Задание
(Повесть) - Дубровский Эдгар - Страница 14

Сергей до сих пор не имел представления о своем главном противнике. Он больше не видел его, кроме той встречи у школы. Он не слышал его голоса, не видел глаз. Деревенские считали его простым интендантом, своего рода завхозом, штатским человеком, в силу обстоятельств надевшим военную форму. А у него двадцатилетний стаж разведывательной работы!

Да, не все было понятно… Ну, есть в лесу лагерь для военнопленных. Так почему бы Краузе не держать мастерскую по изготовлению карточек там, за колючей проволокой?

Сергей сидел у себя во времянке, вязал веники и мучился: что предпринять?

Веников он навязал уже порядочно. Евдокия Ивановна все относила немцам. Для школы нужно два, ну три веника в месяц. В лагерь отправляют? Что же это за концлагерь, куда требуется такое количество веников? Странно… Следовало узнать хоть что-нибудь об этом лагере. Но как? Сергей пока не придумал. Главным сейчас было другое — Житухин, карточки. Что это за человек такой — Житухин? Предатель? Или просто привезли его и заставили работать?

Сергей вызвал во времянку Пашку. Конечно, не следовало раскрывать себя другим ребятам, надо было ограничиться Женькой, но Сергею необходимы были сведения из первых рук, приходилось идти на дополнительный риск.

Пашка рассказал много интересного. В школе было несколько комнат, которые постоянно охранялись часовыми. В одной комнате Пашке удалось в открывшуюся дверь заметить высокий шкаф с множеством ящиков, на которых были написаны буквы. Нетрудно было сделать вывод, что в школе находится большая картотека. Но для изготовления фальшивых карточек картотека не требуется. Возможно, это картотека на заключенных в лагере.

По словам Пашки, Краузе ездил в лесной лагерь не каждый день. Иногда к нему приезжали оттуда офицеры.

В школе Пашка часто встречал пожилого человека в круглых очках и с густой бородой, закрывавшей чуть ли не все лицо. Он жил в комнате, где раньше был зоологический уголок, и часто слонялся по коридорам и во дворе. Вид у него был такой, словно он измучен бездельем. Житухин, а по описанию это был он, перед немцами дрожал, в коридорах прижимался к стенам, пропуская какого-нибудь солдата, и только с Краузе вел себя смелей, наверно, потому, что тот обращался с ним подчеркнуто вежливо.

Непохоже было, чтобы Житухина держали взаперти: раз в неделю, вечером, он ходил в деревню в баню старосты Шубина. Однажды Житухин даже попросил Пашку наломать ему березовых веток для веника. Но Пашка сказал, что ему некогда, пусть Шубин наломает.

Вообще, как понял Сергей, Пашка вел себя там независимо и даже вызывающе. Наверно, это было правильно, во всяком случае похоже, что Краузе Пашка нравится и он ему доверяет.

Пашке Сергей дал задание познакомиться с Житухиным, зайти к нему в комнату под предлогом того, что ему что-то нужно из оборудования зоологического уголка.

Через два дня Пашка доложил, что знакомство состоялось. Он пришел к нему порыться в старых чучелах птиц.

Житухин сидел на кровати и пил самогон, закусывая прямо от целой луковицы. И при этом был вроде не пьян, но разговорчив. Поговорили о том, о сем, ничего особенного сказано не было, но Пашка заметил, что Житухин настроен мрачно.

Напоследок Житухин попросил убрать из комнаты чучело филина, сказав, что оно его пугает вечерами. И хоть он закрыл его старой наволочкой, все равно лучше убрать. Пашка забрал чучело и спросил, не надо ли веников для бани — у него насушены. Житухин сказал, что надо в пятницу. И попросил Пашку прийти вместе с ним мыться, один он боится. Пашка удивился, чего там страшного может быть. Житухин сказал, что боится партизан, а мыться вместе с немцами или Шубиным ему противно. Пашка сказал, что ладно, придет, если выберет время. И тут Житухин стал ругаться и проклинать свою жизнь. А Пашка ушел.

