Сороковник. Книга 3 (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна - Страница 67

Барышни в восторге аплодируют. Не хватает только подбрасываемых в воздух чепчиков.

Прежде, чем компания похожая на небольшой отряд, снимается с места, успеваю заметить и снисходительную усмешку Главы и то, как Николас ловко подхватывает ещё один букет, летящий с очередного балкона. Да их чествуют как героев! А разве не так? Не они одни, конечно, и я более чем уверена, что цветов и воздушных поцелуев (и не только воздушных) сегодня перепадёт многим, потому что, похоже, "моих" некромантов не ждали специально — они попали под общую раздачу. Не просто так улицы украшены флажками, вымпелами, цветочными гирляндами, не просто так неподалёку вдруг начинает греметь духовой оркестр. И прохожие уже подтягиваются, собираются на тротуарах, все разодетые, хоть и разнопёстро, сообразно моде не менее чем трёх столетий и стран, а праздничный настрой так и просачивается с улицы, словно веселящий газ.

Да, они выжили! Уверена, далеко не все отсиживались за наглухо закрытыми дверьми… а даже и отсиживались — кто их осудит, простых мирных людей? Что бы они сделали, милые барышни, цветочницы и белошвейки, а с ними их почтенные отцы и матери семейств, подростки и совсем маленькие дети — против хрипящих в боевом трансе ламий, циклопов с железными палицами и безжалостно давящими ногами? А против огнедышащих драконов? Да ничего. Наверняка кто-то из них, горожан, дежурил с городской стражей, тушил пожары — и умирал наравне с воинами, магами и амазонками. Почему? Потому что в числе учеников были не только попаданцы. Были и здешние дети, о которых говорил на совете мэр славного Тардисбурга, их дети.

Так значит, эта победа — общая, правда? И воинов, и магов, и жителей. И… немного наша с Рориком.

Возле нашего дома останавливается небольшой фургон, запряжённый парой белых мулов. Со скамеечки позади кучера шустро спрыгивают две милых девушки в одинаковых форменных платьях в сине-белую клетку, с кружевными наколками в волосах. Должно быть, это о них предупреждал Николас! Нора, подхватившись с коврика у камина, сигнально взрыкивает и мы вместе с ней спешим открывать. Девушки, хорошенькие как статуэтки из саксонского фарфора, сначала шарахаются от собакина, затем умиляются, наперебой осыпают её похвалами и за считанные минуты наводят порядок на кухне. А заодно притаскивают из фургона несколько судков, картонных коробочек и жестяных разнокалиберных банок — к обеду и "на всякий случай". И сообщают между перебежками, что на центральной площади через полчаса начнётся торжество, где выступит сам господин мэр, что будут чествовать героев из всех секторов, а потом устроят представление. А вечером — танцы, и в одиннадцать часов ночи — фейерверк… Короче, успевают забить мне голову самыми наиглавнейшими, с их точки зрения, новостями, а заодно: поинтересоваться, не будет ли ещё каких заказов, оставить визитку ресторанчика, сообщить, что сегодня у них открывается пиццерия и весело отказаться от денег, поскольку "всё оплачено". Это не мешает им обрадоваться чаевым, когда я выделяю каждой по монетке из оставленного Магой мешочка.

Девчушки исчезают. Похоже, мысленно они уже на танцульках, с кавалерами. Смотрю им вслед, невольно умиляясь: как мало нужно для счастья в таком возрасте, как быстро забываются тяжёлые дни!

Значицца, так, неожиданно выползает со своей репликой давно заглохший внутренний голос, нечего и тебе дома высиживать. Гулять, так гулять! Танцульки, конечно, оставим таким вот девочкам, речи — выступающим, а вот посмотреть, что там за представление, будет интересно. Помнишь, Гала рассказывала, что здесь и театр есть? Значит, есть и артисты, профессиональные, может, и циркачи, и эстрадники, и музыканты. А ты уже тысячу лет в театре не была, да что там — хорошей музыки не слушала, всё попсу какую-то фоном к домашним делам…

Мне вдруг очень хочется увидеть другой Тардисбург, не тот, что я видела в основном мельком, во время вынужденных перебежек да вылазок, постоянно сетуя на недостаток времени… Чего-чего, а времени у меня теперь — завались. Да и нужно же куда-то себя девать, не сидеть же сутки напролёт у окошка, рыдая о Васюте? Нет уж. Я подкинула благородным донам идею, они на неё повелись, моё дело — ждать. И надеяться, что в поисках Игрока они наткнутся на кое-кого ещё.

