спрашивает он, по-дружески толкая меня в бок.

— Ничего. Просто подумала о кое-чем глупом. Как бы то ни было, это круто. У вас с твоей мамой общие интересы. А что на счет твоего отца?

— Мой отец, — он копирует мой мрачный тон, — зовется просто папой, и он адвокат по разводам. И, ты делаешь это снова, чаровница. Я болтаю без умолку, а ты ничего не сказала, как обычно. Я должен быть осторожным рядом с тобой, чародейка.

— Чародейка, сирена. Если бы ты местами не добавлял «Лиззи», я бы поклялась, что ты забыл мое имя.

— Я знаю твое имя, Элизабет, но по причинам, которые ты все еще мне не назвала, оно тебе не нравится. Но тебе, кажется, нравится «Лиззи», поэтому я зову тебя так.

Я наклоняю голову и ухмыляюсь.

— Правда? Ты прочитал это по звездам?

Он ухмыляется в ответ, его пылкий взгляд темнеет, а краешек его рта ехидно изгибается.

— Лиззи, — шепчет он.

Мои губы раскрываются, еле ощутимый вдох щекочет их, мое сердце колотится как сумасшедшее.

— Что? — я выдыхаю.

— Вот почему я знаю, что тебе это нравится. Об этом говорит твое тело каждый раз, когда я зову тебя Лиззи. Есть вещи, которые даже ты не можешь скрыть.

Я устремляю взгляд вниз, неловко ерзая. Дело не только в том, что именно он говорит, понимая меня лучше всех, но и в том, как он произносит это — глубоким, приглушенным голосом с хрипотцой, пропитанным сексуальностью. Это взывает к моим самым скрытым глубинам и молит о проявлении женщины внутри меня.

— Нравится ли мне, когда ты зовешь меня сиреной? — шепчу я.

Он слабо смеется, в одно движение пододвигается ближе и усаживает меня к себе на колени.

— Ты любишь это. Ты любишь то, как я называю тебя, и ты любишь осознание того, что влияешь на меня подобно сирене.

Я помню краткий разговор, который у нас был до этого, но в данный момент, и не только потому, что я действительно могу слушать его вечность, я хочу услышать всю историю, и почему он так обращается ко мне. Предположительно, что-то связанное с рыболовной экспедицией, но все же я хочу узнать больше.

— Расскажи мне снова историю про сирен, только на этот раз действительно расскажи, — вкрадчиво произношу я.

Нежное прикосновение его теплой руки к моему колену заставляет меня остро осознать, где я нахожусь прямо сейчас, не имея возможности встретиться с ним глазами. Но он дает мне этот способ защиты, просто накрывая мою голову своей рукой и опуская ее на свое плечо.

— В греческой мифологии сирены были богинями моря с неотразимой внешностью, завлекающие моряков своими песнями на смерть.

Эту часть он мне рассказывал.

— То, что ты делаешь со мной, твое пение, твоя улыбка, притягательный взгляд, я очарован, готов продать душу, чтобы познать больше. Я не могу дождаться, чтобы услышать, что ты произнесешь в следующий раз, что ты наденешь на следующий день, что заставит тебя улыбнуться и рассмеяться. Я вижу, как ты любишь и заботишься о Коннере, Ретте и остальных, и все, что я могу сделать — это завидовать им и пытаться понять, как ощутить эту любовь Лиззи на себе. А затем позволить мне ответить тем же.

Эту часть он мне не рассказывал, рада, что спросила.

Никаких шансов, что это реально. Я не излучаю ничего, что «завлекает» мужчину, особенно такого великолепного, доброго, искреннего и талантливого. Я дошла до резко выраженных галлюцинаций, но молюсь, чтобы это не прекращалось.

— Лиззи, посмотри на меня, скажи что-нибудь. Пожалуйста, скажи, что я не одинок и не схожу с ума. — Это я сумасшедшая, разве он этого не знает? Никогда не чувствовала себя настолько потерявшей контроль, смущенной и готовой прыгнуть с самого высокого обрыва вместе с ним. Сумасшествие. — Лиззи?