Вечером в пятницу, когда Лешка прибежал с сообщением, что Житухин пошел в баню, а шубинская сноха, топившая баню, ушла в дом, Сергей вышел из времянки. Вечер был темный, безлунный. Лешка повел Сергея огородами, но они чуть не натолкнулись на двух немецких солдат — те стояли возле уборной и разговаривали. Пришлось дожидаться, пока они уйдут. Наконец добрались до бани. Женька сторожил невдалеке. Сергей сказал ребятам, чтобы они следили за шубинским домом и вообще за всеми подходами и, если кто-нибудь пойдет к бане, задержали бы любой ценой.

Окна шубинского дома были ярко освещены, там слышалась музыка — заводили патефон. Полицаи гуляли. Напьются, и придет в голову попариться, благо баня топлена. Надо было спешить.

Сергей дернул дверь, она была заперта. Он постучал в запотевшее оконце.

— Паша? — спросили из-за двери.

— Да, — сказал Сергей.

Звякнул крючок, Сергей толкнул дверь. Голый Житухин, прикрывающийся веником, попятился от него.

— Не пугайтесь!

Сергей запер наружную дверь, но тут Житухин юркнул из предбанника в парилку и закрыл дверь. Слышно было, как он пытается всунуть в ручку какую-то палку.

— Ведите себя тихо, и с вами ничего не случится, — сказал Сергей и потянул за ручку. Дверь открылась. Житухин в страхе смотрел сквозь пар на Сергея. Тот вошел и сразу присел — такой жар плавал под потолком. На скамье стояли две коптилки, призрачно освещавшие помещение.

— Садитесь, — сказал Сергей, — мне надо с вами поговорить.

Житухин послушно сел. Борода его была в мыльной пене. Он молчал, прислушиваясь к чему-то, а глаза бегали по лицу Сергея.

— Не беспокойтесь, нас надежно охраняют, — на всякий случай сказал Сергей и продолжал, — вы — Житухин Иван Михайлович, тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года рождения, по образованию художник-гравер. Но честный труд вас не привлекал. Дважды судились, в сороковом году освобождены из заключения и жили в Сиверской на поселении.

Житухин не шевелился, во все глаза глядя на Сергея.

— В Ташкенте, — спокойно продолжал Сергей, — до недавнего времени жила бывшая ваша жена, Бакшеева.

Сергей сделал паузу, и тогда Житухин выдавил:

— Почему — до недавнего?

— Она умерла.

— А что с ребенком? — не сразу спросил Житухин.

— Поздновато вы заинтересовались судьбой дочери, поздновато.

— Но все же?

— Она учится в интернате. Она знает, что ее отец был фальшивомонетчиком, но не знает, что он стал предателем Родины.

— Это не так! — быстро сказал Житухин, выставляя вперед руки.

— Вы участник фашистской диверсии против Ленинграда. Вы печатаете фальшивые карточки. Что — не так?

Житухин судорожно вздохнул и опустил голову.

— За измену Родине вы приговорены к смертной казни.

Житухин отшатнулся, вскочил.

— Сейчас?.. — прошептал он, вглядываясь в Сергея. — Не имеете права! Если бы добровольно… Приехали в машине, с оружием, вывели, не дали вещей собрать… Меня заставили силой! И что мне было делать? Сказать — не буду? Да что вы понимаете? Вам легко говорить, вас много, вы с оружием, а вы бы попробовали один! Среди них… Ну и стреляйте, черт с вами! Стреляйте!

— Сядьте и перестаньте кричать, — сказал Сергей, — вы можете искупить вину.

Житухин опустился на лавку, недоверчиво глядя на Сергея.

— Ну да! Подложить мину — и самому… Кровью смыть, как это там говорится… Нет! Я не смогу.

— Давайте без истерик, Житухин. Вы можете принести пользу Родине, оставаясь живым.

— А где гарантия, что я все же останусь…

— Никаких гарантий я вам не дам, — перебил Сергей, — кроме одной: если вы откажетесь помогать нам, я вам гарантирую…

— Я понял! Я согласен!

— Так… Что вы делаете для Краузе?

— Печатаю продовольственные карточки. Ну, потом кое-какие исправления в разных документах…

— Каких документах?

— Паспорта, военные билеты… — Житухин суетливо поглядывал на дверь, нервно потирал руки.

— В чем дело? — спросил Сергей. — Вы ждете кого-нибудь?

Это был хороший случай проверить Житухина. Если он не скажет, что ждет Пашку, значит доверять ему нельзя.