С сокрушением перебираю свой скудный гардероб. Можно, конечно, посмеяться извечной женской беде, но надеть-то действительно нечего, не зря я Маге жаловалась! Он-то, было дело, заверил, что всем меня обеспечит, правда потом сразу отправился на войну, и вот теперь та самая его домашняя рубашка, что на мне — лучшее, что есть. От куртки, посечённой мраморной крошкой, остались лохмотья, джинсы… ну, в постиранном виде ещё туда-сюда, сойдёт, чтобы в них до ближайшего магазина добраться. О, вот и кроссовочки! Уж как они оказались в гардеробной, не знаю, не иначе, как домовушка перетащил, но попались под руку весьма кстати. Да ещё, пожалуй, разорю-ка я дорогого супружника или наречённого ещё на одну одёжку. День хоть и солнечный, но прохладный, судя по тому, как нынче одеты горожане. Порывшись в Магиных вещах, подбираю для себя одну из замшевых курток, похожую на венгерку, в которой вчера гусарил Николас. Почти не велика. Плечи широки, зато за счёт бюста ширина как-то выравнивается. И карманы есть.

Да. Карманы — это важно. Руки можно спрятать от любопытных. Вот только бы мне остатки пальчиков чем перебинтовать… Чистый бинт нахожу в ванной комнате, в шкафчике под раковиной.

Вот и всё. Сама готова, осталось выгулять собачку — и вперёд!

…Во дворике пустынно и почти так же тихо, как при нашем первом явлении тут с Рориком, лишь издалека доносятся приглушённые расстоянием звуки оркестра. И на том месте, куда я умудрилась "посадить" посох, до сих пор торчит трогательный холмик свежевзрытой земли с ямкой от древка: единственное напоминание о том, что произошло. И так же слепы и глухи окна соседнего дома. Впрочем, оно и понятно, сейчас на всех улицах приветствуют героев.

После моциона наливаю в Норину миску свежей воды, заодно оставляю покушать и долго объясняю собакину, почему со мной нельзя. Что ей делать среди толпы? Не прогулка это получится, а сплошной надзор за собачьим хорошим поведением. Да, мне очень стыдно: в который раз я оставляю тебя одну, Нора, но потерпи, вот приедем скоро в Каэр Кэррол, уж там-то нагуляешься, и безо всякого присмотра!

Собакин, задобренная половиной банки ветчины, в общем-то, не обижается; покружившись на коврике, плюхается и для порядка вздыхает, закрывает глаза. Ждать, так ждать, хозяйка. Отпускаю. И я, наконец, выхожу из дому, рассовав по карманам несколько золотых и серебряных монет.

Ключей у меня нет, да и не помню, чтобы Мага ими пользовался: в своё время он просто настроил на меня вход. Да что я, в самом деле, это же дом-умница, он никого чужого не впустит, закрылся же однажды наглухо, вычислив Омаровых соглядатаев! Поэтому я лишь прикрываю за собой дверь, и та захлопывается с весёлым стуком, будто желая доброго пути. Ах, что за умный дом! Надо бы расспросить о нём подробнее…

Звуки марша слышны отчётливей. Флаги вьются, упущенные шарики летят в небо, балкончики содрогаются под ликующими барышнями. По центру мостовой неспехом проезжают несколько рыцарей в парадных доспехах, а вслед за ними — глазам не верю — шествуют в окружении друидов белый и бурый медведи и четыре боевых пса, все в сияющей броне, с позолоченными когтями. У меня перехватывает дыхание.

— Хорс! — не выдержав, окликаю. Но ни один из громадных псов даже ухом не ведёт, мой голос им незнаком. И у меня, как ни странно, отлегает от сердца. Сэр Майкл не упомянул о Хорсе, но ведь Васюта, уходя, забрал его с собой! И если он жив… нет, не если, а просто скажу: Хорс наверняка сейчас рядом с хозяином, да и Чёрт, как боевой конь, дорогого стоит. Где бы Васюта ни был — он не один. На миг закрываю глаза. Всё хорошо. Я верю.

Но вот уже публика на тротуарах начинает всё более поглядывать и прохаживаться в сторону центральной площади. Что ж, и мне туда же. Отрываюсь, наконец, от родного порога и вливаюсь в общий людской поток.