Наш с тобой секрет (СИ) - Лизергин Богдана - Страница 16

— Тропикана женщина, — пробормотал папа, — Только слишком уж горяча и бешена. В тебе точно нет грузинской крови, дорогая?

Мы с Тамарой договорились встретиться на остановке. Сегодня я не заморачивалсь в внешним видом, надев простую серую футболку и джинсы с вышивкой на задних карманах. Зато на ноги нацепила тяжёлые чёрные ботинки со стальными носами и металлическими заклёпками. Берегитесь, любители наступать на ноги! Тамара взяла с собой фотоаппарат, и тут же щёлкнула меня в ореоле фонарного света.

— Перестань, — я заслонилась руками от камеры.

— Ладно тебе, это был проверочный кадр, — Тамара убрала фотоаппарат в кофр, — Я не удержалась, очень уж свет хорошо падал.

Мы вышли из трамвая. В этой части города я ещё не бывала. С одной стороны был пустырь, за которым виднелись блочные дома, с другой — тянулся железный забор. За ним находилась свалка старых отслуживших вагонов. Давно стемнело, поэтому лёгкое чувство страха скользнуло змейкой по позвоночнику. У Виталия была репетиция, поэтому он не мог нас встретить. Пройдя пару метров, мы увидели женщину с собакой, прогуливавшуюся вдоль забора. Она любезно подсказала нам нужную улицу и направление.

Клуб скрывался в одном из старых дворов-колодцев. На деревянном крыльце курила компания причудливо одетых молодых людей. Окна были закрашены чёрной красной и изрисованы неуклюжими граффити. Внутри было неожиданно прохладно, мягкий красноватый свет не врезался в зрение, а сцена находилась в некотором отдалении от столиков. Она была окружена матерчатой декорацией, разрисованной абстрактными фигурами ядовитых цветов. Мы с Тамарой сели за барную стойку. Папа дал мне двести рублей, взяв обещание сильно не напиваться. Мы взяли по “отвёртке” — водке с апельсиновым соком. Я отправила Виталию смс и отпила из стакана. Сок забивал вкус водки, поэтому коктейль пился легко.

— Привет, — за спиной раздался голос Виталия, — Нормально добрались?

Тамара сразу хищно впилась в него оценивающим взглядом и, видимо, осталась довольна первым впечатлением. Я представила их друг другу. Он заказал кока-колу и тут же осушил стакан, сказав про натруженное репетициями горло. Мы немного поболтали о пустяках. В разговоре он старался смотреть не только на меня, но получалось не очень: я постоянно натыкалась на его взгляд, печальный и выжидающий. Градус настроения медленно полз вниз, и даже высокий градус алкоголя не мог его поднять. Наконец он сказал, что ему пора. К тому времени я уже успела допить “отвёртку” и раздумывала над тем, не заказать ли мне ещё порцию. Тамара тоже быстро справилась со своей.

— Красивый мальчик, — сказала она, глядя на уходившего Виталия, — И ты ему чертовски нравишься, глаз с тебя не сводил.

— Красивый, — вздохнула я.

— А, понятно. Чувствую элемент любовной драмы: несчастный юноша по уши влюблён в прекрасную даму, но сердце дамы холодно, как лёд, — пафосно завела Тамара, — Или нет, сердце дамы отдано другому юноше, и он вызывает этого другого на дуэль. Выстрелы, кровь, попадание с трёх шагов, их обоих уносят на носилках. Дама не выдерживает такой душещипательной сцены и…

— И затыкает бездарной сказочнице рот, — я со смехом запечатала ей губы ладонью. Она мотнула головой, но не вырвалась. Я убрала руку.

— Не терзай пацана, жестокая красавица, — назидательно сказала Тамара, — Это как-то неправильно.

— Мне бы хотелось с ним просто дружить, — пробормотала я, — Он интересный собседник, смешно шутит и не лезет в душу.

— Всё равно неправильно.

Свет переместился из зала на сцену, знаменуя начало. На экране хаотично метались разноцветные пятна. Мы тут же соскочили со своих мест и подошли к сцене. Вышел организатор со вступительной речью, зачитал порядок выступления групп. Народу было мало, и сзади никто не напирал. Тамара вытащила фотоаппарат, немного отступила назад. Первыми выступали парни, похожие друг на друга, как близнецы: рваные красно-чёрные чёлки, полосатые тостовки и выбеленные лица. Группа “Вулкан Парнас”. Визжали гитары, кривлялся солист, что-то неразборчиво выкрикивая в скрежете странной музыки. Но толпа завелась и подпрыгивала в такт его воплям. Тамара сделала пару кадров и, положив кофр на сцену, рядом с огромной колонкой, тоже принялась прыгать, хватая меня за руки. Постепенно меня тоже захватила эта атмосфера. Я ждала группу Виталия, я ждала его друга. Мне было интересно, повторится ли магия их прошлого выступления, пронзит ли меня услышанный вживую голос с кассеты? Поэтому остальных я слушала вполуха.

