Разрушай и подчиняй (ЛП) - Винтерс Пэппер - Страница 21

Килл все еще не коснулся своего, хотя слопал большую часть своего картофеля.

Я колебалась, покосившись на нож, и вновь вернулась к его еде.

Какой может быть вред?

Ему нужна была помощь, а я не могла стоять в стороне и не помочь.

Я перегнулась через стол, пронзила его гамбургер и легким движением руки разрезала его пополам.

Он замер.

Расслабившись в своем кресле, я отвернулась и сосредоточилась на своей еде, давая ему немного пространства. Его зеленый взгляд кричал, что он хотел меня наказать, не было никаких причин, чтобы заставлять его чувствовать себя слабым.

Килл по-прежнему не двигался, глядя на свою еду. Мне хотелось крикнуть, чтобы он поел ― что я ни черта не отравила ― но я держала рот на замке.

На мгновение мне показалось, что он выбросит еду из принципа. Но, в конце концов, он взял половинку и поднес ее ко рту.

Я спрятала свою улыбку, делая вид, что увлеченно наслаждаюсь своим бургером с говядиной и сыром.

Его челюсти работали, мышцы на шее заставили мой живот перевернуться, когда он сглатывал. Все, что он делал, он делал с неоспоримой властью. Это одновременно и пугало меня и заводило.

Вне зависимости от моего будущего, я была рада тому, что оказалась рядом, когда ему был кто-то нужен. Если бы меня не похитили и не доставили к нему, он был бы мертв. Он бы не обратился за помощью. На самом деле, он выглядел так, будто ожидал, что умрет, пожалуй, раньше, чем позже. Вокруг него была аура, которая сгущалась и темнела из-за слишком большого количества плохих вещей.

Я не позволю этому случиться.

Дав самим себе обещание, мы съели остатки нашей трапезы в тишине.

― Что мы здесь делаем? ― спросила я, глядя, как распахиваются глаза девушек и продавщиц, разглядывающих Килла и его кожаную одежду. Их взгляд был наполнен интересом, страхом и любопытством, из-за чего мой желудок скрутило от собственничества. Я видела его боль, и эта уязвимость принадлежала мне.

Не им.

Мне ненавистна была мысль о других, думающих, что они имеют на него право.

― Покупаем одежду. ― Килл погладил меня по голове. ― Тебе не стало хуже? Кратковременная память тоже пропадает?

Высококлассный магазин был заполнен одеждой, на ценники которой даже смотреть не стоило, чтобы узнать, что я не смогу себе этого позволить, даже если бы я знала сколько денег на моем именном счету.

Имя.

Смешно, хотела бы я знать и это тоже.

Я махнула в сторону стойки с роскошными юбками.

― У меня нет никаких денег.

Килл сразу вытащил серебряный зажим, отсчитал пять стодолларовых купюр. Открепив их, он сказал:

― Возьми.

У меня челюсть отвисла от вида хрустящих купюр.

―Ты предлагаешь мне пятьсот долларов? ― я не могла остановить мимику на лице, искривившемся от недоверия. ― Я не могу их принять.

Он изогнул бровь.

― Почему бы и нет? Я не собираюсь терпеть тебя в своей одежде, и ты сейчас похожа на ребенка, играющего в переодевания. ― Он прошептал будто бы мысли вслух, ― Это выглядит чертовски несексуально и, в любом случае, не так должна одеваться женщина.

Женщина.

Он назвал меня женщиной, а не девушкой, как прошлой ночью.

Быстрым движением он схватил мое запястье и сжимал мои кости, пока, не имея выбора, я не разжала ладонь.

― Ай!

Он зажал деньги в моей ладони.

Отпуская, он стал отходить, но не достаточно быстро. Я сжала его пальцы своими.

Он перестал дышать.

Наши глаза встретились, и весь остальной мир исчез.

Я вздрогнула, когда связь между нами выстрелила мне в сердце. Его пальцы дернулись под моими, губы приоткрылись, словно он упорно боролся против того, что происходит.

Я не могла отвести взгляд. Я ничего не могла сделать, кроме как поддаться искрам связи между нами и тому, как он заставлял меня чувствовать себя живой, даже когда я ощущала себя совершенно опустошенной. Опустошенной из-за мыслей, воспоминаний, историй, которые могли разрушить то, что я обнаружила в самых неожиданных местах.

Его грудь приподнялась, когда глубокое влечение и животный контроль появились в его глазах.