— Ты даже не знаешь меня, — бормочу я, опустив взгляд.

— Я знаю твое сердце и твой нрав. Я знаю, что во все, чтобы ты не делала, ты погружаешься с головой, особенно, если это касается любви к кому-нибудь. Я знаю, ты желаешь, чтобы тобой дорожили и заботились, но никогда не попросишь об этом. И я отчаянно хочу узнать остальное.

— Мне не нравится имя Элизабет, потому что так меня зовет отец, а я его ненавижу. Я не хочу, чтобы он находился рядом с Коннером, но по закону, я не могу помешать этому.

Это желание появилась из ниоткуда, но я открылась Кэннону гораздо больше, чем за два года терапии.

— Ты маленькая драгоценная штучка.

Он зарывается лицом в мои волосы, ритмично и медленно вдыхая.

— А теперь, сделай большой глубокий вдох, вдох для меня, — мы делаем синхронный вдох, — и выдох для себя. — Он оборачивает руки вокруг моей талии, не слишком сильно, но это говорит о том, что он меня понял. — Почему ты ненавидишь своего отца? — спрашивает он так спокойно и просто, будто интересуется, какую пиццу я хочу заказать.

Удивительно, но это успокаивает меня и побуждает произнести ответ так же легко.

— Он стандартный нарцисс. Классический случай социопатии.

Я ощущаю и слышу, как он резко всасывает воздух; ага, довольно серьезное обвинение. Но как это ни печально, это правда. Он видит, насколько такая драгоценность, какой он меня считает, наполнена ненавистью.

— И почему ты так считаешь?

Наконец я встречаюсь с ним взглядом впервые за наше так называемое свидание.

— А ты уверен, что это твоя мама — психотерапевт?

— Несомненно, — он наклоняет голову и целует меня в кончик носа, прежде чем я успеваю понять, что произошло. — Теперь продолжай, чаровница. Я не клюну на удочку в этот раз.

— Мне нравится «сирена», а лучше «Лиззи». Чаровница звучит, как зло.

— Возьму на заметку, — подмигивает он. — Хотя ты накладываешь чертовски мощное заклинание.

Я верчусь у него на коленях, чтобы устроиться удобнее, и он тихо стонет.

— Ох, прости, — бормочу я. — Я сделала тебе больно?

Я начинаю слезать с него, но он в одно мгновение снова хватает меня обеими руками.

— Ты не сделала мне больно. Но ты должна перестать извиваться, — уверяет он меня, хотя его заявление звучит довольно напряженно.

— Почему бы мне просто не переместиться? Я не…

— Лиззи, пожалуйста, сиди смирно, — он закрывает глаза, запрокидывая голову к небу, и тяжело выдыхает через раздувшиеся ноздри. — Хорошо, — он тут же возвращается, — продолжай.

Я уже готова спросить, какого черта это было, когда он перемещает нас ближе друг к другу и… ох! Я взволнованно краснею и вскидываю голову, закусив нижнюю губу. Он твердеет под моей попой. Это эротично, но сбивает с толку.

— Я чувствую это, — стону я, не в состоянии остановить себя.

Он смеется, его тело сотрясается, от чего его внушительная эрекция упирается в меня еще сильнее.

— Уверен, что так и есть. Так же, как я болезненно ощущаю, как ты прямо сейчас ерзаешь по нему своей маленькой горячей задницей.

Я поднимаю на него взгляд со своей самой кокетливой улыбкой.

— Прости, я не буду шевелиться.

— Отлично. Я наконец-то разговорил тебя, поэтому, пожалуйста, не останавливайся на этой части, — он скользит пальцем под мой подбородок с требованием посмотреть на него. — А теперь расскажи мне больше и без поддразнивания моего члена своей попкой, червячок.

Как только я прекращаю фыркать, посчитав его последнее заявление чертовски забавным, я решаю рискнуть и подпустить его на несколько шагов ближе. Хуже ведь не будет? Вообще, это может помочь. Чем больше я разговариваю с Кэнноном, тем более цельной я себя ощущаю.