Наконец на сцену вышли “Неизвестный исполнитель”. Виталий тепло поприветствовал собравшихся. Его взгляд искал меня, а когда наши глаза встретились, и он улыбнулся, внутри что-то заныло, как свежая ссадина. Я не выдержала и опустила глаза. Только сейчас я поняла, что нечестно было давать ему шанс. Правильнее было бы перевести наши отношения в плоскость дружбы, без утомительных и недосказанных переглядываний и напряжённых поз. Я твёрдо вознамерилась поговорить с ним после выступления.

Они играли уже знакомые мне песни. И это по-прежнему было прекрасно. Я подпевала и танцевала, закрыв глаза.

Последним выступал друг Виталия. Не нужно было обладать сверх-логикой, чтобы понять, кто сейчас выйдет на сцену. К тому моменту ожидание было взвинчено до предела. Закон подлости, не иначе: тот, кого ты ждала больше всех, выступает последним. Рома остался на сцене, за барабанами. Макс бросил ему какую-то коробочку. Он склонился над установкой, а когда повернулся, я увидела, что его верхние веки стали чёрными. Виталий передал свою гитару светловолосому парню, чьи скулы были выделены голубыми тенями с блёстками. Вслед за ним на сцену поднялся парень с накрашенными красной помадой губами. Он тащил за собой какой-то странный прибор и долго подсоединял к нему разные провода. Мы с Тамарой переглянулись. Она пожала плечами, одними губами прошептав "Голубые". Свет стал приглушённым. На экране заметались чёрно-белые виды старого Парижа, сменяясь видами Израиля. Музыканты, как и весь зал, замерли в ожидании. На сцену вышел солист. В полумраке был виден только его силуэт, по которому можно было понять — он одет в длинное чёрное платье. Резкий красный свет ударил в середину сцены, и он медленно переместился в этот поток. Босые ступни, чёрные татуировки, тонкие запястья, прислонённые к щеке, искусственный венок из чёрных роз точно скорбный нимб, на его обритой голове. Узнавание прошибло меня ударом хлыста. Висок заломило болью. Тамара громко сказала “Обалдеть”.

Николай Владимирович поднял голову. В правом ухе у него покачивалась золотая серьга в форме птичьего пера. Это было верхом эпатажа. Народ ещё не привык к крошечным “бриллиантовым” гвоздикам в ушах сладких мальчиков, а сейчас на сцене стоял парень в платье и с женской серьгой в ухе. В толпе предсказуемо начались роптания, но он обхватил микрофон двумя руками и запел без всякого сопровождения:

В дали Персидского залива

Там, где русалки грезят мной

Как далеко до Тель-Авива

Прощай, Египет, здравствуй зной

Идолы ждут, я к ним иду…

Его голос, завораживающий и чистый, вплетался в сердце словно терновник. Я кожей ощутила, как изменилась атмосфера в зале. Он убаюкал чужие всплески агрессии, разгладил напряжение, посеял семена красоты в сердца каждого слушателя. Но мне стало остро и горько, словно в моё сердце он посеял гвоздь. Я ощутила себя такой же неприметной и серой, как моя футболка, усмехнулась: надо же было, так угадать с одеждой.

Постепенно в ткань его голоса начала вплетаться музыка. Парень за странной машиной воспроизводил шумы, накладывающиеся на гитарные и барабанные ритмы. Я поняла, что Виталий имел в виду, говоря о странности его музыки. В ней было что-то первобытное, но вместе с тем — ни разу не слышанное, бесконечно зовущее, чеканное. Это было в сто раз круче, чем на кассете. Я скрестила руки на груди, впиваясь ногтями в плечи. Хотелось стоять так и не двигаться, растворяясь в дикарски прекрасной музыке, в голосе, вобравшем в себя всю красоту этого мира. Точно так же замер целый зал. Я боялась, что он узнает нас, стоящих чуть ли не вплотную к сцене, но он вообще не смотрел в толпу. Его рассеянный взгляд был направлен поверх голов собравшихся.