Я хотела остаться с ним наедине. Я жаждала остаться с ним наедине.

Он вырвал свои пальцы из моих рук, разрушив хрупкий мост, выстроенный между нами.

― Возьми эти чертовы деньги. ― Его лицо побелело, вчерашние порезы ярко выделялись.

Деньги?

Я изо всех сил пыталась вспомнить, о чем мы говорили.

Тяжело вздохнув, я пробормотала.

― Если я сделаю это, то все верну тебе.

Я не хочу быть перед ним в долгу ― неважно, что это были всего лишь вещи, я не собираюсь быть ему что-то должна.

Он улыбнулся, наполовину холодно, наполовину полный жалости.

― Ну, конечно, ты вернешь. Ты рассчитаешься со мной, когда я тебя продам. ― Оглянувшись вокруг, он возвысился надо мной, понизив голос до шепота. ― Твое тело отплатит мне в тысячекратном размере. Своим повиновением ты отплатишь мне за мой небольшой вклад, который я делаю для твоей внешности.

Мое сердце разбилось вдребезги.

Желудок ухнул вниз.

Вся теплота и веселье испарились.

Он продаст меня.

Он был намеренно жесток, напоминая мне. Не то чтобы я забыла об этом, но я надеялась, что время подарит мне помилование… что оно даст...

Что? Заставит его влюбиться в меня?

Я опустила голову, вся радость от пребывания рядом с ним растворилась.

Затем гнев рванул по моим венам, даруя чудовищное безрассудство. Я скомкала деньги и швырнула ему в лицо. Он дернулся от шока, когда банкноты, развеваясь на воздухе, упали к его ногам, приземляясь на серый ковер.

Выражение его лица скрывало негодование, руки он упер в бока.

― Подними. Их.

Я стояла на своем.

― Я не куплю одежду лишь для того, чтобы ты смог, разгуливая вокруг, демонстрировать меня и выторговывать лучшую цену своим инвестициям. ― Я ненавидела дрожь в своем голосе ― боль от того, что оставил меня только потому, что у него оказалось шесть девушек вместо пяти. Я была лишней. Бонус.

Я больше не хотела находиться здесь. Я хотела побыть где-то в тишине, чтобы я могла разобраться с хаосом, которым стала моя жизнь.

Печаль опустилась на мои плечи.

― Ты, в самом деле, не знаешь меня… это так?

Он насторожился, снова оглядев магазин, будто люди подслушают бесценную информацию.

― Я сказал тебе правду.

― Ты никогда не видел меня прежде?

Что-то промелькнуло на его лице. Я воспользовалась этим.

― Прошлой ночью, когда ты снял мою повязку, ты узнал меня. Скажи мне, что я это выдумала.

Он стиснул челюсти.

― Я не собираюсь тебе ни черта говорить.

― Пожалуйста! ― я сказала громче, чем собиралась. ― Пожалуйста... Почему ты смотришь на меня так, будто я была...

Любимой, которую ты потерял и нашел.

Он потер ладонью лицо, плечи напряглись.

― Ты правда хочешь знать? Ты серьезно собираешься давить на меня ― здесь― в гребаном отделе магазина?

Мое сердце гулко билось, когда я почувствовала правдивость.

― Да. Я действительно хочу знать ― больше чем, что бы то ни было.

Вся его манера поведения изменилась, словно он вышел из тени.

― Ты напоминаешь мне ее. Каждый раз, когда смотрю на тебя, я вижу ее. Ты пронзаешь мое гребаное сердце каждый раз, когда смотришь на меня ее глазами. Мой живот крутит каждый раз, когда солнце ловит ее рыжие волосы. Но это ложь. Ты не она. Ты никогда не сможешь стать ею.

Наконец-то. Правда.

Мое тело дрожало от спешки узнать больше.

― Но я могу… ты разве не видишь? Что если это я? Меня тянет к тебе, Артур. Я...

― Не произноси мое имя. ― Его лицо почернело. ― И ты не можешь быть ней. Это невозможно.

― Почему? Скажи мне почему?

Его терпение лопнуло, и он прогремел.

― Потому что она умерла. Ясно? Я стоял у ее надгробия. Я читал заключение о смерти. Ты. Не. Она. Ты просто жуткое, черт подери, напоминание о том, что я потерял.

Он разрушил меня, не своим обезумевшим голосом или мучительной болью в глазах, а резкой жестокой реальностью. Он был мужчиной, утопающим в женщине, которая умерла.