Задание
(Повесть) - Дубровский Эдгар - Страница 13

Семка молча вышел.

— Где научился немецкий пистолет разбирать? — спросил Женька.

— Не твое дело!

— Ты отвечай давай, а то плохо будет. Ветеринар у немцев работает… Он послал?

— Никто меня не посылал! Я сам пришел.

— Кончай! Все равно скажешь…

Лешка лихорадочно соображал, как быть. Лицо у Женьки было жесткое, глаза горели ненавистью. Ребята явно наши, значит, можно как-то намекнуть про Сергуню, про задание… Но много раз говорил ему Сергуня, что ни при каких обстоятельствах и никому этого говорить нельзя. Только бы выбраться отсюда, вернуться к Сергуне! И дернуло его пистолет смазывать…

— У меня такой же пистолет был дома, в Гдове, — сказал Лешка, — я и научился. А потом в дом бомба попала.

— А где пистолет взял?

— На убитом офицере нашел. В городе бой был.

Женька задумался. Поверит или нет?

— Я пионер, и нечего меня подозревать! — Лешка решил наступать. — Я сам хочу с немцами драться! А вы тоже — нашли, где тайник сделать. Так его любой найти может. А пистолет нечищенный был! Не умеете с оружием обращаться, а еще допрашиваете!

— Кто дорогу сюда показал?

Лешка замялся, но ничего не оставалось, как сказать правду.

— Козодой говорил, что у вас блиндаж есть. Я и пришел посмотреть.

— Козодой!.. — Женька сжал кулак и посмотрел на Виталия.

— Не надо было бить его, — сказал Лешка, — пусть бы лучше поклялся никому не говорить, а то он мог на вас обозлиться и кому угодно растрепать. Хорошо, мне сказал.

— А ты чем поклянешься, что не проболтаешься? — спросил Женька.

— Чем хочешь, — Лешка встал.

— Мать есть?

— Нет.

— Тогда клянись своей жизнью. Предашь — жизнью и ответишь. У меня рука не дрогнет.

Лешка набрал уже воздуха, чтобы торжественно поклясться, но сообразил, что ему надо будет все рассказать Сергуне.

— Чего мнешься? — прищурился Женька.

— А если я партизанам расскажу?

— Здесь партизан нету.

— Ну а если парашютисты наши в лесу — им могу рассказать?

— Если точно будешь знать, что наши. И вообще сначала мне скажешь, если встретишь кого.

— Хорошо. Значит, клянусь собственной жизнью, что никому не расскажу об этом блиндаже…

— Об отряде «Мститель», — подсказал Виталий, и Женька метнул в него гневный взгляд.

— …об отряде «Мститель» и тайнике с оружием, — продолжал Лешка, — никому, кроме советских разведчиков.

— Если будешь точно знать, что наши, — добавил Женька.

— Если буду точно знать, что наши. Ну, теперь примете меня?

— Больно быстрый, — сказал Женька. — Испытательный срок пройдешь. Сейчас иди домой. И помни клятву. А с ветеринаром осторожней будь.

Лешка вылез из блиндажа и огляделся. Он не сразу заметил Семку, лежавшего в густой рыжей траве. С охранением у них было поставлено хорошо.

Лешка уже далеко отошел, когда увидел, что через кусты кто-то пробирается. Он лег в траву, отполз за бугорок и стал наблюдать.

Из кустарника вышел Пашка. Он постоял, оглядываясь, и пошел прямо к блиндажу.

Может, он их выследил? Пашка явно на Краузе работает… Сейчас он на них наткнется, и Женька запросто его пристрелит! У него действительно рука не дрогнет. Недаром он у них командир.

Пашка скрылся за бугром. Лешка подавил желание подобраться ближе и послушать, что там происходит. Выстрела не было. И тут на склоне появились Пашка, Женька и Виталий, раскрыли тайник и понесли свертки с оружием в сторону от блиндажа, куда именно, Лешка не увидел, потому что бугор скрыл ребят. Вот тебе и Пашка!

Всю дорогу до дома Лешка мучился. Во-первых, он чуть не выдал себя, когда похвастался знанием пистолета. А во-вторых, он сказал им про Кольку, значит, предал. Правда, иначе было трудно выкрутиться. А если бы он попал в руки к немцам — сказал бы он про Кольку, чтобы спастись? Да никогда! Никого бы он не выдал, пусть бы его мучили и пытали!

Сергуня был во времянке, и Лешка, предварительно осмотревшись, нет ли кого поблизости, шепотом рассказал свои приключения.

Сергуня задумался. Он лежал на сене, служившем им постелью, и по привычке бормотал какую-то песню.

— Вечером приведи ко мне этого Женьку, — сказал он наконец. — Но лучше найди его сейчас, скажи, что один человек хочет его видеть вечером, что дело тайное и чтоб он до встречи ничего не предпринимал со своим отрядом. А то они тут натворят чего-нибудь раньше срока.

— А если он не пойдет?

— Скажешь, что это приказ.

Лешка пошел по деревне к Женькиному дому. Женьки еще не было, и Лешка дожидался его, лежа в бурьяне на пустыре. В деревне Лешка уже освоился и привык к виду немцев на улицах. Немцы были какие-то тихие, не зверствовали. Сергуня объяснял это тем, что здесь стоит простая войсковая часть, а не эсэсовцы и не каратели.

— Ну, чего тебе? — хмуро спросил Женька, когда Лешка подозвал его.

— Сегодня, когда стемнеет, приходи к нам во времянку, — Лешка говорил строго, он торжествовал, потому что брал реванш. — Иди огородами, чтоб никто не видел.

— Это еще зачем?

— Один человек хочет с тобой поговорить.

— Ветеринару продал?! — Женька схватил его за ворот.

— Пусти, дурак! — Лешка вырвался. — При чем тут ветеринар?..

— Уже разболтал? А жизнью кто клялся?

— Я клятву не нарушал. Сказано — приходи. Это приказ.

— Чей?

— Сказать не имею права. И ты об этом своим не болтай.

Женька задумался, недоверчиво глядя на Лешку.

— Ладно. Сам придешь за мной. Кинешь камнем в сарай, я выйду.

Дождавшись темноты, Лешка пришел на тот же пустырь и кинул камешек в стену сарая. Женька появился неожиданно — сзади. Значит, боялся предательства и дожидался Лешку, спрятавшись в бурьяне.

Они молча пробрались по задам деревни к дому ветеринара. У забора Женька остановился.

— Я туда не пойду, — прошептал он, — пусть сам выйдет.

— Ему нельзя выходить. А ты трус, вот ты кто!

— Ну смотри, если со мной что-нибудь — тебе конец.

— Ладно, ладно! Иди давай…

Они перелезли через забор, подошли к времянке.

— Иди, я здесь сторожить буду, — сказал Лешка.

Женька пробыл во времянке долго. В окне слабо теплился огонек коптилки. Голосов слышно не было. Лешка сторожко прислушивался, не идет ли кто-нибудь. В деревне было тихо, только на горе, у школы, урчал грузовик. Редко лаяли собаки. Ночами бывали уже заморозки, и Лешка дрожал в своем пиджаке.

Дверь тихо открылась, Женька вышел. В темноте не видно было его лица. Он молча протянул руку, и Лешка протянул свою. Женька до боли сжал ее и, не сказав ни слова, быстро пошел к забору. Слышно было, как он перелезал, потом стало тихо. Грузовик на горе замолчал. Далеко, на том конце деревни, взлаивала собака.

У Сергея было ощущение, что реальными вокруг него были только времянка, забор да еще опустелые грядки с гниющей картофельной ботвой. Жизнь вне этого двора была зыбкой, двоящейся, как в пыльном зеркале. Ветеринар казался ненадежным. Пока он их еще терпит, но, когда потребуется активная работа, как он себя поведет? И есть ли уверенность, что он уже не работает на Краузе?

Житухин живет в школе, никуда не выходит, печатает там спокойненько фальшивые карточки… До него не добраться. А и доберешься, так что? Взрывчатки нет, школу не взорвать, станки не уничтожить. И рации нет, чтобы запросить помощь. И вообще, Хазин, не получив никакого сообщения в течение этих двух недель, вполне уже мог поставить крест и на Потапе и на Сергее. Да и на всей операции.

Один появился прочный островок в этом колеблющемся мире — Женька. Злой, ненавидящий, весь нацеленный на борьбу. Но в то же время наивный, неумелый… Ну, украли они у шофера немецкого грузовика домкрат и сумку с инструментами. Собирались прокалывать шины машин, поджечь бочки с горючим… Разумеется, Сергей запретил им такие детские диверсии. Но с Пашкой Женька придумал здорово! Убедить всю деревню, что Пашка отщепенец и все ребята его презирают, — это было непросто. Тут, конечно, сам Пашка здорово поработал. Но односельчан он смог провести, а Краузе? Насколько майор верит Пашке? Опять неясность. И что такое Краузе?